225 лет назад родилась автор первого ужастика Мэри Шелли

"Творчество состоит в способности почувствовать возможности темы и в умении сформулировать вызванные ею мысли"

Мэри Годвин, дочь феминистки Мэри Уолстонкрафт и политического философа-анархиста Уильяма Годвина, задумала свой знаменитейший роман о Викторе Франкенштейне в 1816 году, когда ей было 18 лет. Идея возникла в результате спора между друзьями ее будущего мужа, с которыми она провела дождливое ненастное лето в Швейцарии. Да-да: муж только будущий, а она уже с ним в Швейцарии проводит лето. Более того, у Перси Биши Шелли, известного поэта-романтика, на момент его романа с Мэри была законная жена Харриет. По нынешним временам - проза жизни, по тогдашним - ультраромантический скандал.

Впрочем, близкие Мэри едва ли были шокированы. Потому что вспоминали Мэри-старшую. Вольное поведение "досталось" девице от матери-тезки. Мэри Уолстонкрафт когда-то была страстно влюблена в художника Генри Фюзели, даже предлагала ему и его жене платонический тройственный союз. Свою первую дочь она родила от Гильберта Имлея вне брака, да и за Уильяма Годвина вышла замуж, уже будучи от него беременной. Между Мэри Уолстонкрафт и Уильямом Годвином была действительно сильнейшая привязанность и взаимоуважение, хоть они и жили в разных смежных домах. Вторыми родами 38-летняя Мэри умерла, ее наследием заведовал муж, который даже издал о ней мемуары, почти на век невольно превратив ее в антигероиню для женщин викторианской эпохи.

Она была автором бестселлеров XVIII века, но ее нестандартные взгляды, "жизненные эксперименты" затмили ее литературное наследие, и только с развитием феминистского движения на ее книги снова обратили внимание, ею восхищались Джордж Эллиот и Вирджиния Вульф, и сейчас ее труды считаются основополагающими для феминизма.

Мэри Годвин получила самое, как говорится, модное и нестандартное воспитание своего отца, от которого, тем не менее, в 17 лет сбежала с на тот момент еще женатым Перси Биши Шелли в Париж. Поженились они только в 1816 году, когда первая жена поэта покончила с собой. Самое интересное, что первую свою жену молодой Перси тоже "добыл" увозом - и на тот момент ей тоже было 17 лет. Но вторая попытка оказалась куда удачнее.

Тот год пара провела в Швейцарии вместе со своими друзьями, среди которых был лорд Байрон, с чьей подачи и начинается история писательницы Мэри Шелли.

"Странная вещь - познание! Однажды познанное нами держится в уме цепко, как лишайник на скалах"

"Пусть каждый из нас сочинит страшную повесть", - сказал как-то самый известный романтик мира, начитавшись со своей компанией готических рассказов о привидениях, трупах и проклятиях. За дело взялись и Перси с женой, и сам Байрон, и общий друг Джон Уильям Полидори. Первый не долго увлекался созданием готического рассказа, так как уже работал над своим "Освобожденным Прометеем". Второго хватило на небольшую повесть, которую он потом опубликовал в приложении к своей "Мазепе". Третий, кстати, подхватил идею Байрона и впоследствии написал фактически первое художественное произведение о вампирах, которое так незамысловато и назвал - "Вампир". А вот Мэри Шелли подошла к делу серьезно.

Сама писательница в предисловии к одному из переизданий своего романа признается, что "марала бумагу еще в детские годы", что муж с самого начала призывал ее к сочинительству, что именно он уговорил ее не бросать задуманное и развить идею, которая явилась ей во сне.

Интересно, что "Франкенштейна" часто считают образцом готического романа, который подразумевает эстетизацию ужаса, содержит в себе таинственные приключения и элементы мистики. Но Мэри Шелли превзошла романтический "черный роман", создав нечто большее, чем просто мистический рассказ о привидениях.

"Для исследования причины жизни мы вынуждены обращаться сперва к смерти"

Для XVIII века кошмар представлялся в виде мистических существ, нападавших на невинных девушек в их спальнях. Одной из популярнейших картин было полотно того самого Генри Фюзели "Ночной кошмар". Композиция картины вполне стандартная для готического ужаса: девушка, на которой сидит инкуб, а над ложем лошадиная голова с выпученными водянисто-желтыми глазами. Этой картиной восхищался и Эразм Дарвин (дедушка Чарльза Дарвина, про которого Мэри Шелли упоминает в своем предисловии к роману), и Гёте, и Зигмунд Фрейд. И вдруг стало понятно, что, как замечает итальянский искусствовед Федерико Дзери, "теории просветителей с их верой во всемогущество человеческого разума оказались утопией, в то время как иррациональный романтизм доказал свое право на существование".

Сама писательница вспоминает: "Лорд Байрон и Шелли часто и подолгу беседовали, а я была их прилежным, но почти безмолвным слушателем. Однажды они обсуждали различные философские вопросы, в том числе секрет зарождения жизни и возможность когда-нибудь открыть его и воспроизвести. Они говорили об опытах доктора Дарвина (я не имею здесь в виду того, что доктор действительно сделал или уверяет, что сделал, но то, что об этом тогда говорилось, ибо только это относится к моей теме); он будто бы хранил в пробирке кусок вермишели, пока тот каким-то образом не обрел способности двигаться. Решили, что оживление материи пойдет иным путем. Быть может, удастся оживить труп; явление гальванизма, казалось, позволяло на это надеяться; быть может, ученые научатся создавать отдельные органы, соединять их и вдыхать в них жизнь".

И все, круг замкнулся. Мэри пошла спать и: "Глаза мои были закрыты, но я каким-то внутренним взором необычайно ясно увидела бледного адепта тайных наук, склонившегося над созданным им существом. Я увидела, как это отвратительное существо сперва лежало недвижно, а потом, повинуясь некоей силе, подало признаки жизни и неуклюже задвигалось. Такое зрелище страшно; ибо что может быть ужаснее человеческих попыток подражать несравненным творениям создателя? Мастер ужасается собственного успеха и в страхе бежит от своего создания. Он надеется, что зароненная им слабая искра жизни угаснет, если ее предоставить самой себе; что существо, оживленное лишь наполовину, снова станет мертвой материей; он засыпает в надежде, что могила навеки поглотит мимолетно оживший отвратительный труп, который он счел за вновь рожденного человека. Он спит, но что-то будит его; он открывает глаза и видит, что чудовище раздвигает занавеси у его изголовья, глядя на него желтыми, водянистыми, но осмысленными глазами".

Не напоминает ли вам этот сон картину, выше уже упомянутую? Готические мотивы, гальванизм, эксперименты с электричеством над мертвыми телами, популярные на рубеже XVIII-XIX веков, миф о Прометее, образ ученого-бога, идея сверхчеловека, наконец - все это нашло отражение в романе "Франкенштейн, или Современный Прометей".

Мэри Шелли расширила границы художественного воображения, охватив тот научный контекст, который окружал ее всю сознательную жизнь. "Призвать воображение под знамена науки!" - лозунг Эразма Дарвина, который стал лозунгом Виктора Франкенштейна, создавшего человекоподобное существо, способное мыслить, но жестокого и коварного по своей сути.

Продолжение читайте на портале ГодЛитературы.РФ.