Если бы Пушкин не встретил Гончарову... 210 лет назад родилась женщина, мало интересовавшаяся русской литературой, но сыгравшая в ней огромную роль

С рожденья предал

Меня Господь:

Души мне не дал,

А только плоть.

Певец влюбленный

Сошел ко мне

И, опаленный,

Упал в огне.

Эстетствующий монархист, ревностный поклонник Николая I облек в виртуозную форму нарочито отрывистого двухстопного ямба (словно намекающего на скудость души героини) собрание всех предубеждений того времени касательно Натальи Николаевны.

Через двадцать лет, в тоже трудном 1937 году, другой пылкий литератор, хотя в совсем другом роде, Викентий Вересаев, пошел еще дальше и в своей, казалось бы, сугубо справочной книге "Спутники Пушкина" прямо указал своему герою, на ком ему следовало жениться:

"Хочется как можно больше знать об этой девушке [Екатерине Ушаковой], не только любившей Пушкина, но и умевшей его ценить. Не перейди ей дорогу пустенькая красавица Гончарова, втянувшая Пушкина в придворный плен, исковеркавшая всю его жизнь и подведшая под пистолет Дантеса, - подругой жизни Пушкина, возможно, оказалась бы Ушакова, и она сберегла бы нам Пушкина еще на многие годы".

"Бедный Пушкин! - иронично отвечал на эти многочисленные печатные упреки Пастернак в своем мемуаре "Люди и положения" (1956). - Ему следовало бы жениться на Щеголеве (известный пушкинист) и позднейшем пушкиноведении, и всё было бы в порядке. Он дожил бы до наших дней, присочинил бы несколько продолжений к "Онегину" и написал бы пять "Полтав" вместо одной. А мне всегда казалось, что я перестал бы понимать Пушкина, если бы он нуждался в нашем понимании больше, чем в Наталии Николаевне".

Он действительно нуждался в Наталье Николаевне. Которая, воспитанная маменькой в большой строгости, очень приблизительно знала его стихи. И для которой он был не сочинитель, а муж, глава семьи, отец ее детей. И который любил и ценил ее не как поэт, а как муж. "Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя", - полушутил-полунаставлял Пушкин молодую жену осенью 1833 года из Болдина - первый раз расставшись с ней надолго. А через полгода, уже из Петербурга в Полотняной Завод, куда 21-летняя Наташа уехала с двумя старшими детьми, писал: "Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены".

Кстати о детях: за неполные шесть лет брака (февраль 1831 - январь 1837) их у Пушкиных родилось четверо. И все четверо - не просто выжили, но и дожили до глубокой старости, как и три последующих ребенка от брака с генералом Ланским. Семь детей - и ни один не умер в раннем детстве. По тем временам это было просто чудом. Достаточно вспомнить, что у родителей самого Пушкина на троих выживших детей (Ольга, Александр, Лев) пришлось четверо умерших. А у Пушкиной-Ланской все семеро - выжили.

Но не слишком ли мы идеализируем Наталью Николаевну? Ведь, что ни говори, именно она оказалась пружиной того механизма, который привел Пушкина к гибели. На это можно ответить метафорически, словами Блока: Пушкин умер от нехватки воздуха. А можно - прагматически: к январю 1837 года у Пушкина накопилось множество тяжелых проблем. Финансовых - долги разбухали, "Современник" не продавался; творческих - все никак не мог засесть за "Историю Петра"; да и семейных - Наташа была хорошая жена и мать, но также оказалась слишком хорошей сестрой и привела жить в семейную квартиру двух своих старших незамужних сестер (одну-то из них и выдали за Дантеса). И непременно хотела блистать на придворных балах, небезосновательно полагая, что красота и молодость - это ненадолго. Что требовало непомерных расходов.

Пушкин хотел разрубить все эти накопившиеся проблемы одним махом - так что дуэль по тому или иному поводу, за которой неизбежно последовала бы ссылка в деревню, была просто неизбежна. Послал же он годом раньше, в феврале 1836 года, ледяное французское письмо князю Репнину, прицепившись к тому, что тот якобы нелестно отозвался о пушкинском "На выздоровление Лукулла" и почти одновременно - форменный вызов юному графу Соллогубу за то, что он якобы неучтиво разговаривал с Натальей Николаевной. Но князь и граф понимали, с кем имели дело, и постарались окончить дело миром. А эльзасский дворянин д'Антес и голландский барон Геккерн понять этого не смогли.

Так что если Наталья и повинна в дуэли, то именно как спусковая пружина - а в действие ее привел все-таки сам Александр.

Закончить хочется тем, с чего мы начали: второй, заключительной строфой стихотворения Садовского:

В земле мы оба,

Но до сих пор

Враги у гроба

Заводят спор.

Ответ во многом

Я дам не им,

А перед Богом

И перед ним.

Полная версия на портале ГодЛитературы.РФ.