Как ни странно, первым литератором, написавшим о русской Смуте (не считая летописцев), был испанский театральный мэтр Лопе де Вега. Его перу принадлежит пьеса "Великий князь Московский, или Преследуемый император", в которой вовсю действуют Дмитрий Самозванец (правда, испанец считал его законным царем) и Марина (Маргарита) Мнишек. Драматург никогда не бывал в России и узнал о московской драме, по-видимому, из польских источников. Плодовитый испанец написал свою драму в разгар событий - в 1605 году. Кстати, Дмитрий у него - не сын, а внук Ивана Грозного. Кульминация противостояния - поединок Дмитрия Фёдоровича (он у испанца - сын царя Фёдора Ивановича) с родным дядей - Борисом Годуновым. Самозванец закалывает Бориса и становится царем. Неудивительно, что такая вольная трактовка русской истории в нашей стране интереса не вызвала. Пьесу полностью опубликовали на русском только в конце ХХ века. Она интересна как казус, как свидетельство интереса к Москве, который испытывали даже в далекой Испании. Уже тогда, в начале XVII века. В России светской литературы и театра в то время не существовало.
Как только русская литература обратилась к образам отечественной истории, на страницах журналов и книг, а также на сцене появились образы Смутного времени. Авантюристы, злодеи, самоотверженные герои. Эпоха крайностей привлекала колоритными личностями. Это началось давным-давно. Еще первый русский профессиональный литератор - Александр Сумароков - самую известную свою трагедию посвятил Димитрию Самозванцу. Это - начало Смуты. Сумароков был не только поэтом и драматургом, освоившим дюжину почти несовместимых жанров, но и историком, который особенно увлекался прошлым Москвы. А Белокаменная - одна из главных героинь Смутного времени. С этим, скорее всего, связано и сумароковское внимание к этому трагическому времени. Каноны классицизма требовали четкого разделения на образцовых героев и разрушителей. На тех, кто готов всем пожертвовать ради высокой идеи - и на индивидуалистов, сметающих всё со своего пути ради пустого честолюбия. Таким исчадием ада стал в пьесе Сумарокова Димитрий Самозванец. Не только честолюбец, но и тиран, одержимый идеей уничтожения Москвы, русского государства и православного народа. Люди для него - только "прах под ногами" и "ползающа тварь и черви". Какое уж тут просвещение! Сгущать краски поэт не стеснялся. Кредо Самозванца таково:
Блаженство завсегда народу вредно:
Богат быть должен царь, а государство бедно.
Ликуй, монарх, и все под ним подданство, стонь!
Всегда способнее к труду нежирный конь,
Смиряемый бичом и частою ездою
И управляемый крепчайшею уздою.
Его страсть к убийствам и ненависть к России трудно объяснима. Но громогласные монологи, которые сочинил Сумароков, обеспечивали актерам овации. Кстати, положительные герои - боярин Шуйский и другие - удались поэту в меньшей степени. И для актеров они не представляли такого интереса. Пресноваты. Так бывает с образцовыми персонажами.
Народ восстает против Димитрия и свергает его. Сумароков дерзновенно подчеркивает, что в истории есть эпизоды, когда без права на восстание с бедой не справиться.
Всё это не слишком похоже на историю Димитрия, но Сумарокову необходима была притча о разорении и спасении государства. О том, что гибель первого Самозванца не остановила Смуту, он в этой трагедии не задумывается. Это остается за кадром.
Сумароков - по натуре человек разбросанный, богемный - был сознательным сторонником сильного государства, которое способно дать своим подданным не только защиту, но и просвещение, а просвещенным людям - обеспечить права и личное достоинство. И нужно служить этому государству - сообразно собственным талантам.
Самую известную драму о зарождении Смутного времени написал, несомненно, Александр Пушкин.
Это "Борис Годунов", русская историческая хроника, созданная в большей степени для чтения, чем для сцены. Пушкин посвятил своего Годунова светлой памяти Николая Карамзина - и действительно, во многом он следовал канве карамзинской "Истории государства Российского", добавив к ней глубину психологической проблематики. Многое остается без ответов - и в этом мудрость пушкинских исторических сцен. Как и в добродушной иронии, которой проникнуты многие эпизоды "Бориса". А великую ремарку "народ безмолвствует" можно считать ключом к началу русской Смуты. Лучше всех поняли эту трагедию Модест Мусоргский и Фёдор Шаляпин. Первый написал оперу, а второй - годы спустя - сумел воплотить образ Бориса с нечеловеческой силой.
Продолжение читайте на портале ГодЛитературы.РФ