Андрей Тарковский: Моей душе тесно во мне, мне нужно другое вместилище

Андрей Тарковский - величайший режиссер в истории кино. Его по праву называют крупнейшим русским мастером. Но волею судьбы у него была два дома - Россия и Италия. Почему для эмиграции Тарковский выбрал именно наполненную искусством Италию? Почему сегодня этот выбор не кажется случайным? Что особенного в его последних фильмах "Ностальгия" и "Жертвоприношение"?

К девяностолетию со дня рождения режиссера Андрея Тарковского в издательстве "Выргород" вышла книга писателя, драматурга, режиссера Льва Наумова "Итальянские маршруты Андрея Тарковского". Это результат многолетнего изучения работы мастера за рубежом.

Где гений места Андрея Тарковского? Может в Москве, где частично прошло "Андреево детство"? Или в Юрьевце, где будущий режиссер провел свои военные школьные годы, а потом все увиденное и пережитое воплотил в великом фильме "Зеркало"? Или это дом в поселке Мясном Рязанской области, который приобрела семья Тарковских? Или Италия, к которой режиссер прикипел всей душой и которая стала его второй родиной. И хотя судьба заносила его и в Берлин, и в Швецию, и в Париж, именно итальянская часть жизни оказалась столь значимой, что едва не перевесила русскую.

В Италии Тарковский поселился в Тоскане, сердце Флоренции, часто бывал в Монтерки и Баньо-Виньони, где проходили съемки "Ностальгии". Но Лев Наумов, который прошел вслед за режиссером по всем его итальянским маршрутам, точно знает, что мест, с которыми у Тарковского возникли интимные творческие отношения, было гораздо больше.

Жанр этой книги сразу и не определишь. Она обладает всеми чертами биографической литературы и кинематографического исследования, но одновременно напоминает и познавательнейший туристический путеводитель, обильно сдобренный культурологическими вставками и воспоминаниями главного героя, его друзей, коллег...

Путешествие рождает вдохновение, потому читателям предстоит гнаться за вдохновением Андрея Тарковского, следуя теми же маршрутами, посещая те же места, погружаясь в те же истории. В конечном счете в центре повествования оказывается он - мятежный дух, поэт, пророк, отвергнутый своим отечеством. О Тарковском написано много книг, но Наумову удалось найти совсем неожиданные, даже парадоксальные входы в художественный мир режиссера.

С разрешения издательства "Выргород" публикуем отрывок из книг Льва Наумова "Итальянские маршруты Андрея Тарковского".

Отрывок из книги "Итальянские маршруты Андрея Тарковского"

(М.: Выргород, 2022)

Награды всё прибывали - за "Иваново детство", "Рублёва" и "Солярис". На адрес Госкино и "Мосфильма" приходили не только письма от зрителей, но и приглашения Тарковскому на мировые киносмотры, а также поздравления от коллег. Автору передавали далеко не всё. Чаще он узнавал о депешах случайно. Его международное признание было уже состоявшимся фактом. Это делало ситуацию всё менее контролируемой для советских чиновников и совершенно невыносимой для режиссёра. 20 октября Андрей оставил в дневнике крайне важную запись: "Одна из дурных мыслей: ты никому не нужен, ты совершенно чужд своей культуре, ты ничего не сделал для неё, ты ничтожество. А если серьёзно задают вопрос в Европе, да и где угодно: "Кто лучший режиссёр в СССР?" - Тарковский. Но у нас - молчок. Меня нет, и я - пустое место... Мне тесно, моей душе тесно во мне; мне нужно другое вместилище".

Примечательно, что под "своей культурой" режиссёр вновь имеет в виду официальную советскую. Чужим он ощущает себя, а вовсе не её по отношению к "русской культуре" - категории всё чаше возникающей в диссидентских книгах, рассматривающих застой, как патологическое отклонение.

Всякий раз, когда заходит речь о тернистом пути признания Тарковского на родине, вспоминается один сюжет, который вполне может оказаться историческим анекдотом, но даже в этом статусе много объясняет. Как-то Эйно Рахья - телохранитель и проводник Ленина, организовавший его переезд из Разлива в Финляндию, а потом в Петроград - сказал своему собеседнику: "Таких [талантливых, одарённых] людей как вы надо резать. Ни у какого человека не должно быть никаких преимуществ над людьми. Талант нарушает равенство". Адресованы эти слова были не кому иному, как Фёдору Шаляпину.

