Лавроненко рассказал о букве Z, спектакле в "Табакерке" и европейских ценностях

Где можно увидеть сегодня единственного российского актера, получившего приз за лучшую мужскую роль на фестивале в Каннах? Не только на киноэкранах. В "Табакерке". Константин Лавроненко играет сэра Лоренса Уоргрейва в спектакле-детективе "И никого не стало".

Напомню: Агата Кристи убрала когда-то из названия и заменила в своей пьесе "10 негритят" индейцами - чтоб не смущать щепетильное общество. Все герои здесь - люди приличные. У каждого за пазухой своя вина, свой грех - цивилизации не важно, что внутри, важнее внешняя корректность. Пусть даже добро на самом деле - замаскированное зло, а белое на самом деле черное. Но стоит только тронуть этот мир, загнать героев в угол так, что всплывут все их грехи, - симпатичные герои не станут брезговать ничем. Чтоб только оправдать себя и свой хороший мир. И что в итоге? Никого не станет.

Интересная такая пьеса. Вполне созвучная нашему времени. Мне показалось, есть о чем спросить актера Константина Лавроненко. Тем более что и ему есть что ответить.

Константин, вы давно не играете в репертуарных театрах - и вдруг согласились на предложение Театра Табакова. Дело в худруке Владимире Машкове? Или в Агате Кристи? Кстати, она написала свой роман в 1939-м, перед самой мировой войной, а через пару лет переделала в пьесу. В ней, разумеется, нет самой войны, есть эхо: зловещее время, зловещие смыслы. Сегодня нет такого ощущения?

Константин Лавроненко: Во-первых, почему позвал Володя, почему я согласился? Наверное, был определенный риск с его стороны: у Театра Табакова своя актерская школа, убеждения и взгляды - а я со стороны, чужак. Но жизнь, мне кажется, и состоит из вечных проверок на слабо. Ставить детектив - всегда двойной риск. Зритель следит за сюжетом: кто убийца. Но в спектакле несколько слоев. У каждого героя, включая моего, своя философия, своя правда и неправда. Все виновны, все остались безнаказанны - и все готовы осудить не себя, а других. Наверное, это и перекликается с сегодняшним миром, в котором лжи невероятное количество. Хотя не только это...

Кто кого судит, осуждает. Вот вопрос: на фасаде Театра Табакова, где вы играете Агату Кристи, вывешен огромный баннер с буквой Z. Мне кажется, что это правильно - но мне, да и вам наверняка приходилось слышать мнения "эстетов", которые находят эту букву, как и вынужденную спецоперацию, которую наша страна проводит на Донбассе, оскорбляющей их художественный вкус. Тут "пацифисты", там "отпускники". А вас - большая буква Z на здании театра "не оскорбляет", "не пугает", "не смущает"?

Константин Лавроненко: Она меня абсолютно не пугает и не смущает. Мне за нее не стыдно. Наоборот, горжусь этим. Меня, скорее, удивляет, как много значительности придается актерам, певцам, людям искусства, которые чего-то испугались и уехали. Возникает ощущение, что кроме них нет никого - а это не так. Речь идет о единицах - а наш актерский цех силен совсем другими людьми, которые поддерживают и букву Z, и свою страну. И я в их числе. Дело не в них, дело во мне. Буква Z для меня как гвардейская ленточка - она полита кровью миллионов русских дедов и прадедов. В нашей истории все время всё по кругу - нас всегда хотели придушить, а мы всегда давали по зубам. Мне кажется, любому здравомыслящему человеку очевидно: нам опять не оставляют выбора и речь идет о безопасности, о выживании моей страны.

Вам же на это сразу скажут: вы облучены "кремлевской пропагандой", одурманены, не слышите "другую сторону".

Константин Лавроненко: Я слышу, что говорят и там, и тут, просматриваю самые разные источники, каналы, западные, наши, - мне кажется, что очевидно: кто где лжет, кто чего хочет. Среди "уехавших" и "возмущенных" есть талантливые люди, есть рок-музыканты, под песни которых я рос, пел сам под гитару, восхищался ими. Но одна их фраза или поступок перечеркивают всё. Они годами завоевывали сердца и души людей - а теперь оказывается: и эти ватники, и вся страна для них уже значения не имеют? Но кто они, кем бы они были, если бы не эти непонятные им люди, народ? Теперь получается: сами они ноль, пшик.

Пытаюсь найти объяснение: почему им не хочется видеть очевидное. Их "объективный" взгляд, мне кажется, лишь отговорка. Не нахожу чаще всего ответа. Кроме одного, ужасного: это какая-то непостижимая ненависть. К стране и к тем, которые тебя любили. Но я же понимаю: для художника такая ненависть - путь к саморазрушению и опустошению. Не в ненависти сила, а в жизнеутверждении и правде. А правда, как говорил в "Брате" Сергей Бодров, на нашей стороне. Я это знаю.

Ты в чем-то талантлив, у тебя много денег, и что? И что? Уборщица или шахтер - меньше тебя? Простые вещи стали вдруг такими сложными

На это тоже скажут: тут "война архаики с модерном". Мы неспособны воспринять передовые евроценности, а значит, встали поперек истории, прогресса. Значит, "правдиво" и "справедливо" все, что против России. Нас надо смести. Не может же бессовестно обманываться или лгать сразу весь цивилизованный мир.

