В Петербурге три поколения одной семьи делают фарфор
С Александром Сергеевичем Кочиным, руководителем цеха костяного фарфора, мы познакомились в магазине предприятия. Потомственный фарфорист присматривался к большой статуэтке "Бульдог", которую предприятие выпускает уже лет семьдесят.
- Это мои детские воспоминания. На бабушкином серванте всегда, сколько я себя помню, стояли бульдог (его на первую зарплату купил ей в подарок ее сын - мой будущий отец Сергей Павлович) и кувшин в синих тонах "Виноград в корзине". Бульдог и кувшин "переселялись" из квартиры в квартиру вместе с хозяевами, но при последнем переезде нерадивые грузчики их разбили. Новый, точно такой же "Виноград", уже купил. Теперь нужен бульдог, - пояснил Кочин. - А вообще на завод я первый раз пришел года в три. Мои первые воспоминания: особый запах производства, запах форм. Он не неприятный, но непривычный, словно из другой жизни.
- А какой фарфор вам больше нравится?
- Костяной, классический, без яркого рисунка. Мне по душе его белоснежность, прозрачность, изящество, легкий золотой декор. Вот видите: чайник и сахарница формы "Белый цветок". Это сложное в изготовлении изделие, каждый элемент которого отливается вручную. Вообще большинство форм, созданных в начале 1970-х годов, поныне в ходу. Может меняться рисунок, но формы вечны, настолько они изящны и функциональны одновременно.
- Костяной - на костях?
- Да, 40 процентов золы из обожженной костяной муки. И еще глина, каолин, полевой шпат. Кости берутся крупного рогатого скота, и чашечки получаются белоснежные. Пробовали брать от лошадей - получаются желто-коричневые. Толщина - всего 1,6 миллиметра. Костяное сырье получаем уже готовое, так что не переживайте: никаких костей мы у себя не сжигаем. Это только поначалу так было, когда цех только открылся, в 1969 году, - поясняет Кочин. - Пойдемте, покажу производство.
Процесс сложный. Фарфоровую массу разбавляют водой, заливают в формы, подсушивают (этап называется "сушило N 1"). Далее к чашечке приделывается ручка, и изделие попадает на "сушило N 2". Потом на первый, бисквитный обжиг, после которого изделие выходит словно шершавым. Его покрывают прозрачной глазурью с примесью фиолетового фуксина, чтобы было четко видно, где не прокрасилось. При следующем обжиге "фиолетовость" исчезает, и чашка станет белоснежно-прозрачной. Последний этап - роспись золотом.
Александр Кочин пятнадцать лет проработал обжигальщиком, как и его отец в свое время. Он рассказывает о своих родных, показывает черно-белые фото. На них бабушка, мама, папа и - фарфор. Бабушка Алла Ивановна Баранова пришла на завод в начале 1970-х годов, просто потому что жила неподалеку. От работы оправщика, исправляющего дефекты сырых изделий, прошла путь до мастера литейно-формовочного цеха. Ее дочь Татьяна Олеговна устроилась на завод сначала лаборантом, потом нормировщиком, затем, после окончания Ленинградского финансово-экономического института, стала экономистом цеха костяного фарфора. В цехе она и познакомилась с обаятельным Сергеем Павловичем. Татьяна Олеговна оформила его на работу - и в свою жизнь.
- Папа более сорока лет отдал заводу, но давно уволился по состоянию здоровья. Однако когда есть производственная необходимость, встает к печи. Недавно у нас сразу двое обжигальщиков заболели, и чтобы остальным не работать круглосуточно, папа принял вахту, - рассказывает Александр.
Мастер честно признается: фарфор не был его мечтой. После школы пошел в институт, но был вынужден взять академический отпуск. А поскольку в семье существовало и существует правило: не учишься - должен работать, на следующий же день пришел в цех, став ставильщиком-выборщиком, который подготавливает изделия и отправляет их на обжиг. Работа на ногах, рядом с огнедышащей огромной печью. Затем армия. ("Замечательное место для постановки головы на место. Мне поставила. Очень рекомендую", - замечает Александр.) Демобилизовавшись, хотел пойти в метрополитен, водить поезда. Прошел медкомиссию, но судьба: заглянул на завод к матери и попался на глаза на тот момент директору по производству Виктору Кресникову. "Пропустите его, он идет устраиваться обжигальщиком", - сказал тот сразу на проходной.
И Кочин прошел путь до бригадира, заочно окончил СЗТУ. А получив высшее образование, стал подумывать, куда бы перейти, чтобы расти профессионально. Фарфор не отпустил - предложили стать начальником цеха.
- Он же как живой, с ним нужно обращаться бережно. Одно неловкое движение - и все, чашка снова становится глиной. А работа-то на самом деле очень интересная. Мы создаем красоту, и за это еще и деньги платят. Наши заводские изделия есть в крупнейших музеях, в частных коллекциях, - подчеркивает Александр.
Признается, что дома любит пить из бокала формы "Ленинградский". А вот сервиз покупать не собирается: тем, кто несколько десятилетий проработал на заводе, он вручается бесплатно на День завода. Так что когда-нибудь обязательно получит.
Будет ли продолжена семейная династия, пока неизвестно. У Александра трое детей. Старший Дмитрий - девятиклассник, он уже был на заводском мастер-классе.
- Они все выберут что захотят. Заставлять не буду. Но если потребуется быстро устроиться на работу, постараюсь помочь. Пусть попробуют у нас настоящий труд, в том числе связанный с физическими нагрузками: это поможет расставить правильные приоритеты по жизни. Сейчас быть рабочим стало немодно. Модно быть менеджером, блогером, свободным художником. Я этого не понимаю. Ведь почти все, что нас окружает, создано на заводах и фабриках, - замечает Кочин.
А вот особенного секрета, как готовить хороший фарфор, в семье Барановых - Кочиных со временем не появилось. Никаких тайных скороговорок и добавления в массу волшебных ингредиентов. Ответственно относиться к своему делу - вот и весь рецепт.
- Говорят, что бить посуду - к счастью... И я очень счастливый, один из самых счастливых людей в мире! Посуды перебил - не перечесть.
Когда в печи завал случается, плиты с изделиями начинают друг на друга находить, и посуда бьется. Чтобы ликвидировать завал, нужно с помощью армированной кочерги (а она может быть и метров пятнадцать длиной) доставать посуду. Да и что целое достанешь, все равно треснет. Температура в печи до 1 200 градусов, резкий перепад температур - и все. Удается, конечно, и целые изделия вытащить, только это большое мастерство и тяжкий труд. Когда первые тарелки вот так "побил" - в силу производственной необходимости, чуть не плакал, - улыбается Александр Кочин.