Фото: издательство "Выргород"

Концепция всеобщего равенства в материальном аспекте показа ла свою несостоятельность уже на ранних этапах коммунистического эксперимента и сделала это столь наглядно и убедительно в своей неразрешимости, что в фольклоре осели аксиомы вроде: "Все равны, но кто-то равнее". Однако на неравенство в духовной сфере страна победившего материализма порой реагировала куда более остро. Это и понятно, поскольку материальное неравенство носило либо субъективный, либо преодолимый характер, тогда как духовное иногда становилось опасно объективным. В том числе и поэтому на советской почве возникло такое множество выдающихся авторов, привлекавших внимание всего мира.

Под "другим вместилищем", о котором говорит режиссёр, разумеется, не следует понимать какое-то иное тело. Ему становился тесен "советский Тарковский", но иного модуса бытия Андрей пока не мог себе представить. Так что не следует здесь видеть намёков на эмиграцию. Идею отъезда в другую страну до поры он отвергал, что нетрудно подтвердить, например, дневниковой записью от 3 мая 1974 года: "Италия на этот раз произвела на меня ужасное впечатление". Действительно, с 25 апреля по 1 мая режиссёр находился на Апеннинском полуострове в третий раз. Поводом стала римская премьера "Соляриса" через полтора года после выхода фильма.

Не вполне ясно, что значит "на этот раз", поскольку и о прошлой поездке Андрей остался невысокого мнения. Впрочем, тогда это можно было списать на компанию и организацию. Сейчас же они летели втроём с Бондарчук и Банионисом. Факт остаётся фактом: лучезарные впечатления от Италии 1962 года сменились тягостными эмоциями 1972-го, а затем ещё более скверными, "ужасными" 1974-го. Причины Тарковский пояснил в той же записи: "Все говорят о деньгах, о деньгах и о деньгах. Видел Феллини. Он очень высоко ставит мои способности. Смотрел его "Амаркорд". Интересно. Но всё-таки для зрителей. Кокетничает и очень режет - торопится понравиться. Но человек чудный и глубокий.

Рассказывал о том, как на III Московском фестивале Герасимов сутки его уговаривал снять с конкурса "Восемь с половиной" [1963]. Мол, не получит ничего. Феллини был удивлен, что я получаю меньше зарплату, чем Герасимов. По его мнению, должно было бы быть наоборот".

История про мэтра не могла не понравиться Тарковскому, но в её справедливости вновь приходится усомниться. На самом деле фильм "Восемь с половиной", который в итоге получил в Москве гран-при, не хотели допускать к конкурсу. Главным препятствием на пути картины к советскому зрителю стал официозный критик Ростислав Юренев. Ленте инкриминировали "измену традициям неореализма", космополитизм, индивидуализм и многое другое. Только благодаря влиянию Герасимова, участие фильма удалось отстоять.

В кинематографических кругах ходит история, будто потом Сергей позвал Феллини к себе домой, где угощал пельменями. Отужинав, итальянец, якобы, заявил: "Господин Герасимов, к несчастью, я, не видел ни одной вашей работы, но в пельменях вы, определённо, выдающийся мастер".

Вообще, не стоит преувеличивать то, насколько Сергей был "государственным" режиссёром. Если это и имело место, то к тому времени осталось в прошлом. Упоминавшаяся картина "Люди и звери" - одна из выдающихся его лент - после достаточно помпезного и широкого выхода сразу в лидеры национального проката, была "рассмотрена" компетентными органами и торопливо запрещена.

Ни в каких крупных международных фестивалях, кроме обсуждавшегося Венецианского, она не участвовала. В СССР фильм не включили даже в мемориальную ретроспективу, приуроченную к годовщине смерти Герасимова в 1986 году.

Так или иначе, приведённые выше слова Тарковского венчаются следующим выводом: "Раньше я подумывал о возможностях заграничных. Теперь я их боюсь. Страшно мне. Тяжело там. И жить, и работать".

