Другие ополченцы подтверждают, что украинские ДРГ и снайперы могут передвигаться по городу по подземным коммуникациям и возникнуть из ниоткуда в любой момент. А в некоторых квартирах оставлены схроны с оружием и боеприпасами, куда они периодически наведываются.
На подъезде к Мариуполю - очередной блокпост. На выставленных "кирпичиками" ящиках из-под боеприпасов надпись "Работайте, братья!". Въезжаем в город. В районе Метро, как обычно, идет раздача гуманитарки. Здесь и правда теперь кажется спокойнее, чем во время прошлых визитов в город. Людей на улицах стало заметно больше. На "зебре" под расстрелянным светофором дорогу переходят люди. Притормаживаем, пропускаем пешеходов. Странное впечатление. Если смотреть только на переход - вроде бы обычная жизнь. Только окружающая обстановка как из фильма-катастрофы.
На бульваре Шевченко - свежие могилки. У тротуара - сгоревшие троллейбусы. Вокруг - сожженные и разрушенные многоэтажки, разбитый частный сектор. На воротах уцелевших домов повязаны белые тряпочки и нанесены надписи крупным шрифтом: "Здесь живут люди". Гудит недалекий фронт. Но на взрывы и канонаду местные жители уже не обращают внимания. Углубляемся в центр города, фронт становится ближе. А вот здесь сегодня горячо.
Проезжаем разбитый то ли ночной клуб, то ли ресторан с остатками позолоты на раскуроченных взрывом дверях. Останавливаемся возле Покровского храма. Дальше на машинах нельзя, да и пешком нежелательно: громыхает часто и громко. В церковных подвалах живут люди, нам рассказывают о неразорвавшемся снаряде, упавшем рядом. С ним нужно что-то делать, пока не случилась беда. У ворот храма лежит труп в одеяле. Еще не успели похоронить. Все-таки идем дальше - к драмтеатру. Где-то совсем недалеко свистит и ложится мина. Сильно грохочет.
Площадь перед театром безлюдна и завалена обломками. Фасад посечен осколками, крыша и скульптуры на ней почернели от копоти. Заглядываю внутрь. Вестибюль, потемневшая фигурная лестница, обвалившаяся с колонн лепнина. Обгоревший труп. Чудом уцелевшая люстра. На месте зрительного зала и сцены - обломки рухнувшей крыши. Провалы вместо балконов.
Храм и драмтеатр хоть немного, но все же прикрывают от обстрелов, хотя мины и снайперские пули залетают и сюда. Но сейчас надо идти дальше. Родственники попросили ополченца Максима найти в зоне боевых действий местных жителей. Я напрашиваюсь в компанию.
- Ну, если очень хочется адреналина, - пожимает плечами он.
На самом деле не очень. Но иду сейчас не за адреналином. Может, потребуется помощь при эвакуации. С нами просится женщина-журналистка. Максим качает головой:
- Нет, я сейчас не могу позволить себе беспокоиться о женщине. Там слишком опасно, и, возможно, придется быстро бегать в бронежилете. В этих вопросах я сексист, извините. - Он поворачивается ко мне. - Идем. Я впереди, ты за мной. Не отставай.
Огибаем изрытый воронками театральный сквер, где с деревьев осколками скошены ветки. Идем по проспекту Мира. Подходим к позициям ополченцев, которые укрываются за перегородившими дорогу бетонными блоками. Максим вступает в недолгие переговоры, похоже, уточняет, как пройти безопаснее. Следуем дальше. Бетонные блоки с бойцами остаются позади. От этого как-то неуютно.
Спускаемся ниже. Ближе к портовой территории, к заводу "Азовсталь" и зоне боевого контакта. Двигаемся по проезжей части. Когда-то здесь, наверное, было оживленное движение. А сейчас становится не по себе на пустынной улице. На открытом пространстве чувствуешь себя хорошей мишенью. Навстречу нам посреди проспекта идет женщина с растерянным лицом и пластиковыми баклагами для воды.
- Что же вы так ходите-то, посреди улицы? - говорю я.
- А как надо? Я ж не знаю, - на растерянном лице появляется еще более растерянная улыбка.