Константин Лавроненко: Помните, в 2014 году была история в Париже с террористами в редакции французского журнала "Шарли эбдо". Люди в Европе вышли с табличками в поддержку - "я Шарли". Но в те же дни параллельно с этим убивали детей на Донбассе. Я все смотрел - а где же европейцы, которые выйдут с табличками "Я Ваня, меня убили в два годика" или "Я Света, мне 5 лет, меня убили"? Бог с ними, с этими европейскими ценностями, тем более что они оказались просто блефом. Но где были наши правозащитники и пацифисты последние 8 лет?

Ладно, им власть не нравится - но дело же не в том, чтобы ее любить. И мне нетрудно вспомнить, чем я недоволен. Но в непростые времена русский народ всегда объединялся. Сегодня я поддерживаю всем сердцем и душой наших ребят, которые защищают нас, выполняя специальную операцию. А льющим грязь на свою Родину могу сказать одно - нельзя так: здесь вижу, а вот здесь не хочу ничего ни видеть, ни замечать, ни ощущать. Ты в чем-то талантлив, у тебя много денег - и что? И что? Уборщица или шахтер - меньше тебя? Простые вещи - стали вдруг такими сложными.

Вы в своей жизни часто совершали неожиданные повороты. Не все вас понимали - но вы поступали по-своему. Каково это - взять и уйти со сцены - и заняться рестораном. Р-раз, и уйти из ресторана к Звягинцеву в "Возвращение", потом в "Изгнание", потом стоять в лучах софитов в Каннах и Венеции... А если бы не вышло?

Константин Лавроненко: Театр - лишь одно из представлений о жизни, а сама жизнь гораздо больше. Актеры схожи с альпинистами: вбивают колышки, карабкаются вверх, у каждого своя вершина. Но внутри накапливается что-то постепенно. Когда я уходил из профессии, так и случилось. Все вокруг ныли, чем-то были недовольны, а я проснулся в одно октябрьское утро - и ясно понял, что нет ничего страшного. Надо просто уйти, просто бесстрашно смотреть на себя - и с этим жить.

Но, даже уходя, ты не перестаешь, как актер, наблюдать за собой, людьми и миром. На новом месте накопились новые знания и новый опыт. И когда поступило предложение и я встретился с режиссером, - понял: хочу сниматься у него. Я говорю о Звягинцеве, о первом фильме "Возвращение". Пришел не новичком, со своими взглядами на профессию - но многое открыл в этой работе для себя. Друзья, которые не одобряли резких поворотов, потом звонили, поздравляли: все оказалось правильно. Так что ничего особенно сложного. Делаешь выбор, дальше - вперед. Надо пройти, как иголка сквозь шар, и чтобы шар не лопнул.

А что вам дал Кощей Бессмертный - вы снялись в этой роли во всех трех "Последних богатырях"?

Константин Лавроненко: Тоже ведь испытание. А слабо каждый день с пяти утра по три часа делать сложный грим? Слабо - бегать и драться в костюме весом в 20 кг? Тут и азарт: похулиганить, переплюнуть предыдущих Кощеев. Артисты все-таки как дети. Риск, конечно, был. Но мне не стыдно за эту работу.

Большой артист не может быть предсказуемым - всегда нужна какая-то загадка?

Константин Лавроненко: Мы же пытаемся разгадывать друг друга в жизни. А искусство должно идти на шаг впереди - печально, если я понимаю заранее, что произойдет на экране, если вижу сразу, кто плохой, а кто хороший. Люди разные, они и хороши, и плохи одновременно. И Жан Габен - загадка. И Сергей Бондарчук - огромная загадка: откуда эта мощь и боль, когда в "Войне и мире" он кричит своей жене Элен: "Во-о-он!". Такую силу боли и трагизма невозможно сыграть. Или когда в "Судьбе человека" мальчик Ванюшка бросается на шею герою Бондарчука: "Па-а-апка!" - это прошибает от пяток до мозгов.

Константин Лавроненко: За букву Z на здании театра мне не "стыдно" - наоборот, горжусь этим. Фото: Александр Корольков

Об умонастроениях, о понимании-непонимании. Вечный вопрос о поколениях сегодня, кажется, один из самых острых. "Отцы" и "дети" обречены на вечные конфликты? Как нам не отрицать, а понимать друг друга?

Константин Лавроненко: Когда родилась моя дочь - глядя на ссоры в семьях друзей, я поначалу тоже голову ломал: что же такого сделать, чтобы спустя годы дочь от меня не отвернулась. И в какой-то момент понял: да ничего специально делать не нужно. Просто любить ее, и все. Родные говорили, я ее балую. Я отвечал: любовью не избалуешь... Слава богу, так и произошло. Как были, так и остались с дочкой очень близкими - как путешествовали вечно вместе, с друзьями, семьями, по горам и морям, - так и осталось... Наверное, вот это на родителях - любовь к жизни, к себе и друг к другу. Это к тому же: на ненависти, лицемерии и лжи ничего хорошего не вырастет. Любовь - она не ждет взаимности: главное, ты сам или любишь, или нет.

Время сейчас такое: верим в лучшее - но страшно нервничаем. Есть у вас совет: бояться нам чего-нибудь, или не стоит?

Константин Лавроненко: Философы всегда говорят: не надо бояться ничего. Страх делает нас маленькими и не способными ни на что. Страшна ведь не сама ситуация, а ее ожидание. Страшно не почувствовать чужую боль, не попытаться понять другого человека. Со мной случалось разное. Тонул - но воды не боюсь. В аварию серьезную попадал - но чувствую себя спокойно за рулем. Надо, чтоб все были здоровы, добились мира - и хватило сил помочь. Жизнь бесконечна, и бояться нечего.