Зачем и почему волонтеры тратят свои силы и время на помощь чужим людям
Петечка, спасибо
На фото - грязная детская бутылка с соской. В ней осталось немного воды. Воды цвета болота. Бутылку нашли на бабушке 77 лет. Два месяца бабушка пролежала без воды, еды в новоазовском подвале под бесконечными обстрелами. Эта бутылка - все, что у нее было. Бутылка-надежда.
- Эту воду и нюхать-то нельзя было, не то что пить. Бабушка лежала на носилках и не двигалась. Запах от бабушки был такой, что я подумал - привезли по ошибке. Одежда затвердела, вся в кусках раскрошенного бетона. Терпеливость запредельная. Хирург вырезает мертвые ткани - она терпит, - рассказывает Петр.
Петр Симченко - волонтер православной помощи "Милосердие". Он же санитар Петр, "краснозонщик" (в пандемию помогал в ковидном госпитале). Он же Кифа (прозвище), который кормит и перевязывает бездомных на Ярославском вокзале, автор волонтерского движения "Кифанакормит". Он же "Петечка" для бабушки с бутылкой. Вместе с добровольцами службы "Милосердие" Петр дважды побывал в больницах Донбасса. Так он проводит отпуск.
- Меня поразила запредельная смелость людей, о которой я только в книжках читал и в фильмах про Вторую мировую видел, - с тихим восторгом рассказывает Петр. - Человек, у которого ампутировали ногу, радуется, подбадривает соседа. Ты смотришь на него и понимаешь - ему хорошо, а тебе плохо. Ну какой кайф вечно кайфовать от жизни? Смысл в том, чтоб другим стало хорошо. Бабушка одна говорит: "Ох, у меня вода теперь есть, целых две бутылочки, Петечка, спасибо тебе". И эти бутылки с водой она не себе взяла, а внукам, которых будет искать в подвалах. Эти вещи поражают. Раненый, у которого три сквозных в ногу, чудом не задеты артерии, пытается встать. Попросил покурить и кофе. Все желания. Еще просил обувь вернуть. "Не-не, говорит, я в них столько прошел". Приносят его кроссовки, скотчем перемотанные. Я говорю - уверен? Он - абсолютно. И в этом всем совершенно не чувствуешь никакого трагизма, потому что там не про это. Врачи лечат, больные выздоравливают.
Из последнего отпуска Петр привез дорогой подарок - читанную не один раз книгу, которую ему подарили пациенты 13-й палаты больницы Мариуполя со словами: "Петро, денег у нас нет и ног нет… прими от чистого сердца что есть…"
Кто-то убегает от себя, а кто-то не может не помогать
На своей уютной кухне, сидя посреди баррикад из коробок с бинтами и бетадином, Кифа рассуждает о волонтерстве. Он говорит, что феномен бескорыстной помощи раскрывается у всех по-разному.
- Кто-то убегает от себя, кто-то забивает пустоту, у кого-то есть непреодолимая тяга помогать тем, кому плохо, - философствует Петр. - В каждом добровольце есть всего по чуть-чуть.
Прабабушка Петра - сестра милосердия, за свои труды получила награду из рук императрицы Александры Федоровны. Мама тоже яркий пример милосердия. Она забирает Петю из музыкальной школы и каждую неделю покупает газету "Из рук в руки". Газета никому не нужна, мама так поддерживала подростка-продавца.
Как-то девятилетний Петя с братом получили зарплату за стрижку аллеи. "Уговорили папу поехать в магазин, но по пути встретили какую-то старушонку, - рассказывает Петр, - и все деньги (наверное, с десяток ее пенсий) отдали ей".
Кифа обаятелен, умен, интеллигентен. Совсем недавно его жизнь была заветной мечтой продвинутой молодежи нулевых - интересная работа в известной американской компании, знакомства с отечественными и зарубежными звездами шоу-бизнеса, путешествия, рок-фестивали, собственный клуб (арт-директор и совладелец), своя рок-группа и, конечно, крутая зарплата. Он много и с увлечением работал и так же, с увлечением, отдыхал.
