На экраны выходит фильм о судьбе поэтессы Ники Турбиной

Это не байопик, воспроизводящий детали взлета и падения. Не думаю, что по фильму можно составить точное представление о реальных обстоятельствах и мотивах короткой жизни Турбиной. Это попытка психологического исследования наиболее недоступной для кино сферы - замкнутого в себе сознания талантливого ребенка, баловня судьбы, рано познавшего славу и ею отравленного. Мы часто читаем в желтой прессе о сломанных судьбах юных звезд кино и театра, малолетних победителей телеконкурсов, спортивных чемпионатов и олимпиад - кумиров толп, впоследствии сгинувших в безвестности и этого не сумевших перенести. Этот синдром ушедшей славы - сладкий яд, сопровождающий всю жизнь даже состоявшихся, вполне успешных персонажей экранов и сцен, - может быть смертельно опасен для натур еще не сформированных, но уже привыкших к гастрольным турам, сиянию прожекторов и пьянящим овациям стадионов. Действие этого яда и анализируется подробно, с редкостным пониманием и тактом в фильме "Ника" - драме несостоявшегося взросления.

Это дебют режиссера Василисы Кузьминой по сценарию, написанному ею в содружестве с Юлией Гулян, тоже дебютанткой. Сугубо женское кино, быстро оккупировавшее наш кинематограф, дает свои уникальные плоды: такой фильм мог возникнуть только в результате глубоких, лично пережитых знаний об особенностях женских натур, их тайных вожделениях и подавленных инстинктах, которые легко могут оказаться разрушительными. Со стороны героиня фильма может показаться всего лишь вздорной стервой, зацикленной исключительно на себе эгоисткой - такие опасны, их нельзя любить, от них лучше держаться подальше. Елизавета Янковская в одной из своих первых больших ролей фактически в одиночку создает довольно мощный, без пауз и послаблений, саспенс фильма: в ее героине постоянно зреет что-то непредсказуемое и страшное, неадекватное переживаемой ситуации. Она может молча слушать объяснения влюбленного в нее бармена Вани (Иван Фоминов), посулы состоятельного ухажера (Евгений Сангаджиев) или причитания как бы заботливой, но тоже погруженной в какие-то свои расчеты матери (еще одна блестящая работа всегда невероятно органичной Анны Михалковой), но мы каким-то десятым чувством ощущаем, что назревает взрыв. Ее метания от любви к ненависти, от жажды новых витков жизни до самоуничтожающих порывов - результат бушующих в ней разочарований, накапливающихся комплексов, обид на судьбу, оборванную на взлете, и на весь мир, который ее вознес до небес и, отвернувшись, бросил.

Здесь важна роль матери, воспитавшей дочь в безотцовщине и, как она сама считает, пожертвовавшей собственной карьерой - она так и осталась художником, малюющим афиши для местного кинотеатра, и брошенные Никой обвинения ей кажутся предательски несправедливыми. Это глубоко запрятанные, интимные счеты, и Анна Михалкова аргументы своей героини выкладывает осторожно и почти с нежностью, которая тоже парадоксальным образом может оборваться в жестокость, в душевную глухоту и застарелую черствость. Образы фильма развиваются, шаг за шагом открывая нам подосновы происходящего и тайны характеров. В этом смысле уверенное мастерство дебютантов - сценаристов и режиссера - изумительно.

Судя по всему, авторы фильма руководствовались книгой Александра Ратнера "Тайны жизни Ники Турбиной", по версии которой свои стихи Ника писала не без помощи мамы, заинтересованной в шумихе вокруг дочери и нанесшей немалый вред ее психике. Картина открывается документальными кадрами девочки-ангелочка, у которой берут интервью, причем по лицу маленькой, но уже очень кокетливой Ники Турбиной отчетливо видишь по-детски наивную придуманность этих пошлостей про стихи, которые приходят ночью во сне, - следы уже действующего на хрупкий организм сладкого яда ранней публичности и всего этого коммерчески просчитанного существования. И когда черно-белый кинодокумент переходит в цветную разыгранную актерами историю, мы уже к ней готовы - к этому застывшему в отчаянии взгляду, к нервной сигаретке в руке, к этому прыжку с подоконника.

Войти в этот интим, в самую глубь затаенных желаний и комплексов нам помогает точный расчет режиссера на такт и чуткость ручной камеры, способной не просто следовать за героиней, но и откликаться на любой извив и всплеск ее эмоций. В умелых руках оператора Михаила Милашина ("На острие") субъективная камера сообщает всему происходящему спонтанность и новую достоверность. Подключает нас к действию, делает не просто свидетелями, но соучастниками, союзниками во всем - даже в этой вздорности, стороннего наблюдателя способной только раздражать. Образ героини из частной судьбы вырос в обобщенный портрет застрявших в детстве поколений. "Эмма Бовари - это я", - утверждал Флобер. Тот самый случай.