Басинский: Юрия Казакова нет в живых сорок лет. Достаточный срок для проверки творчества писателя на долгую жизнь

У Евгения Евтушенко есть стихотворение (на мой взгляд, одно из его лучших), которое называется "Долгие крики":

"Дремлет избушка на том берегу. / Лошадь белеет на темном лугу. / Криком кричу и стреляю, стреляю, / а разбудить никого не могу... // Голос мой в залах гремел, как набат, / площади тряс его мощный раскат, / а дотянуться до этой избушки / и пробудить ее он слабоват. // Что ж ты, оратор, что ж ты, пророк? / Ты растерялся, промок и продрог. / Кончились пули. Сорван твой голос. / Дождь заливает твой костерок".

Стихотворение посвящено гениальному русскому рассказчику второй половины ХХ века - Юрию Павловичу Казакову. Сегодня, 8 августа, ему бы исполнилось 95 лет.

Знавшие Юрия Казакова отмечали контраст между его внешностью и интонацией его рассказов

Это стихотворение известно. Менее известно другое его стихотворение, шуточное, где Юрий Казаков, с которым Евтушенко дружил, описан ночью, после охоты в избушке, возможно, той самой, до которой не мог "дотянуться" голос поэта. Я очень люблю это стихотворение, потому что лучше Казакова никто не описал.

"Комаров по лысине размазав, / Попадая в топи там и сям, / Автор нежных, дымчатых рассказов / Шпарил из двустволки по гусям. // И грузинским тостам не обучен, / Речь свою за водкой и чайком / Уснащал великим и могучим / Русским нецензурным языком... // А когда храпел, ужасно громок, / Думал я тихонько про себя: / За него, наверно, тайный гномик / Пишет, нежно перышком скрипя".

Не только Евтушенко, но почти все, знавшие Казакова, отмечали этот разительный контраст между внешностью (лысый, тучный, в роговых очках), бытовой речью и манерой поведения и невероятно тонкой, изысканной интонацией его рассказов, где не только текст, но, кажется, каждое слово музыкально выверено, словно сначала он записывал это нотами, а уже затем переводил в слова.

Можно заметить, что даже названия его рассказов не случайны. Либо они рождались в результате какого-то внезапного озарения, либо (что скорее) он долго и мучительно их искал до тех пор, пока название не рождалось как единственное, которое невозможно заменить никаким другим.

"Тихое утро", "Голубое и зеленое", "Запах хлеба", "Арктур - гончий пес", "Двое в декабре", "Осень в дубовых лесах", "Во сне ты горько плакал", "Свечечка"... И конечно, те самые "Долгие крики", которые и дали название стихотворению Евтушенко, а затем и посмертному сборнику Казакова в иркутском издании Геннадия Сапронова.

Обратите внимание, как в этих названиях расставлены согласные и гласные звуки. Трудно найти название рассказа, где бы гласные не повторялись и не создавали то, что в поэтической технике определяется как "ассонанс" - в противоположность "аллитерации", т. е. повтору согласных (Маяковский: "Мой стих с тРудом гРомаду лет пРоРвет..."). Даже в названиях, состоящих из одного слова, он искал поэтический "ассонанс" - "СвЕчЕчка".

Зачем? - это вопрос. Но Казаков так мало написал, видимо, прежде всего по этой причине. Каждый его рассказ - маленький шедевр, у него просто нет плохих или даже относительно слабых рассказов. После его ранней смерти в 1982 году (он прожил 55 лет) были напечатаны его дневники и заметки, возможно, основа какой-то крупной и незаконченной вещи. Но Казаков, как мне кажется, был органически не способен создавать крупные эпические "полотна". Потому что в них невозможно с такой нежностью и терпением вынашивать каждое слово, как мать вынашивает дитя. Юрий Нагибин утверждал, что после смерти Казакова его деревянный дом в подмосковном Абрамцеве был разграблен, и какие-то рукописи бесследно пропали. Но в это слабо верится. Интерес к Казакову среди ценителей русской прозы так высок, что едва ли можно было бы скрыть что-то из его неопубликованного наследия - да и зачем?

Он родился в 1927 году в Москве, в самом ее центре, на Арбате. Типичный арбатский мальчик. Увлекался модным джазом, играл на контрабасе и даже учился в Гнесинке. Но потом к музыке в ее чистом виде охладел и закончил Литературный институт - семинар Константина Паустовского. Есть легенда (а скорее всего - быль), которую очень любят преподаватели и студенты ЛИТа.

Юрия Казакова нет в живых сорок лет. Достаточный срок для проверки творчества писателя на долгую жизнь

Паустовский более десяти лет вел в нем семинар прозы. Среди его учеников - Владимир Тендряков, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Юрий Трифонов, Борис Балтер, Юрий Казаков... Целое созвездие выдающихся писателей! И вот Паустовский предложил семинаристам задание: написать рассказ на тему "девушка прощается с парнем на полустанке". Юрий Казаков и написал "На полустанке". Это его первый великий рассказ!

Другим как бы "заочным" учителем Казакова был Иван Бунин. Он его боготворил и мечтал написать его биографию. В 1967 году он даже получил разрешение посетить Францию, где перевели его сборник, имевший большой успех среди французских читателей и критиков. Там он встречался с последними представителями первой литературной эмиграции - Борисом Зайцевым и Георгием Адамовичем, знавшими Ивана Алексеевича. Встречу с Зайцевым он записал на магнитофон. Кстати, Казаков был одним из редких советских авторов, которых первая эмиграция признала, как в свое время Иван Бунин высоко оценил поэму Александра Твардовского "Василий Теркин". Не знаю, оценил бы он так же рассказы Казакова, доживи до их выхода в свет. Думаю - да! Они были братья по словесному мастерству.

Юрия Казакова нет в живых уже сорок лет... Это достаточный срок для проверки творчества писателя на долгую жизнь.

Короткая прижизненная судьба.

Долгие крики...