Кровавая пахота: Корреспондент "РГ" побывал на позициях ополченцев в Мариуполе
- А броник-то у тебя украинский. Трофейный что ли? - хмурятся ополченцы, пока я неуклюже выбираюсь из машины. - Как бы тебя тут наши не подстрелили по ошибке.
Нервно усмехаюсь.
- А не смешно, - вполне серьезно говорят мне. - Лучше закрыть его чем-нибудь. Увы, громоздкий бронежилет под куртку не помещается. Снимаю его. Еще не хватало попасть под дружественный огонь.
- Главное условие: никакой съемки и записи. Ни фото, ни видео, даже на диктофон записывать не нужно. Бойцы, позиции, названия локаций, имена, позывные - ничего этого не должно быть, - предупреждают меня.
Здесь все гораздо строже, чем там, куда привозили журналистов раньше. Оно и понятно: в городе идут боевые действия и не всегда понятно, есть ли на соседней улице противник. Впрочем, сюда журналистов и не пускают. Попасть в этот район Мариуполя удалось через знакомых знакомых. И, кстати, даже при желании, дать привязку к местности я бы не смог: просто понятия не имею, куда именно меня привели. Города-то я не знаю. Какие-то гаражи, разбитые многоэтажки без окон, убитая дорога, завалы из обломков. Неподалеку гулко и часто бахает.
- Вот этот дом мы недавно брали штурмом, - уставший бородатый ополченец кивает на девятиэтажку напротив. - Вон в той квартире сидел снайпер. У нас из-за него два "двухсотых". Но подошел БТР, дом взяли.
Он говорит об этом спокойно и буднично. Я вдруг понимаю: а ведь здесь это и есть будни. Рутина. Кровавая пахота. Во многих районах города идут такие же бои за каждый дом, превращенный в крепость, напичканную огневыми точками. Мой собеседник вдруг настораживается, прислушивается, выделив в несмолкающем гуле боя какой-то особый звук, быстро смотрит вверх.
- Мина полетела. Вот еще одна. Не в нас, - невозмутимо констатирует он. И продолжает, как ни в чем не бывало: - Вон воронка видишь? От вчерашнего снаряда. С той стороны дороги. А я на другой стороне был. Вниз спускался, своих бойцов проверял. Чудом не задело.
Снова взгляд вверх на дом неподалеку, пауза в разговоре. И негромко, коротко, не мне уже - подчиненным:
- Ребята, проверьте. Девятый этаж, квартира справа у торца.
Теперь и я, с запозданием замечаю блик. Оказывается, ничего страшного: не оптика, а всего лишь отблеск солнца на уцелевшем осколке стекла. Следить за обстановкой здесь - это уже, наверное, рефлекс. Хотя ничего удивительного нет, если от подобных "мелочей" зависит жизнь. Спрашиваю, что больше всего запомнилось за последние дни?
- Как семью одну вывозили. Потом еще одну. И потом еще, - скупо отвечают мне. Подробности не рассказывают. Но дают понять, что местных жителей здесь нередко приходится эвакуировать из-под огня.
Ополченцев местные сейчас воспринимают как защитников и помощников. Они делятся с мариупольцами пайками и при необходимости медикаментами. Подхожу к бойцам, дежурящим у пикапа. Один - в возрасте, другой помоложе. В кузове автомобиля из-под брезента торчит ствол внушительного калибра. Бойцы настороженно смотрят вокруг. Мониторят обстановку.
- Больницы в городе не работают, за медицинской помощью люди из подвалов приходят к нам. Наши медики помогают, лечат. Недавно был случай: взрывом оторвало ногу беременной женщине. Пострадавшей оказали первую помощь, отвезли в больницу. Женщину удалось спасти. Она родила здорового ребенка, - об этом тоже здесь рассказывают спокойно. Это тоже сейчас реалии Мариуполя.
Сами мариупольцы, кстати, стараются помогать друг другу. Мне рассказывают, как в подвале люди принимали роды. Ребенка с матерью удалось вывезти. А еще о том, что здесь в порядке вещей стало принимать в свою семью детей погибших соседей. Несколько таких сродненных бедой семей уже вышли из города.
Напрашиваюсь на небольшую "экскурсию" по окрестностям. За пределами расположения подразделения ополченцев можно немного снять. Но на разбитой взрывами дороге сильно трясет, и здесь лучше не останавливаться. При этом стекло военного внедорожника заляпано грязью и опустить его нельзя. А за грязным стеклом - результат сильных боев в плотной застройке. Сгоревшие магазины, почерневшие от копоти дома, провалы вместо квартир и целых подъездов. Среди развалин бродят потерянные люди. Кто-то везет на тележке продукты из продовольственного склада.
Становлюсь невольным свидетелем переговоров по рации. Идет проверка домов по одному адресу, второму. И неожиданное сообщение: на седьмом этаже ополченцы обнаружили семью, которая не может спуститься вниз: в подъезде рухнули лестничные пролеты, отрезав выход из дома. Люди в квартире выжили чудом. Еду и воду им подают на веревках. По рации обсуждают, как провести эвакуацию на простреливаемой улице. Но нам туда нельзя. Поворачиваем.
- Дальше не поедем. Там нас могут расстрелять, - все с тем же удивляющим меня фронтовым спокойствием объясняет водитель.
Возвращаемся на позиции. Прежде чем вывезти меня из города, ополченцы уходят изучить местность. Иначе небезопасно. Я же, пока есть время, захожу в ближайший двор, разговариваю с людьми.
- Украинские военные у нас перед подъездом гаубицу поставили. Между домами - закрытое пространство и от выстрелов стекла вылетали и наши "панельки" аж тряслись. А еще они вскрыли магазин и набрали там продуктов, а когда люди тоже начали приезжать за едой - стали стрелять по колесам. То есть получается, им есть надо, а нам нет! Да мы бы и рады были купить продукты, но никто ведь ничего не продавал! - рассказывает Наталья.
- Зеленский дал Мариуполю звание города-героя дал. Посмертно, наверное. А вот что ж он свою семью сюда не привез, чтобы они здесь тоже под обстрелами прожили? Почему не давал коридоров выйти людям? А знаете, как было в самом начале? У кого прописка запорожская - тех еще могли выпустить, у кого мариупольская - сразу возвращали обратно в город. Сделали из нас живой щит, пушечное мясо. Даже когда ДНР открыла нам коридоры - украинские военные все равно обстреливали людей. До сих пор стреляют, - вздыхает Нина.
Меня зовут к машине. Пока дорога не простреливается, нужно уезжать.