Рассекреченные архивные документы позволяют проследить прежде неизвестные историкам особенности рассмотрения прошений лиц, приговоренных советскими судами к смертной казни в первые послевоенные годы. Среди этой категории граждан заметно выделялись украинские националисты, не прекращавшие вооруженную борьбу против советской власти. Показательно, что даже самые идейные противники "москалей" своими прошениями в адрес высшего руководства СССР пытались любыми способами сохранить себе жизнь, и некоторым это удавалось.
Никто не хотел умирать
Решения о помиловании приговоренных к высшей мере наказания принимало высшее руководство страны. Снисхождения по смертным приговорам желали даже такие подсудимые, смягчить наказание которым было решительно невозможно вследствие тяжести содеянного. Вот совсем не националист, а украинец-орденоносец Николай Куличенко из Донбасса 1899 г. рождения. В 1949-м этот трудившийся до и после войны сменным монтером в шахте работник получил "за выслугу лет в угольной промышленности" не что-нибудь, а орден Ленина. А 2 октября 1952 г. военный трибунал Киевского военного округа приговорил Куличенко к расстрелу с конфискацией имущества.
Следствие выяснило, что подсудимый добровольно выехал из Енакиево, где он проживал, в Германию и с осени 1942 г. по март 1945 г. был комендантом лагеря для советских граждан, угнанных в гитлеровский рейх на каторжные работы. Комендантом он был весьма активным, систематически избивая сограждан резиновым шлангом до потери сознания "за различные нарушения лагерного режима" типа опоздания в строй. В июле 1944 г. Куличенко донес "лагерь-фюреру" на трех советских граждан, которые "похитили у немцев несколько посылок с продуктами питания". Этих людей вскоре повесили, а доносчик-комендант сам принимал участие в церемонии казни: "...подвел Тихомирова со связанными руками к виселице и поставил на подставку, а когда немец набросил на шею Тихомирова петлю, столкнул его с подставки". В конце войны Куличенко удалось бежать из своего лагеря и проникнуть на советскую территорию под видом угнанного в Германию.
Орденоносец свою вину признал, но просил сохранить ему жизнь1.
Отметим, что процедура рассмотрения прошений о помиловании приговоренных к смертной казни в начале 1950-х гг. была оперативной. Уже через три недели после вынесения Куличенко приговора в Киеве, 23 октября 1952 г., его ходатайство с кратким изложением содеянного отразилось в письме председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.М. Шверника2 "в Президиум ЦК КПСС И.В. Сталину" вместе с делами еще 35 подсудимых. Высшему руководству страны предлагалось и решение по поводу прошений о помиловании: 21 октября ходатайства "в предварительном порядке" рассмотрели председатель Верховного суда СССР А.А. Волин, председатель военной коллегии Верховного суда СССР А.А. Чепцов и генеральный прокурор СССР Г.Н. Сафонов.
Куличенко в числе кандидатов на помилование не оказалось3.
Беднякам скидок не положено
При жизни Сталина ни орден, ни социальное положение из бедняков не считались смягчающим обстоятельством при рассмотрении прошений о помиловании. Не помогло бедняцкое происхождение жителю села Новицы Станиславской области (ныне - Ивано-Франковская. - Авт.) Илье Василиву 1925 г. рождения. И немудрено - этот молодой человек со средним образованием и в дивизии "Галичина" служил и был ранен, и в УПА (деятельность организации запрещена на территории Российской Федерации) командовал взводом, а с июля 1949 г. по апрель 1952 г. возглавлял "провод" (районную организацию. - Авт.) ОУН в Калушском районе своей области. На его совести только в последней ипостаси - сожжение грузовой автомашины в селе Валуй и колхозных построек с десятью лошадьми в селе Голынь, расстрел председателя колхоза Мельника на глазах жены, повешение гражданина Кучерака, подозревавшегося в связях с органами МГБ. Василив в суде все эти эпизоды отрицал, несмотря на многочисленные показания свидетелей, а в прошении о помиловании написал, что "он в молодом возрасте попал под влияние националистов и обещает искупить свою вину добросовестной работой"4.
Добросовестно потрудиться приговоренному 19 сентября 1952 г. военным трибуналом Прикарпатского военного округа к расстрелу с конфискацией имущества Василиву так и не пришлось, равно как и другому выходцу из крестьян-бедняков Петру Колеснику из села Великие Чернокинцы Тернопольской области 1927 г. рождения. Среди деяний этого боевика УПА и ОУН (деятельность организаций запрещена на территории Российской Федерации) помимо убийств советских воинов и активистов выделяется единоличное убийство в селах Пышники и Барыш на Тернопольщине в феврале 1945 г. 5-6 "советских граждан польской национальности" и сожжение до 20 дворов.
Колесник, схваченный, как и Василив, с оружием в руках, виновным себя признал и пытался в прошении о помиловании давить на жалость таким вот образом: "...он вступил в УПА из-за несправедливого отношения к нему местных жителей польской национальности, которые, являясь бойцами истребительного батальона, преследовали его за предполагаемую связь с оуновским подпольем; во время предварительного следствия отказался от своих националистических взглядов и выдал пособников бандитов; обещает искупить свою вину трудом"5.