- Я мог позавтракать в Париже, потому что меня приперло, - без хипстерского выпендрежа рассказывает Кифа. - Мог позвонить начальнику - "жду тебя в Барселоне", он - "извини, я в Мадриде", и мы встречались в Варшаве.
Его страница "ВК" сохранила свидетельства захватывающей дух жизни: креативные проекты-конкурсы с ценными подарками-встречами, мастер-классами. И немного видео. На сцене - модный лысый парень в рваных джинсах задорно покрикивает: "Не расслабляемся!" Текст, музыка, вокал - все талантливо. Петр крут во всем.
- Я жил в этом ритме десятки лет, - говорит Петр. - И вот я теряю работу - закрывается московский офис. Банкротится клуб с красивейшим джазом и театральными постановками. Группа разваливается из-за недопонимания. И, самое главное, я теряю семью - жена приняла решение уйти. И все это за какие-то три-четыре месяца.
Жив, все норм
Сейчас Кифа спокойно рассказывает, как лежал на ковре, кусал его и выл. Грозил кулаком в небо и кричал: "Я чо-то не понял, в чем твоя доброта?! Я не хуже всех! Где твое милосердие?!"
- Если бы я не был верующим, я бы сошел с ума, - признается Кифа. - Человек быстро привыкает к комфорту. Я не был особо праздным - мне нравилось проводить время с семьей, с друзьями. Я всегда кому-то помогал. А тут мама деньги на хлеб дает. И мне - 38. Хотя совсем недавно я мог отправиться отдохнуть в Дубай.
Он сидел дома и ничего не хотел. Слушал музыку нон-стопом. Друзья и мама волновались, бомбардировали звонками, смсками. Завел страницу-отчет в "Инсте" и каждый день выкладывал фотку - "жив, все норм". Пошел на тайский бокс, по совету друзей записался к психологу.
- На боксе были крепкие веселые парни, а я поспарринговался, сел в уголок и понимаю - сейчас разревусь, - признается Кифа, и мне тоже хочется разреветься. - Год я не мог устроиться на работу, не мог выдержать и 10 минут собеседования. Хотелось рыдать. Это была огромная трагедия. Я не понимаю людей, которые про свои кризисы говорят - а, ерунда. Да это весь смысл жизни!
Единственное, что Кифе удалось удержать - это общение с дочкой. За четыре года переживаний он старался не пропускать ни одной встречи по выходным и быть для нее позитивным воскресным папой.
- Я не стыжусь своих слез, - говорит Кифа. - Есть фото, когда мне прислали смс о рождении дочери: "4200, 53". Я тормознул на дороге и стал от счастья реветь. Пока мы способны плакать и сострадать - мы живые, значит, с нами все хорошо.
Он проживал свое горе по всем правилам. Но однажды его осенило: казавшиеся трагедией события - милость Божья. Абсолютная Его любовь.
- Он все это забрал, но все живы, - объясняет Петр. - И это милосердие в квадрате.
Очки для бродяг
С этого милосердия в квадрате и началась история постоянного волонтерства. Но прежде он все-таки нашел работу.
- Наверное, все волонтеры не очень здоровые люди, - шутит Кифа. - Меня спрашивали - ты по пять раз в неделю после работы ходил в красную зону чужие горшки выносить?
- И выносили? - мне кажется, Кифа решил "красануться".
- Ну да, - кивает он. - У меня в красной зоне даже походка менялась - весь из себя такой суперврач (хотя какой я врач), тогда я брал паузу и выносил горшки. И это очень лечит. Самая грязная работа - самая чистая история для души.
- Хотите сказать, что научились любить по-христиански?
- Не-ет, - мотает головой Кифа. - Я только узнал, что этому можно научиться. Без любви все становится деструктивным.
Красная зона научила его кормить бездомных с любовью. Для каждого бродяги Кифа и его волонтеры (в основном хрупкие девушки) находят доброе слово и добрую шутку. И люди отвечают взаимностью.
- За все время, что я кормлю, у меня ничего не украли, - говорит Кифа, горячо доказывая истину "как ты, так и к тебе". - Наши бродяги пишут мне в "ВК" - "вы нас не ругаете, не осуждаете, ласковое слово говорите". Бездомные на вокзале - это наше отражение. И если я вижу в них какую-то дрянь, то только потому, что она есть во мне.
