Поделиться
Две клоунессы почти без слов представляют один день из жизни маленькой девочки Яси, которая ждет маму в чужой стылой квартире. На ребенке пальто, шапка, три пары рукавиц - ведь блокада ассоциируется прежде всего с лютым холодом и зимними кадрами из хроник: санки с трупами, закутанные в платки люди на пустых улицах, бидоны в проруби. Лицо актрисы Татьяны Пестовой под густым гримом выглядит как страшная маска - опухшее от голода, обмороженное, старушечье. Движения - то по-детски проворные, то заторможенные: ослабленный организм погружается в забытье.
Героиня порой бормочет, как пятилетняя, обрывки фраз, но чаще лепечет отдельные слоги, главный из которых, конечно же, "ма". Он написан на одном из кубиков, похожих на кусочки рафинада. В сахарнице пусто, в карманах тоже, завернутые в тряпицу крохи съестного торопливо проглочены. Сложив слова "стужа" и "еда", Яся глодает кубик "ма"… "Ма", по всей видимости, уже замерзла где-то на улице, но ребенок отбивается от куклы Смерти и продолжает ждать.
В окнах-экранах мелькают фотографии блокадного Ленинграда - безжалостная черно-белая реальность. В комнате все задрапировано белой тканью, но ребенок сдергивает чехлы, обнаруживая стул, похожий на трон, посудный шкаф с сюрпризами в виде елочной звезды из стекляруса и шоколадной конфеты, часы с боем. Из репродуктора размеренно льется радиоспектакль по "Аленькому цветочку", и Яся проживает свою блокаду как сказку, где за тяжелыми испытаниями непременно следует счастливый конец.
В спектакле два финала - условная встреча героини с мамой (прекрасной феей, которая улыбается с экрана), которой в принципе можно было и ограничиться, и что-то вроде постскриптума для тех, кто от непривычно грустной истории мог и приуныть: из зала выходят малыши в белом, высаживают по краю сцены зеленые ростки, поют и водят с Ясей хоровод. В Воронеже эту миссию доверили ребятам из творческой студии "Театральная, 17".
По словам режиссера Татьяны Сидоровой, они символизируют те "ростки жизни", ради которых ленинградцы выстояли в блокаду:
- В наше время дети очень благополучны, очень успокоены. Во время пандемии мы сидели в изоляции и думали, как нам сложно, но рядом был горшочек, холодильничек, телевизорик, это была хорошая возможность успокоиться… Возвращение к блокадной теме дает понять, что такое настоящие сложности. Дай Бог, чтобы мы никогда их больше не видели.
Для части юных зрителей, несмотря на привычку к всевозможным монстрам из мультфильмов, борьба героини со Смертью оказалась пугающим зрелищем. Но родители знали, на что шли, и постарались разобрать с детьми их впечатления. Об ужасах войны сегодняшним школьникам говорят немало. Но слова зачастую звучат стерто, события - трудно примерить на себя, сытого и одетого. "900 хлопьев снега" - попытка передать эмоции, без которых человек не вырастет человеком.
- В таком спектакле зрителя невозможно не напугать, потому что речь идет о том, что действительно страшно. Но человек всегда ищет выход, поднимает себя за волосы, как барон Мюнхгаузен. То, как выживали блокадники, - за пределами нашего опыта и понимания. Мы же знаем, что есть вещи, о которых принято умалчивать. Кто-то занимался мародерством, воровал детей, а кто-то за счет своей силы духа поднимал других с постели, возвращал к жизни. - отметила Сидорова. - Когда страшное входит в быт - как пандемия, рак или война - мы к нему привыкаем. Нужно учиться подходить к ценности жизни, подобно детям. Ребенок в любых обстоятельствах старается выжить и облечь происходящее в игру.
Девочке Ясе в спектакле помогает плюшевый мишка. Его прототип - игрушка девочки-блокадницы, которая хранится в музее. Репликами экспонатов являются и другие предметы, использованные в постановке.
- Изначально мы пришли в Музей обороны и блокады в поисках материалов для разговора о блокаде, которая вшита в нашу память. Например, я ленинградка в четвертом поколении, мой прадед служил на "Авроре", а до того на крейсере "Варяг"… В итоге получился эксперимент с самим пространством музея. Там огромные окна, которые являются медиаэкранами, и это было просто невозможно не использовать. Мы обыграли рельефы конкретного помещения, но при переносе на другую площадку спектакль в целом ничего не потерял, - добавила режиссер.