Фильм "Оторви и выбрось" как срез особенностей национальной шарашки

В новой картине бабушка Вера Павловна хочет спасти внучку Машу от тлетворного влияния вернувшейся из тюрьмы дочери Оли и для этого готова на что угодно, включая убийство. Нравы семейки сформированы тюремным бытом, в котором обитают все герои фильма: половина персонажей сидит, вторая половина их охраняет. Оля загремела в тюрьму, ибо выколола глаз жениху - полицейскому Олегу, и теперь на ножах с матерью, которая, как сказано, хочет отнять у нее дочку. Для анамнеза в сюжете наличествует надзирательница - мастерица по выбиванию зубов - с сыном-охранником и мужем-вертухаем (лаконичные, но шикарные Ольга Лапшина, Данил Стеклов и Виталий Хаев). Парой живописных сцен обозначив суть смертного конфликта, режиссер, он же сценарист, разворачивает полуторачасовую погоню бабушки Веры за дочкой и внучкой. В погоне участвует одноглазый Олег с пистолетом в одной руке и обручальным кольцом в другой (восхитительно квелый Александр Яценко). Перед нами гиньольная комедия, которая обязательно должна закончиться перестрелкой и разливанным морем крови. Как у Китано.

Фото: kinopoisk.ru

Я бы не разделял восторги критиков, которые, завидев знакомые позывные, щеголяют эрудицией, перечисляя параллели картины с киноклассикой. Сходство неизбежно, как снег зимой: ассортимент наличных шмяк-трюков с кровянкой невелик; любой фильм этого жанра свинчивается, как детский конструктор, из деталей, которые наперечет. Вторичным был даже пионер жанра Тарантино - просто ввел штампы спагетти-вестернов и прочих изделий класса B в разряд респектабельных, перевел их в регистр, близкий к искусству. Так что вопрос только в таланте и фантазии - и то, и другое у Соколова в избытке. Плюс азарт человека, увлеченно разведывающего свои возможности, - энергетика успешного старта.

Как у режиссера у него редкое свойство делать ироничным каждый кадр, жест, ритм действия, даже цвет: ослепительно изумрудный лес, рекордно алая, густая, как варенье, кровь. Парадоксален саундтрек Максима Руденко: зубодробительные действия сопровождаются чем-то вроде меланхолического вальса или куртуазного гавота. Герои если катятся с горки, то с грохотом, снося пни, шмякаясь о стволы и сдирая с них кору, - другие давно переломали бы кости, а эти живучи, как в кино. И не важно, что раненная мама с дочкой только что тонули и, естественно, вымокли - это не помешает малютке Маше тут же развести костер и спасти маму путем прижигания ее разверстых ран. Фильм не опасается впасть в черную сказку, в пересоленный анекдот, его кидает из сарказма относительно особенностей национальной шарашки в оголтелый феминизм, когда все дамы лютуют, а мужики умеют только хныкать. Интересно, что возрасты дам сближены: если десятилетняя Маша (открытие фильма, впечатляющая актерская работа Сони Круговой) - личность не по годам зрелая, то бабушка Вера (необычная роль Анны Михалковой) - едва ли не ровесница своей дочки (Виктория Короткова): три поколения в боевом экстазе сгрудились в единый разящий кулак.

Надо сказать, режиссерские умения Кирилла Соколова опережают его мастерство как сценариста. И если есть в его фильмах вторичность, то в "заграничной" литературности вложенных в уста героев фраз: "Ты еще с нами?" - в плохом переводе с английского спрашивает надзирательница у полуобморочной жертвы. Возможно, насмотренный сценарист впитал не только свободу от табу и монтажную лихость Пак Чон-ука и Тарантино, но и топорность их русских версий: герои "Оторви и выбрось" часто говорят, как в дублированном кино.

Фото: kinopoisk.ru

Но весь этот каскад погонь, кувырканий и пальбы не кажется бессмысленным и в какой-то мере продолжает затеянное еще Рогожкиным исследование особенностей национального характера. С его уникальной способностью благой порыв обращать в катастрофическое действие: "Ты почему не отпустишь нас?" - умоляюще вопрошают дочка с внучкой. "Да ради твоего же блага!" - орет, прицеливаясь, бабушка. Ради общего блага рекой льется кровь, в воспитательных целях наносится четкий удар ногой в солнечное сплетение. И когда все уже непоправимо, наступит подобие осознания: "Я не хочу видеть, как ты повторяешь мою паскудную жизнь!" Не кино - точный удар в солнечное сплетение времени: после фильма некоторое время не дышишь, приходя в себя.

И, наконец, о долгосрочном воздействии такого кино на сообщество. Первым отказавшись от моральных оценок, Тарантино открыл путь для тотально игрового отношения сначала к кино, потом к реальности: условные фигурки видеоигр не знают боли, а мы не знаем к ним жалости. Фонтаны крови, хлещущие из шей "Килл-Билла", постепенно заставили забыть ту истину, что "кровь людская - не водица". Этот путь стал столбовым, почти вытеснив гуманизм, которым когда-то отличалось все лучшее и в нашем, и в мировом кино. И мы воспринимаем эти фонтаны что в фильмах Соколова, что в каннском лауреате "Титане" Дюкорно, как нечто привычное, допустимое и не вызывающее в массах спасительный ужас. То, что такое кино даже в лучших его образцах размывает цивилизационные критерии и способствует некоторому озверению общества, для меня несомненно.