В "Бесприданнице" Островского тюменцы показали идеальные костюмы
Тюменский драматический театр справляет 165-й сезон. Большой зал. "Бесприданница" от приглашенного лауреата Госпремии Зураба Нанобашвили. Драма, закормившая публику экспериментами над классикой, неожиданно повернула к старым добрым правилам. Без эксцентрики, выкрутасов, головоломок, эпатажа и далее по списку спокойным ровным тоном рассказала о судьбе девушки на выданье, которая ищет соломинку, а находит пулю, девушки, которую почти что разыгрывают в карты. Да боже, даже карты для игроков - мучительная дрянь, в "орла и решку" быстрее. Знакомые со старших классов персонажи Лариса Дмитриевна, Сергей Сергеич, Юлий Капитоныч, Харита Игнатьевна, Мокий Парменыч, Василий Данилыч… Удивительное превращение: галерея портретов та же, а вот другие они - будто подросли, возмужали, нахватались житейского… Ох, недоговаривала школьная литераторша, точно недоговаривала - знать, торопилась выдать материал "по уставу", где это - истинно черное, а то - всегдашне белое. Не учла пограничную линию перехода, когда рождается серый цвет.
В первые показы Островского за "Бесприданницу" сильно ругали, но прежде томились в ожидании премьеры. Нанобашвили критиковать не за что, даже если специально придираться: спектакль понятен, строен, чист. Как алфавит и циферблат. Никаких примесей, этажей и запутанных коридоров из смыслов. И в этом его прелесть. Здесь, конечно, нет хореографии, да и музыки не так, чтоб покинуть партер, насвистывая что-то из первого действия. Расчет режиссера - на речевое мастерство актеров, на вербатим, на партнерство друг с другом через содержательный диалог. "Бесприданница" - разговорный спектакль, спектакль, где торжествует красивое русское слово. Тут говорят громко, тихо, с шипением, придыханием, раздражением и надеждой. Видимо, это такая редкость для нас, сегодняшних, что два часа, исключая антракт, - тишина, с полной загрузкой зала, при том, что половина из этого зала - вертлявые школьники и деловитые студенты.
"Бесприданница" - спектакль идеальных костюмов. Ткани, принты, крой от художника-постановщика Елены Жуковой и пошивочного цеха таковы, что, нисколько не смущаясь, смотришь-засматриваешься из второго ряда. Не помнится, чтобы еще так спешно хотелось зарисовать в уме на память для повторения в домашней мастерской. Ну и декорации. О них особо. Пространство не заставлено и не забросано (не забываем, главное - слова, а не сцены): в первом действии это тоннель в разрезе, занавешенный красным плюшем, который - то кофейная, то дом Огудаловых. Во втором - деревянный остов чего-то судоходного, закрытый монументальным помятым ковром как символом карандышевского представления об обеспеченности и хлебосольстве. К финалу комнаты будущего Ларисиного мужа превращаются в берег матушки Волги. Но некоторые дополнительные предметы дают понять: что-то да пальнет, по кому-то да заплачут. Деревянные ребра старого плавсредства - отсылка к кукловодам и марионеткам (Огудалова их точно изображает), подлокотники в виде топориков, сиденье в виде плахи - это печать палача и неизбежность кабалы за спиной отвратного сердцу спутника жизни.
Ну и сами тюменские актеры - сообщество сильных, интересных личностей. Вместе с опытными Николаем Аузиным, Кристиной и Александром Тихоновыми, Константином Антипиным, Александром Кудриным, Жанной Сырниковой на подмостки выходит свежая кровь. Роман Гусак играет Илью-цыгана, Алена Чуванова - во втором составе бесприданница - только вошла в труппу, а уж заглавная роль, которая, по признанию выпускницы Иркутского театрального училища, не удалась бы без напутствий старожилов.
…После премьеры спускаясь к гардеробу, народ эмоционально вещал: да, не "Жестокий романс". Конечно, это не бесподобный фильм Рязанова. Это Островский и Нанобашвили: чистая классика, аккуратная ее интерпретация, ставка на человеческий разговор без гитарного многоголосья. Когда пушки стреляют, остро нуждаешься в словах, еще больше - в их переосмыслении в своем биологическом возрасте.