Я вдруг понимаю, что и сам не уверен, как надо и как безопаснее. На открытом асфальте проспекта, где видно, куда ставишь ногу. Или с краю, на тротуаре, у домов-развалин, в которые можно шмыгнуть в случае чего, но где полно мусора, хорошо маскирующего мины, растяжки, неразорвавшиеся боеприпасы, где от стен может отрикошетить шальная пуля или осколок, а сверху что-нибудь обрушиться на голову. Замечаю, что немногочисленные местные жители все же предпочитают ходить посреди улицы. И, судя по всему, не из соображений безопасности, а потому что проще передвигаться так, чем через груды обломков и битого стекла.
А может быть, причина в другом... Проходим мимо трупа у тротуара. Тело прикрыто полиэтиленовой пленкой, из-под которой торчат только ноги. Удивительно, но вид трупов на мариупольских улицах почему-то не ужасает и даже не удивляет. Они теперь воспринимаются, как естественная и неотъемлемая часть Мариуполя. Как упавший столб, сгоревшая машина, расщепленное снарядом дерево.
Находим первый адрес. Пробитые осколками ворота. Узкий проход, заваленный обломками кирпича и шифера, досками, кусками жести и битым стеклом. Небольшой дворик. С одной стороны - побитый снарядами кирпичный дом, с другой - пара гаражей. В одном гараже - сооруженная из кирпичей печка, в ней еще горит огонь. Люди, которых ищет Максим, должны находиться в этом дворе. Но их здесь нет.
- Люди! Ау! - зовет Максим.
В ответ - только свист мины. И взрыв на улице. Ищем, зовем. Никого. А ждать нельзя - опасно. К тому же нужно найти человека по другому адресу. Уходим. Этот двор проверят позже еще раз.
Где-то в небе проносится самолет. Непрекращающийся грохот боя перекрывает особенно мощный взрыв. От него, кажется, содрогается весь город. Похоже, что-то серьезное сбросили на "Азовсталь". Со стороны завода поднимаются густые черные клубы дыма.
Выходим ко второму адресу. Кто-то запирает в подъезде лающего на чужаков пса. Здесь это уже не просто собака. Сильный верный пес - какая-никакая, а защита от мародеров.
Искомый человек на месте. Невысокая печальная женщина. Пока Максим говорит с ней, я осматриваюсь. Небольшой дворик прикрыт домами со всех сторон. Здесь мариупольцы чувствуют себя немного безопаснее. Но безопасность на самом деле мнимая: на газончике в центре двора вместо цветов - свежие могилки. Над земляными холмиками - сбитые из дощечек простенькие кресты. К крестам прислонены иконки. Надписей нет. Только в одну могилку вместе с крестом воткнут кусок пластиковой панели, на которой написано: "Баскаков Игорь Олегович. 4.11.1964 - 27.03.2022".
С одной стороны дворового кладбища на бельевых веревках сушатся вещи. С другой - скамейка, где играют дети. И над всем этим - несмолкаемый грохот уличных боев. Где-то рядом рвутся снаряды, свистят мины, стрекочут пулеметы и автоматы. А дети как ни в чем не бывало играют возле могилок, уделяя этим жутким звукам внимания не больше, чем наскучившей телепередаче.
- Они уже привыкли к обстрелам. Не реагируют, - говорит пожилая женщина. Зовет внучку: - Иди сюда, маленькая, хорошая моя! Папа с мамой за водой пошли, будь возле бабушки. Хорошо, что нам помогают российские солдаты. И продуктами, и в больницу отвезут, если надо.
- А уехать отсюда не хотите? - интересуюсь я.
- Хотим. Но как? Нас много, в подвале человек 30. Было еще больше.
А многим просто некуда ехать.
Я прошу рассказать о похороненных во дворе людях.
- Когда в дом попали три снаряда, погиб наш сосед. А его жене осколок в ногу попал. В больнице лежит, месяц уже, наверное, или больше. Еще одна женщина кровью истекла. И старенькая бабушка умерла. Ей 82 года. Ниной звали. Ирина мама. Вон Ира стоит.
Ира - та самая женщина, которую разыскивал Максим. Уезжать со двора, где похоронена мать, она отказалась. Только попросила Максима записать ее видеообращение к родственникам. Когда вернемся, он передаст послание.
- Я же не могу ее силой увезти к родне, - вздыхает Максим на обратном пути. - Многие не хотят уезжать, даже несмотря на то, что квартиры сгорели и имущество уничтожено. Особенно пожилые мариупольцы. Они считают, что лучше дождаться в родном городе, пока все изменится к лучшему.