Фраза об искуплении своей вины трудом встречается в прошениях о помиловании оуновских боевиков часто, а самые дерзкие адвокаты приговоренных к расстрелу добавляли порой и более идеологически выдержанные конструкции, очень далекие от понимания взявшихся за оружие западноукраинских жителей. В прошении в адрес Президиума Верховного Совета СССР Дмитрия Балагурака, приговоренного 17 января 1953 г. военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу с конфискацией имущества, читаем:
"Благодаря следственным органам, а также книгам, которые мне дали прочесть за время пребывания в тюрьме, я понял, какой вред нанес советской власти и советскому народу. Мне хочется заявить вам, законодательному органу, что расстрел не является тем наказанием, которого я заслуживаю, так как расстрел - это минута переживаний, а я хочу весь остаток жизни переживать за свою вину и в то же время осуществлять благородные и мудрые цели великой партии Ленина - Сталина"6.
Изобретательность адвоката, ловко стилизовавшего раскаяние уроженца села Москаливки Станиславской области 1924 г. рождения, в этом случае помочь не могла. У Балагурака, с марта 1943 г. служившего гитлеровцам в частях СС, а с июня 1944 г. воевавшего с советской властью в рядах националистов и схваченного в июне 1952-го на посту руководителя Коломыйского районного провода ОУН, кровавых эпизодов хватило бы на несколько расстрельных приговоров7.
Выдать не значит выжить
Документы о помиловании показывают, что работа на две стороны в стиле инженера Азефа, совмещавшего работу в боевой организации эсеров с сотрудничеством с охранкой, в случае западных украинцев неизменно становилась отягчающим обстоятельством, исключавшим помилование. Так было и с упомянутым выше Петром Колесником, не избежали расстрела и остальные помощники советских спецслужб в борьбе с бандитизмом.
Односельчанин Ильи Василива из села Новицы Николай Король 1922 г. рождения в своем прошении о помиловании упирал на то, что он "явился с повинной в органы МГБ, до ареста активно сотрудничал с этими органами и указал место укрытия банды, в результате чего были ликвидированы два бандита". Из дела Короля явствует, что в рядах оуновцев он обучался "следственному делу", допрашивал подозрительных для националистов лиц, в том числе упомянутого выше гражданина Кучерака, который был повешен по его указанию. Король "проводил активную деятельность по выявлению лиц, оказывавших помощь органам МГБ в ликвидации оуновцев", а с ноября 1951 г. и сам пополнил ряды таких лиц после конспиративной встречи с работниками МГБ, оставившими его на нелегальном положении.
Приложенная к делу справка из управления МГБ по Станиславской области утверждает, что роль советского агента Король исполнял небрежно и "не оправдал доверие органов". В июне 1952 г. он был арестован, а 19 сентября того же года получил смертный приговор по одному делу с Василивым8.
Характерно, что кровавых эпизодов в деле Короля заметно меньше, чем у остальных приговоренных к расстрелу националистов. Не исключено, что его просто убрали с помощью расстрельных статей Уголовного кодекса, чтобы избавиться от человека, который слишком много знал. Таков был и приговоренный 20 сентября 1952 г. военным трибуналом Прикарпатского военного округа к расстрелу с конфискацией имущества студент-медик Петр Иванишин из села Шешоры Станиславской области 1923 г. рождения. Изложенные в приговоре эпизоды его преступной деятельности исключительно коллективные, "в составе группы лиц", а вот работа на органы МГБ после задержания в августе 1951 г. была весьма активной:
"...находясь в течение девяти месяцев на нелегальном положении, содействовал в ликвидации 22 оуновцев, из них 15 человек руководящего состава; вместе с сотрудниками МГБ десять раз выезжал на различные операции против бандитов; передал органам МГБ оуновскую кассу в сумме 25 тыс. рублей"9.
Похоже, сгубила окончившего два курса Львовского медицинского института Иванишина излишняя откровенность в прошении о помиловании. Он честно назвал лично уговаривавших его помогать советской власти больших украинских руководителей во главе с председателем Президиума Верховного Совета УССР М.С. Гречухой10. Такая информация что для киевского, что для областного станиславского начальства была опасной: конспиративную связь с матерым оуновцем вполне могли при случае вменить в вину. С Иванишиным поступили просто: приняв к сведению его работу на органы, управление МГБ по Станиславской области добавило, что "во время сотрудничества с органами МГБ он высказывал недовольство советской властью и зарекомендовал себя как ярый украинский националист, в связи с чем в июне 1952 г. был арестован"11. 12 декабря того же года приговор был приведен в исполнение в Станиславе.
