Осенью 1982 года в больнице города Лобни в возрасте 87 лет скончалась Вера Николаевна Кусакова - одна из немногих остававшихся в живых представителей древнего рода Кусаковых. Прожив всю жизнь в глубокой нищете, не сумев обзавестись семьей, Вера Николаевна оставила после себя лишь ветхий чемоданчик с пожелтевшими от времени письмами, открытками, фотографиями, детскими каракулями, альбомчиками для стихов - то есть со всем тем, что не имело никакой цены ни для кого, кроме нее самой. В чемоданчике помимо ее собственных реликвий хранились бумаги ее родителей, трех ее старших сестер и других родственников. Все они давно покинули этот мир.
Вера Кусакова.
Сын одной из сестер, Валентины Николаевны Кусаковой, - мой отец Сергей Прокофьевич Борисов.
История на антресолях
Будучи профессиональным историком, я понимал ценность содержимого чемоданчика как исторического источника. Но обстоятельства моей жизни складывались так, что серьезно заняться этим бесценным наследством не хватало свободного времени. Чемоданчик терпеливо дремал на антресолях, ожидая своего часа.
Бумаги могут ждать, а люди - увы. Позднее я много раз горько сожалел о том, что не выспросил у Веры Николаевны много такого, что, кроме нее, никто не мог бы мне рассказать. Теперь уже спрашивать некого. Но то немногое, что осталось в моей памяти и в недрах старого чемоданчика, заслуживает сохранения. Память прошлого примиряет нас с пугающей призрачностью настоящего...
Основу семейного архива Кусаковых в его современном состоянии составляют многочисленные фотографии. Другой значимый компонент - черновики писем и отрывочные записи дневникового характера, которые сестра Веры Николаевны Валентина Николаевна Кусакова (1895-1955) вела в тяжелые периоды своей жизни. Эти тексты носят на себе следы самоцензуры. Из косвенных замечаний можно понять, что исторические события находили отклик в сознании. Но от них остались лишь следы вырванных страниц. И в этой осторожности - печать двадцатого века.
Анализ дневниковых записей Валентины Николаевны Кусаковой - дворянской барышни, гимназистки, неудавшейся художницы, курсистки, окончившей Высшие женские курсы Герье по физико-математическому отделению - представляет особую задачу для исследователя. А пока попробуем всмотреться в лица провинциальных русских дворян, героев Чехова и Бунина, Леонида Андреева и Блока.
Представим, чем была для них торжественная всегда фотосъемка...
Таинственная тренога
В начале XX века темп жизни невероятно ускорился. В постоянном мелькании лиц и событий таяла реальность мира. Жизнь превращалась в царство "пляшущих теней" (А. Блок). Люди искали способа хотя бы на миг замедлить безумное движение. Фотокарточка давала этот желанный миг покоя. Отсюда увлечение фотографией во всех слоях общества - от городских обывателей до императора Николая Второго. Фотоаппарат, велосипед и музыкальный инструмент (фортепьяно, гитара) - атрибуты образованного человека начала XX века.
Большинство фотографий кусаковского архива дореволюционные. На них запечатлены многочисленные представители семейства Кусаковых, а также их знакомые, главным образом бельские дворяне. Город Белый Смоленской губернии, несмотря на свою глубокую историю, в ту пору представлял собой классическое российское захолустье.
Почти исчезнувший ныне жанр кабинетного фотопортрета предстает в архиве Кусаковых во всей своей красе. Разглядывая эти полные достоинства лица, застывшие в ритуальных позах фигуры, пышные наряды, вспоминаются слова одного французского историка: "Трудно вообразить, до какой степени память моих родителей была населена этим счастливым и благодушным прошлым"1.
Визит к фотографу - не то, что визит к доктору или парикмахеру. Фотограф - обычно француз, немец или еврей - словно исполнитель важного ритуала. Он выступал в белой рубашке, черной жилетке и нарукавниках. А каждый его клиент хотел предстать перед потомками "в лучшем виде" - в пышном наряде и эффектной прическе, среди бутафорских колонн и балюстрад. Фотоаппарат высился посреди комнаты на треноге и под черным покрывалом. После ряда таинственных манипуляций фотограф нырял под черное покрывало с криком "снимаю!"...
И "птичка" вылетает...
В каждом состоятельном доме имелся альбом с фотографиями. Его торжественно извлекали из комода, а рассматривание входило в ритуал развлечения гостей. Хозяева со скромной гордостью показывали свои портреты, а также фотографии своих детей и родственников. Гости вежливо всех рассматривали. Наиболее ценные снимки хозяева помещали в рамку и вешали на стене.
Кабинетное фото было украшением дома. Собственно фотография - листок фотобумаги размером с ладонь - наклеивалась на картонную подкладку, украшенную надписями и орнаментами. Фотограф не оставлял без внимания и оборотную сторону фотопортрета. Там помещалась реклама фотостудии, ее адрес и условия съемки: "Негативы сохраняются", "Съемка состоится в любую погоду". Иногда на обороте карточки писали красивым почерком имя портретируемого и дату съемки.