Программа визита группы "Соляриса" в Италию вновь включала остров Капри, Рим, Неаполь и ещё Милан, куда Андрей и компания не попали во избежание скандала. Последнее обстоятельство особенно интересно в свете того, какую роль этот город сыграет в судьбе режиссёра впоследствии

Рассказать о произошедшем, включая встречу с Феллини, попросим Донатаса Баниониса: "Премьера фильма должна была состояться в Милане. До премьеры нас отвезли на несколько дней отдохнуть на остров Капри. Это был конец апреля. Как раз там мы отпраздновали мое пятидесятилетие. Наташа [Бондарчук] подарила мне керамического ослика, которого я бережно храню. Через несколько дней мы должны были с Ка при отправиться в Неаполь, а оттуда лететь в Милан. Но вот Андрею кто-то сказал, что прокатчик его фильм укоротил, кое-что вырезав. Тарковский возмутился: Раз так, я там, в Милане, устрою скандал. Прессу позову. Организую пресс-конференцию. Так нельзя!" Тарковский ни с кем не считался. Он не страдал от комплекса неполноценности. Скорее наоборот: всегда был прав! Он не думал о том, хорошо или плохо поступает".

Сложившаяся ситуация стала причиной нервного срыва режиссёра, произошедшего на Капри 28 апреля. Когда они все вместе отмечали пятидесятилетие Баниониса, Андрей очень неожиданно и резко наорал на официанта. Донатас как раз склонен связывать это с напряжением из-за сокращения картины.

Актёр продолжает: "Вместе с нами был переводчик-итальянец. В свое время он учился в Москве во ВГИКе и говорил по-русски. Увидев, как возмущен Андрей, он понял, что может произойти скандал. Так как наша поездка финансировалась из Милана, видимо, было решено нас задержать в дороге, чтобы мы не успели на премьеру. И вот мы, готовые к отплытию в Неаполь, стоим на пристани на острове Капри. Паром уже вот-вот должен отплыть, а наши вещи, как оказалось, оставлены в гостинице. Я увидел, как один из тех, кто был ответствен за доставку наших чемоданов, стоит за углом и пальцем не шевелит. Не знаю, видел ли он меня, но я его видел отчетливо. Мне стало ясно, что решено нас задержать, чтобы мы не успели в Неаполе на самолет, летящий в Милан. А главное, чтобы мы не попали на премьеру. Когда паром тронулся, приехали и наши вещи. Но делать было нечего: пришлось ждать, когда другой паром отвезет нас в Неаполь. Тарковский был вне себя - уже стало ясно, что в Милане нам делать нечего. Нам сказали, что из Неаполя мы поедем на поезде в Рим, где нас примет Федерико Феллини. Это должна была быть своеобразная моральная компенсация".

Прервёмся. Дело в том, что упомянутый выше переводчик-итальянец будет играть весьма заметную роль в дальнейшем, потому с ним стоит познакомиться. Его зовут Норман Моццато. Позже Андрей поселится в его римской квартире, а сам Моццато станет личным ассистентом и помощником режиссёра на "Ностальгии" и не только. Встретившись с Норманом при таких неприятных обстоятельствах, лично на него Тарковский зла не держал. Да и глупо винить переводчика.

Далее Банионис вспоминает: "Итак, мы прибыли в Рим, и в тот же день в своем офисе нас принял Федерико Феллини. Глядя на него как на что-то недосягаемое, я сидел и молчал. А Тарковский разговаривал с Феллини. Будучи человеком без комплексов, он общался с великим итальянцем на равных, жаловался, как ему трудно работать, на что Феллини ответил: "Ты думаешь, что мне разрешают снимать всё, что мне вздумается? Нет, я де лаю то, что заказывает продюсер. Он дает деньги, он и указывает". Справедливости ради надо признать, что это "разрешают - не разрешают" у Феллини и Тарковского сильно отличались. Феллини разве что мог не получить деньги на съемку фильма. Тарковскому же ставить фильм могло быть запрещен о "сверху", по политическим причинам. А это была огромная разница.

Вечером Феллини пригласил нас поужинать в ресторане. Владелица ресторана была старой знакомой режиссёра. Он снял её в фильме "Амркорд". Феллини рассказывал, что в молодости ему жилось трудно: он был беден, и часто не хватало денег на еду. Тереза - так звали эту полную, уже немолодую женщину - давала ему поесть".

