В новом "Омуте" шаманы водятся. Режиссер Денис Крючков назвал жанр своего фильма постхоррором

Конечно, комплексы - штука, многим свойственная. Но глубоко индивидуальная. Психопатии как предмет изображения в кино - дело проигрышное, если за навязанными ему страхами зритель не увидит проблему более общую, ее лично не прочувствует. Почувствует только, что его примитивно пугают. Именно это происходит, на мой взгляд, с фильмом "Омут".

Авторы - сценарист Ольга Лоянич и режиссер Денис Крючков - называют его жанр постхоррором и надеются, что, хорошо испугавшись, зритель возвысится над собственными страхами. Триггером для злоключений своей героини они изберут популярное в России семейное насилие, которое даже не считается преступлением. И вот красивая Люба с подружками отправляются в темные леса в надежде снять главные порчи своих жизней и научиться самостоятельно строить свою судьбу. Такое начало уже отработано в сотнях ужастиков - предчувствуешь не столько интригу, сколько скуку повторений.

Ситуацию спасает оператор Гайк Киракосян: мертвая гладь озера с плывущими навстречу кувшинками завораживает и - да, пугает. Оператору помогает композитор Андрей Климинов, умело вибрируя низами, а это всегда что-то предвещает. И окончательно добивает режиссер, полагающий, что если что-то неопознанное давать мгновенными вспышками, это будет означать спутанность сознания - то ли воспоминания гложут, то ли совесть. Вот в такой обстановке и начнется наш вояж в неизвестное.

Ужас в фильме нагнетается из ничего, но так напористо, что отвага девиц, пустившихся в темный лес, где явно леший бродит, покажется неправдоподобной. Это уже на старте подорвет доверие к способности авторов фантазировать так, чтобы поверили. А лешие не заставят себя ждать. Явятся молодцы, на лицо добрые, ужасные внутри. И увлекут легковерных в хоромы мрачные, уже с виду жуткие. Мы давно раскусили, что там добра не жди, а героини (буквально - героини!) все еще ждут, что их тут будут подвергать особого рода терапии, что это такой, типа, санаторий.

Я не иронизирую, а передаю смятение, которое вас охватит в кино, где каждый кадр логически не стыкуется с предыдущим, да и реакции несчастных неадекватны обстановке - персонажи повинуются не соответствующим внутренним импульсам, а прихотливой воле авторов. Фантазия отвязалась от любой жизни и вступила с ней в конфликт - типичный недуг жанра, попавшего в неопытные руки.

При этом теоретически все как бы в норме. Семейную жизнь молодой пары лихорадит: муж относится к своей половине именно как к половине - по-хозяйски. Оскорбляет подозрением в неверности, хотя сам гуляет налево. Хамит, бьет. Это и становится поводом для бунта, который учиняет Люба, отправившись в темные леса за мистическим излечением от напасти. Из ретро-вспышек станет ясно, что эти беды возникли не просто так - они родом из трудного детства, когда от родительских побоев нужно было прятаться под кроватью. Таким образом, все необходимое предъявлено - и зерна насилия, и жуткие всходы. Но если об этом рассказать просто так, без шаманских плясок, - будет еще одно назидательное кино о вреде домашних тираний. И тогда включается фантазия. И взбивает коктейль, буйный до умопомешательства.

Семейную драму излечивают - вы правильно догадались - в духе смутного времени: древними ведическими обрядами с заунывными песнопениями. Говорят, в творческом процессе авторы серьезно погружались в мир старообрядческих ритуалов и пытались их воспроизвести. Возможно, вдохновлялись опытом Стенли Кубрика с его "Широко закрытыми глазами", но там была мистическая магия того, что зовут киногенией, а здесь сектантские радости перевели фильм в непредусмотренный жанр этнографического кино.

Ужас в фильме нагнетается из ничего, но напористо

Конечно, в "Омуте" шаманы - ребята спортивные, мускулистые, очень плотские, но духовно загадочные, здесь любая женщина призадумается. И когда после череды изощреннейших пыток под дониконианское подвывание мятущаяся супруга уже готова броситься в объятия своего нового палача, мы понимаем, что секта - это необязательно кровожадная банда Мэнсона, это может быть и кружок психотерапевтов-любителей. Такое врачевание страхом: "иду на грозу", а там будь что будет. Поэтому создатели сего действа, хорошо попугав, дадут нам понять, что пугались мы совершенно зря - надо было радоваться: страх мой - друг мой..

Но при этом они так увлеклись, что совсем стерли грани между сказкой и былью. На экране режут живых людей, а ты не понимаешь, во сне иль наяву. Закапывают в землю, жгут на кострищах, но по логике фильма в том и есть спасение то ли от мужа, то ли от самой себя. Кажется, создатели картины сами еще не определились, и финальный сюжетный кульбит с поцелуями, переходящими в пулеметную очередь, переводит этот ни в чем не уверенный психохоррор в еще один жанр - абсурдистской комедии. Тоже авторами не предусмотренный, но так получилось.

С актерами в фильме все хорошо. С интеллигентными лицами водят языческие хороводы, являются и испаряются, соблазняют, взрываются и устрашают, но никто из них ни на миг не верит в происходящее. Известно, что из всех актерских заданий самое трудное - натурально рассмеяться, но выяснилось, что пугаться еще труднее. И вот хорошая актриса Алена Митрошина, даже пройдя школу-студию МХАТ, активно вращает глазами, изображая испуг, - но самый доверчивый зритель в ужасе прошепчет: "Не верю!". Вячеслав Чепурченко в роли ревнивого мужа играет тирана в кубе и даже поцелуй наносит, как удар хлыстом. В роли главного шамана Данилы - типичный русский богатырь с обликом юного Олега Видова. Это австрийский актер Вольфганг Черни, и он здесь единственный, кто знает, как передать "химию" между персонажами, не впадая в постельные сцены.

Все участники действа явно получают от съемок удовольствие. Особенно от развитого литературного стиля порученных актерам диалогов: "Ты че творишь?! Отвали! Тварь!". Получит ли его усидчивый зритель - не уверен, посмотрим.