Фотографии кабинетного формата обычно выполнялись в технике сепия. Обработав белую фотобумагу химикатами, фотограф получал отпечаток цвета кофе с молоком. Романтическим заказчикам сепия напоминала легкий налет ржавчины, который бывает на старом камне или железе. Для дворян портреты и фотографии своих родичей не только украшали дом, но и служили подтверждением социального статуса. Многие знали свою родословную до пятого колена и подтверждали ее портретами и фотографиями родственников. Старая поговорка гласит: "Дворяне все родня друг другу".
Посещение фотографии было частью жизненного ритуала русского дворянина. Крестьяне и рабочие, городская беднота не имели ни средств, ни потребности для таких визитов. Однако по мере развития городской культуры отношение обывателей к своему изображению постепенно менялось. Сыграли свою роль и переходившие в купеческие руки дворянские портреты, украшавшие усадьбы и особняки. Наконец, технология фотографии упрощалась, а сами карточки становились дешевле. Возрастал спрос, а вместе с ним и количество фотолабораторий.
Наряду со многими другими культурными практиками поход к фотографу имел свой распорядок. Условившись с клиентом о времени съемки, фотограф заранее подбирал декорации: стол, стулья, портьеру, пюпитр, ковер, вазу. Он рассаживал или расставлял заказчиков в свободных позах - обычно в три четверти, подбирал освещение и лучший ракурс.
Важно было поймать соответствующее выражение лица заказчика. Тут были свои тонкости. Образованные и состоятельные люди смотрели на камеру спокойно, без напряжения. Они не боялись фотографироваться и сами искали для себя лучшее выражение. Люди сельской культуры, занесенные любопытством или какой-то бюрократической нуждой к фотографу, глядели на объектив с нескрываемым страхом, а иногда даже - приоткрыв рот в ожидании исполнения заклятия: "Смотри, сейчас вылетит птичка..." Заклятие с обманчивой птичкой требовалось и для того, чтобы клиент не моргнул в самый момент щелчка.
Проще исполнялось другое требование: "Улыбочка!" Но и тут могла случиться такая каменная "улыбочка", от которой фотограф только беспомощно разводил руками...
Наш семейный летописец
Фотографии из архива Кусаковых можно систематизировать. Первая группа - одиночные портреты. Это, как правило, подарочные фото кабинетного формата. Они предназначались для дарения друзьям и родственникам по случаю какого-то важного семейного события или памятной даты. На обороте часто делалась памятная надпись: кому, от кого и число, месяц, год.
Группа вторая - двойные фотографии. Вдвоем - в знак близости - снимались обычно сестры или гимназические подруги. Вдвоем любили сниматься и молодожены.
Третья группа - фотографии семейно-бытового характера: семья в полном сборе вместе с гостями на террасе, в гостиной, в саду. Но для такой съемки, конечно, требовался свой фотограф-любитель. Таковым в семье Кусаковых был муж одной из четырех дочерей Николая Ивановича Кусакова (Надежды), учитель Бельской мужской гимназии Николай Васильевич Пляшкевич. Более всего он снимал своего сына Василия, родившегося в 1915 году. На многих фото малыш представлен то в кроватке, то на пеленальном столе, то в пеленках на руках у счастливой матери. Качество фотографий, исполненных Пляшкевичем, далеко уступает студийному. Картонная подкладка отсутствует. Сухая фотобумага сворачивается в трубочку, как египетский папирус или берестяная грамота. Изображение сепия расплывается в светло-шоколадной мути.
Но главное, лица и фигуры узнаваемы.
Пляшкевич занимался фотографией не один. Это удивительное изобретение, мгновенно превращавшее простого смертного в художника, увлекало на рубеже веков многих технически мыслящих интеллигентов. Весь процесс получения готовой фотографии распадался на несколько манипуляций. Выбор кадра и установка выдержки (экспозиции), проявка пленки в специальных бачках с химическими растворами, промывка и сушка пленки, печать, проявка фотобумаги в двух растворах - проявитель и фиксаж (закрепитель)... Особый колорит этой манипуляции придавал красный фонарь - обязательная принадлежность погруженной во тьму импровизированной фотолаборатории - темного чуланчика или туалетной комнаты.
В целой пачке высохших и ломких фотографий Пляшкевича мелькают интерьеры дома, семья Кусаковых на крыльце, на веранде или в парке, усадебная церковь, огромные белые собаки...
...Дворяне Кусаковы на фотографиях сдержанны, но не скованы. Они полны достоинства и не боятся камеры, а только с легкой улыбкой принимают правила игры. Это образованные люди. Они понимают, как устроен чудной аппарат и зачем нужно черное покрывало. Им все понятно и только немного досадно, что приходится исполнять требования похожего на Мефистофеля суетливого фотографа...