Для полноты картины дадим слово и Наталье Бондарчук: "Тарковский любил Италию [несмотря на то, что он сам писал в дневнике]. "Они - как наши, - это была высшая оценка итальянцам. - И у них душа нараспашку". В Риме мы пошли на просмотр новой картины Федерико Феллини "Амаркорд"... Тарковский смеялся, иногда восхищенно восклицал или бурно возражал, словно сам создал эту картину и теперь пытается её подправить. "Вот так никогда не режь кадр", - неожиданно сказал он мне. По этой реплике я поняла, что Тарковский знает, что я учусь на режиссёрском факультете. "Он режет сам себя", - громко возмущался Тарковский, вызывая удивленные взгляды итальянских зрителей. Но фильм ему очень понравился. Через день Федерико Феллини пригласил нас к себе в офис. Он принял Тарковского тепло, по-братски. Весело рассказывал нам о своих новых замыслах, связанных с фильмом "Казанова" [который выйдет в 1976 году под названием "Казанова Феллини"].

- Я смотрел твой фильм, Андрей, не весь, конечно, он очень длинный, но то, что я видел, это гениально, - сказал Феллини.

- Длинный фильм? - возмутился Тарковский. - А у тебя что - много коротких фильмов?

А я смотрел их все до конца!

- Не переживай, я знаю: ты и я, мы - гении! - улыбнулся Феллини. - Вы,

русские, вообще гениальный народ. Как вы ухитряетесь снимать свои фильмы? О чём? У вас же ни о чём нельзя снимать! Я бы не снял у вас ни одной своей картины, потому что все мои картины о проститутках.

- А почему ты перестал занимать в своих картинах профессиональных актеров? - поинтересовался Тарковский.

- Дорого, - ответил маэстро, - и потом, я не знаю, как у вас, но у нас "звёзды", заключающие контракт, могут диктовать, что и как снимать режиссёру. И даже сколько должно быть в картине крупных планов.

- Да, вы, итальянцы, гениальный народ, я бы так не смог, - парировал Тарковский.

- И я не смог, поэтому и снимаю вместо актеров... - Феллини протянул Андрею Арсеньевичу кипу фотографий, отобранных для "Казановы", - удивительные типажи. Они ведь у меня даже текст не говорят, - улыбнулся Феллини, - я их прошу считать: раз, два, три... а потом, во время тонировки, подкладываю любой текст, какой мне нужно. Трудно сейчас снимать фильмы, - неожиданно сказал он, - денег нет, прокатчики горят на моих фильмах. Трудно, брат, но мы с тобой, конечно, гении...

Вечером Феллини пригласил нас в ресторан. К нашему столу приблизилась полная шестидесятилетняя женщина.

- Ну что, опять привел гостей, Федерико? - неожиданно фамильярно обратилась она к мастеру. - Ну, а сам что будешь есть?

- Ой, будто ты не знаешь, кашу, конечно, мою кашу, - ответил Феллини.

- Так я и думала, - произнесла женщина и царственно удалилась.

- Когда-то, в юности, я был так беден, что у меня часто не хватало денег расплатиться даже за обед, - рассказал нам Феллини, - и Тереза кормила меня. С тех по р я стал известным режиссёром, а она - владелицей одного из лучших ресторанов в Риме, но мы по-прежнему играем в эту игру: я - нищий Федерико, а она - моя благодетельница.

- Отличный, добрый, умный мужик, - отозвался Тарковский о Феллини, когда мы с ним попрощались. - И картины у него такие же, как и он сам".

Мы воспользовались редкой возможностью привести воспоминания разных людей об одних и тех же событиях. В совокупности они позволяют лучше представить, как было дело, чем одно усреднённое описание.

В этой короткой поездке по Италии Андрей вновь увиделся с Роберто Куомо. Мы не упоминали об этом прежде, но последний, помимо прочего, работал ещё и внештатным ассистентом на картине Михаила Калатозова "Красная палатка", которую продюсировал Франко Кристальди. Заметим, что в том же фильме в похожей должности участвовал и упоминавшийся ранее Валерий Сировский, что делает встречу с Роберто не тако й уж случайной. Согласно воспоминаниям Валерия, именно он предложил Кристальди выпустить киноальманах, посвящённый тому, как разные режиссёры видят Италию, а также сразу порекомендовал от СССР пригласить Тарковского. Нетрудно заметить здесь предвестье будущего фильма "Время путешествия".