На каждое кормление у Кифы уходит около 10 тысяч. Кормит своих подопечных Кифа хорошо. Придумал угощать булочками. С корицей. Булочки печет многодетная мама, которой Кифа "чуть-чуть платит". Раз в месяц раздает бездомным очки - покупает полсотни с разными диоптриями. Разбирают быстро. Бетадин с бинтами тоже не залеживается, на перевязки уходят килограммы медикаментов. Я вдруг понимаю, что о своем милосердии он рассказывает не для того, чтобы красануться добрым делом. В нем живет надежда - вдохновить. Меня, вас, всех нас на сострадание к ближнему.
- Мне однажды сказали, что Кифа должен быть по всей стране, - добавляет Петр. - Я бы хотел. Ангаров спасения, как и бескорыстной помощи, должно быть много.
How are you
Спрашиваю Кифу, что кроме собственной трагедии, о которой нужно было срочно забыть, привело его в палаты донбасских больниц и в красную зону столичного госпиталя? Он отвечает чуть пафосно, но очень искренне: "...реально захотел послужить своей стране".
- Вы патриот?
- Бесконечный, - твердо говорит Петр. - Я никогда не хотел жить нигде, кроме России.
- А завтрак в Париже?
- Понты. А еще я очень большой фанат истории. Я ж не просто завтракал в Париже, это была поездка в Лувр, я мог туда сходить пять раз подряд.
Как любой эстетствующий интеллектуал, он мечтал увидеть подлинники, посетить лучшие музеи мира. Но в своем обновленном состоянии понял - увидеть подлинник круто, но важнее остаться человеком и научиться любить свою родину.
- Ты просто любишь ее, не можешь без этой культуры, без этого языка, - говорит Петр. - В начале нулевых я привез Чака Берри (известный американский рок-музыкант. - Прим. авт.) в Россию. Мне было 20, я был заносчив, юн. Мы ехали с Чаком и его музыкантами, я спросил их: "Что вы скажете о русских?" И барабанщик, который гастролировал по всему миру, ответил - только у русских есть какая-то удивительная печаль в глазах, которую я нигде не встречал. Так оно и есть - самый чистый взгляд, самые искренние улыбки. Я никогда не понимал эти постоянные улыбки и клише How are you. Да им всем по фиг, как дела. А здесь - нет. И я без этого не могу. Я не могу без своей истории. У меня прадед был дворянином, отсидел в тюрьме и тоже не уехал за границу, хотя мог.
Петр говорит, что патриотизм - это любовь.
- И жертвенность, - добавляет он. - Отдать душу за друга своего. Красная зона - это опасно. Но ты стоишь на коленях, кормишь человека, опутанного капельницами, и испытываешь любовь к нему. Помню одного человека из красной зоны. Он очень хотел побриться, чтобы, как он говорил, не выглядеть уродом перед своей женой. И это тоже про любовь, они очень скучали друг по другу. Сначала он пытался побриться, потом у него стали пропадать силы, я пытался побрить. Когда я понял, что он приходит в себя, переключился на других. Однажды, выходя из красной зоны, я испытал дикую тоску. Я не видел его неделю. Решил вернуться к нему. Когда я пришел - он умер. Я успел взять его за руку. Ему был 51 год.
- Эта смерть стала вашей личной трагедией?
- Я никогда не вру, что воспринимаю чужую смерть как личную трагедию, - отрезает Петр. - Я очень сопереживаю человеку, но всегда говорю - не лукавьте, мы жалеем себя. Только года через три я понял, в чем фишка моих трагедий - я начал смаковать жалость к себе. И понял, что с таким сердцем стыдно быть на Донбассе или в красной зоне. Вот там - проблемы. А у меня - никаких. Кайф, беспечность и безопасность. И я перестал себя жалеть.
Когда мы уходили, прибежала шестилетняя дочь Петра Лиза: "Пойдем в мою комнату". На полу аккуратная кучка игрушек: "Я их собрала, чтобы детям, где война, отдать, у них же ничего нет…" История про чужую боль и милосердие продолжается.