Раскаяние "ягнят"
В отличие от Азефа, основным мотивом поступков которого был авантюризм, оуновцы в начале 1950-х гг. становились двойными агентами из вполне конкретных побуждений. Предварительным условием их работы на советскую власть становилось именно сохранение жизни человеку, сотрудничающему с МГБ. Именно об этом Иванишин разговаривал с номинальным главой УССР Гречухой, об этом же местные оперативные сотрудники договаривались с важными для них фигурами подполья.
Ничто другое, кроме личного спасения, не могло заставить работать на советскую власть такого, например, боевика, как Иван Андрухив 1923 г. рождения из села Романовка Дрогобычской области. Хорошо владея автоматом и приемами удушения, он был лично причастен к убийству почти 20 человек, а также не раз занимался уничтожением портретов "руководителей КПСС и Советского правительства". При этом с ноября 1951 г. по июнь 1952 г. Андрухив использовался органами МГБ в качестве агента и в прошении о помиловании указал, что помог "ликвидировать окружного проводника ОУН и задержать шесть бандитов".
Управление МГБ по Дрогобычской области эти факты подтвердило, в том числе и участие Андрухива в задержании двух оуновцев в мае 1952 г., а его арест уже в июне того же года мотивировало так:
"...стал вести себя враждебно по отношению к существующему советскому строю, проявлял недисциплинированность, разлагал агентов-боевиков, несколько раз напивался пьяным, а также проявлял террористические намерения по отношению к агентам и оперработникам".
8 января 1953 г. военный трибунал Прикарпатского военного округа вынес Андрухиву расстрельный приговор, прошение о помиловании не помогло12.
В отличие от двойных агентов, у непримиримых борцов с большевизмом из верхушки ОУН шанс сохранить жизнь, как ни странно, был. Понятно, что не у всех. Дипломированный юрист с двумя высшими образованиями, полученными в Люблине и Брюсселе, магистр права Юлиан Матвиив 1914 г. рождения верно служил гитлеровцам в украинской вспомогательной полиции, а после войны сделал карьеру в ОУН с кличкой Недобитый, будучи арестован в мае 1952 г. в качестве главы Буковинского окружного провода. На современной Украине Матвиив почитается как герой и непримиримый борец с большевиками, в прошении же о помиловании он признал свою вину и раскаялся, а также указал, что "помог органам следствия в задержании других членов ОУН и раскрыл все секреты националистов"13.
Помилования не последовало, и 8 апреля 1953 г. подсудимый был расстрелян в киевской Лукьяновской тюрьме.
А вот арестованный в январе 1952 г. глава Львовского краевого провода Евгений, он же Андрей Пришляк 1913 г. рождения, остался жив. 12 ноября 1952 г. военный трибунал Прикарпатского военного округа приговорил его к расстрелу с конфискацией имущества. Подсудимый вину признал, в прошении о помиловании был скуп на слова, просил "сохранить ему жизнь и дать возможность искупить вину честной работой". 8 января 1953 г. Президиум Верховного Совета СССР в помиловании отказал, но 21 февраля МГБ возбудило ходатайство о замене Пришляку смертной казни на 25 лет тюремного заключения "по оперативным соображениям". Они состояли в том, что старший брат подсудимого Ярослав Пришляк (1911-2004) к тому времени обосновался в Бельгии, и советские органы рассчитывали использовать Евгения-Андрея в своей зарубежной работе. Решение о помиловании руководство страны принимало в десятых числах марта 1953 г., уже после смерти Сталина14.
.jpg)
Свои 25 лет Пришляк отсидел от звонка до звонка, в 1987 г. умер советским гражданином, а ныне, после перезахоронения в 2014 г. во Львове, является предметом особого поклонения современных националистов.
...Гордо умирать за идею в начале 1950-х гг. ни лидеры оуновцев, ни боевики поскромнее не считали нужным. Они лихорадочно цеплялись за жизнь уже после вынесения смертного приговора, признавая вину и раскаиваясь в содеянном.
1. РГАСПИ. Ф. 3. Оп. 9. Д. 1. Л. 40-41.
2. Шверник Николай Михайлович (1888-1970) - советский партийный и государственный деятель, в 1946-1953 гг. - председатель Президиума Верховного Совета СССР, в 1946-1953, 1957-1966 гг. - член Президиума ЦК КПСС.
3. РГАСПИ. Ф. 3. Оп. 9. Д. 1. Л. 34.
4. Там же. Д. 4. Л. 19-20, 22.
5. Там же. Д. 7. Ч. 1. Л. 30-32.
6. Там же. Д. 13. Ч. 1. Л. 113, 123.
7. Там же. Л. 119-121.
8. Там же. Д. 4. Л. 19-22.
9. Там же. Л. 22-25.
10. Гречуха Михаил Сергеевич (1902-1976) - в 1939-1954 гг. председатель Президиума Верховного Совета УССР.
11. РГАСПИ. Ф. 3. Оп. 9. Д. 4. Л. 22.
12. Там же. Д. 19. Л. 87-89.
13. Там же. Д. 13. Ч. 1. Л. 62-66.
14. Там же. Д. 7. Ч. 1. Л. 86-88; Д. 13. Ч. 1. Л. 12, 43-45.