Однако сам Андрей не писал об этом ничего. Он отметил лишь, что Роберто ушёл в самостоятельное продюсирование. На самом деле, это не совсем так. Послужной список Куомо довольно скромен. Он поучаствовал в нескольких картинах, например, "За лисом" (1966) Витторио де Сики или "Коморра" 114 (1986) Джузеппе Торнаторе, выполняя широкий спектр функции от звукооператора до редактора и, безусловно, продюсера. Помимо этого, деятельность Роберто была связана с набирающими популярность итальянскими криминальными драмами, которые в большинстве случаев в мировой прокат не попадали. Не желая никого обидеть, заметим: с точки зрения истории кино, быть может, одна из важнейших его заслуг состоит в том, что он познакомил Тарковского с несколькими чиновниками с телеканала "RAI".

Это имело огромное значение. Режиссёр сразу получил от телевизионщиков уже упоминавшееся предложение поставить "Сказки по телефону" Родари. Они были готовы и на "Идиота", и на "Иосифа и его братьев". И пусть ни один из этих проектов не будет воплощён, важно, что возник контакт с будущим заказчиком "Ностальгии" и "Времени путешествия".

Вернувшись в Москву, Тарковский был настроен действовать решительно и не засиживаться без дела. Не так давно закончился съёмочный период "Зеркала", и в один из последних дней работы в павильоне - 15 марта 1974-го - Андрей вновь встретился с Морицем Де Хадельном, а также его супругой, которые неожиданно приехали на "Мосфильм". Тогда режиссёр подарил гостям открытку с церковью Покрова на Нерли. На обороте он написал: "Дорогим де Хадельнам, этот собор Покрова на Нерли, где я снимал пролог к "Рублёву". Если бы у меня был настоящий - я бы подарил его вам тоже".

Нужно сказать, что одно время открытки с подобными словами стали "фирменным" подарком режиссёра. По воспоминаниям Морица, такова была их последняя встреча, хотя этот человек ещё появится на страницах настоящей книги.

Алчущий работы Тарковский 1 августа внёс в дневник развёрнутый план дальнейших действий, включавший письменные обращения к Сизову и Ермашу, предложения экранизаций для телевидения, а также организацию сеансов "Соляриса" для чиновников и деятелей культуры, чтобы заручиться их поддержкой. В качестве гостей Андрей намеревался пригласить Дмитрия Шостаковича, Иннокентия Смоктуновского (из чего можно сделат вывод, что в Италии он фильм не посмотрел), Григория Чухрая, Юлия Карасика, Евгения Суркова. Всего план насчитывал восемь пунктов, но приведём лишь два последних. Седьмой: "Если картина всё-таки не выйдет, или Ермаш к тому же сделает меня безработным, писать письмо Брежневу". И восьмой: "Если и оно не поможет, просить через Госкино выехать на два года за границу, чтобы найти возможность поставить там фильм, не компрометируя себя в идейном смысле".

Казалось бы, такой вариант Тарковский отвергал всего три месяца назад. Что изменилось?

Причиной перемены стало, пожалуй, главное событие из тех, которые случились в ходе третьей поездки Андрея в Италию - в Риме он познакомился с Тонино Гуэррой.

Сценарист был крайне заинтересован в этой встрече. Когда-то картина "Андрей Рублёв" потрясла его, и с тех пор он внимательно следил за творчеством удивительного, "самого духовного", по его словам, режиссёра. В свою очередь встретиться с Гуэррой, автором сценария фильма "Приключение", соратником Антониони и Феллини, очень хотел и Тарковский. Удивительно, что в ходе своего первого разговора они обсуждали вовсе не кино, а поэзию. Вообще, их тандем во многом имел литературную природу. Андрей сам вспоминает об этой встрече: "В смысле какого-то взгляда на жизнь, мы одинаково оценивали одни и те же явления, мы одинаково глядели на проблемы поэзии". Однако в Ит алии они провели вместе совсем мало времени, а потому "настоящее" знакомство, дружба и сотрудничество начнутся в Москве.