В Москве елизарьевский "Щелкунчик" гостит не впервые. Его премьера состоялась в 1982-м, а уже в 1984-м он стал гвоздем гастролей в Большом театре. Это было время, когда после повсеместно принятого "Щелкунчика" в версии Василия Вайнонена у хореографов возникла потребность личного общения с партитурой последнего балета Чайковского. Тогда Игорь Чернышев в Куйбышеве, Александр Дементьев в Свердловске и Валентин Елизарьев в Минске каждый по-своему заинтересовались трагической стороной любимой сказки.
Елизарьев, самый именитый и опытный, решительно снял следы сладкой пены с сюжета. Все приметы Рождества в этом спектакле глубоко задвинуты в театральные арьеры. Елка где-то маячит вдали (художник - Евгений Лысик), но так, что не всякий ее и заметит. Гостей мастер кукол Дроссельмейер на праздник не позвал. Исключение - его крестница Маша, которой он дарит целый выводок кукол - испанских, китайских, индийских, русских, французских. Но лучшие среди них - Принцесса, Мышка и Щелкунчик, ставший любимцем Маши. Они же являются в волшебный сон девочки, где она отождествляет себя с Принцессой, в Щелкунчике узнает своего Принца, а любимого крестного представляет волшебником, повелевающим мышами. Вместе они проходят все традиционные испытания "Щелкунчика" и выруливают к свадебному па-де-де (частично превращенному в па-де-труа с Дроссельмейером), после чего чары развеиваются.
Традиционная тема взросления в этом спектакле уходит на второй план вместе с музыкальной темой роста елки, обычно захватывающей и воображение постановщиков, и дух зрителей. Елизарьев сфокусирован на другом: он одним из первых попытался реализовать звучащую у Чайковского тему одиночества человека в огромном мире, неприкаянности, поиска тепла. За внешней красотой игрушек он увидел пугающую механистичность, целлулоидность чувств и отношений, которым противостоит теплая, обладающая тонкой душой девочка Маша.
Елизарьев ставил "Щелкунчика" после "Тиля Уленшпигеля", "Сотворения мира", "Спартака", принесших ему признание и неофициальное положение второго вслед за Григоровичем хореографа в СССР. Доказывать право на эксперимент уже не приходилось, собственный почерк сложился, стал узнаваемым. Балет Чайковского тем не менее оказался шагом в новом направлении - в сторону классики, живущей по собственным законам. Сложный, изломанный язык хореографии Елизарьева, отсылающий к акробатике и даже поддержкам из фигурного катания, вынужден был искать компромиссы с музыкой. Танцевальные крещендо и диминуэндо нуждались в новой логике, ансамбли - в новых структурах.
Сорок лет назад эти поиски поражали воображение, укрепляя Елизарьева в статусе новатора. Они открыли путь для новых прочтений и решительных переосмыслений балета. Сегодня "Щелкунчик" Елизарьева стал хрестоматийным. При этом танцевальные комбинации нестандартны, требуя, например, от двенадцати пар Вальса цветов квалификации скорее сольной, чем кордебалетной. Поэтому ответственность затмевает увлеченность. Но есть и такие исполнители, как Татьяна Уласень и Игорь Мацкевич (Индийские куклы), которые так органичны, будто партии создавались специально для них. И конечно, не остались без аплодисментов исполнители главных партий Людмила Хитрова (Маша), Артем Баньковский(Принц) и Эвен Капитен (Дроссельмейер).
Между тем
В эти дни художественный руководитель Большого театра Беларуси Валентин Елизарьев отметит 75-летие. Ленинградец, выпускник Вагановского хореографического училища и Ленинградской консерватории, он почти 50 лет отдал минскому театру. 4 ноября в его честь будут танцевать белорусские артисты и приглашенные гости.