Само название стильно изданной и хорошо иллюстрированной книги Василия Михайловича Цейтлина (1888-1933) "Дневник штабс-капитана. 1914-1918", в конце 2021 года выпущенной фондом "Связь Эпох", сразу настраивает вдумчивого читателя на вполне определенный лад - на восприятие прежде всего "окопной правды" Первой мировой войны. Поэтому не будет разочарован тот, кто хочет посмотреть на события этой войны любопытными глазами младшего армейского офицера.
Обложка книги В.М. Цейтлина "Дневник штабс-капитана. 1914-1918" и рукопись его дневника.
Взгляд из окопа и сквозь время
Существует устойчивый миф, что любая "окопная правда" всегда страдает весьма существенным и принципиально неустранимым недостатком - узостью сектора обзора наблюдателя, который не может "отрешиться" от своего ограниченного субъективного опыта и "воспарить" над ним, чтобы ощутить подлинный масштаб происходящих событий.
Сила вещей способствовала укоренению этого мифа. В течение двух столетий жизнь младшего офицера на войне не претерпела сколько-нибудь существенных изменений. "Мы знали только наши взводы: фронтовой офицер только тогда узнает, что за дело, в котором предстоит ему помериться с противною силою, когда носом наткнется на неприятеля, или когда ядра и картечь начнут приветствовать его"1. Так с предельной скромностью вспоминал о своем участии в Заграничных походах 1813-1814 годов и взятии Парижа прапорщик лейб-гвардии Литовского полка Николай Иванович Лорер, ставший впоследствии декабристом. И с этим утверждением трудно спорить. Полагаю, что творцы советской "лейтенантской прозы", прошедшие через горнило Великой Отечественной войны, подписались бы под каждым словом Лорера. Однако другой декабрист, прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка Иван Дмитриевич Якушкин, участник Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов, сменил ракурс и философски посмотрел на свой индивидуальный опыт в масштабе большого исторического времени.
"В 1814 году существование молодежи в Петербурге было томительно. В продолжение двух лет мы имели перед глазами великие события, решившие судьбы народов, и некоторым образом участвовали в них; теперь было невыносимо смотреть на пустую петербургскую жизнь и слушать болтовню стариков, выхваляющих все старое и порицающих всякое движение вперед. Мы ушли от них на 100 лет вперед"2.
Несомненное приращение нового знания, содержащееся в "Дневнике штабс-капитана", заключается в том, что Василию Цейтлину удалось совместить несовместимое. С одной стороны, весьма красочно поведать неприукрашенную правду о Первой мировой войне и Великой русской революции, а с другой - "воспарить" над своим личным опытом и разглядеть исторический смысл грандиозных событий, участником и свидетелем которых был автор дневника, и чьи отдаленные последствия мы ощущаем до сих пор. Жизнь и судьба боевого артиллерийского офицера взрастили этот уникальный памятник исторической мысли: в нем сосуществуют, не противореча друг другу, и линия Лорера, и линия Якушкина.
Но этим уникальность памятника не исчерпывается. "Дневник штабс-капитана" прекрасно рифмуется с целым рядом классических литературных произведений, без которых невозможно представить себе историю отечественной культуры.
Рифмы судьбы
Василий Михайлович Цейтлин ("Родина" уже писала о нем в № 3, 2015)3 с детских лет был связан с артиллерией. Он родился в семье военного доктора, старшего врача 4-й артиллерийской бригады, и как впоследствии писал в автобиографии: "Детство провел в глухих гарнизонах бывшего Царства Польского"4. С первых лет жизни Василий Цейтлин был хорошо знаком с трудами и днями артиллерийских офицеров и их тусклой повседневной жизнью.
Какая удивительная рифма судьбы! В 1888-м, в год рождения Цейтлина, в сборнике рассказов Антона Павловича Чехова был опубликован рассказ "Поцелуй", впервые напечатанный в декабре 1887 года в газете "Новое время" и еще при жизни автора причисленный одним из критиков к "перлам русской литературы". Включая рассказ в сборник, Чехов в письмах брату дважды сформулировал свою непреклонную авторскую волю: "Поцелуй" должен быть в конце книги, последним. Так важен он был для Чехова, полагавшего, что у образованных людей, живших в "глухие" 1880-е, нет никаких жизненных перспектив. Если в начале небольшого рассказа его главный герой "обыкновенный человек" артиллерийский штабс-капитан Рябович, который служит в глухой провинции, еще на что-то надеется и рассуждает о своей обыкновенной жизни вполне оптимистично, то в конце рассказа офицер утрачивает эту призрачную иллюзию: "и его жизнь показалась ему необыкновенно скудной, убогой и бесцветной..."5
Именно такая и только такая убогая офицерская жизнь ожидала Василия Цейтлина, после окончания Александровского военного училища в Москве направленного служить в артиллерийскую бригаду, которая первоначально дислоцировалась в Царстве Польском, а затем была переведена в Тамбов.
И еще одна поразительная рифма судьбы! В 1933-м, в год смерти Цейтлина, в Париже вышло первое отдельное издание романа Александра Ивановича Куприна "Юнкера". В романе, действие которого происходит в Москве конца 1880-х, автор устами командира четвертой роты капитана Фофанова (юнкера за глаза именуют его Дроздом) объясняет выпускнику Александровского училища юнкеру Алексею Александрову, не желающему поехать на рождественский бал в Екатерининский институт благородных девиц, какая безотрадная офицерская судьба ожидает его в ближайшем и отдаленном будущем: "Летом выйдешь в офицеры. Придется тебе надолго, если не навсегда, законопатиться в каком-нибудь Проскурове или Кинешме, и никогда ты в жизни не увидишь подобной прелести и красоты. Ну, разве воинская доблесть вытянет тебя вверх или чудом попадешь в Академию, тогда - может быть..."6
Именно это и произошло с Василием Цейтлиным, мечтавшим о поступлении в Императорскую Николаевскую военную академию и перед войной успешно сдавшим предварительные экзамены при штабе округа. Война помешала поступлению и учебе. Первую мировую войну он встретил в чине поручика и в должности старшего офицера артиллерийской батареи. А в самом начале войны "воспарил" - в прямом, а не в переносном смысле слова. 12 сентября 1914 года поднялся на привязанном воздушном шаре на 680 метров для изучения местности. "Как отчетливо все сверху видно. Вот когда действительно получаешь полное представление о карте. Просидел на воздушном шаре два часа, ориентировался по плану крепости и карте полностью"7.
Этот, казалось бы, вполне заурядный эпизод в офицерской биографии Цейтлина ощутимо раздвинул его горизонты и выработал умение смотреть на мир отстраненно - с высоты птичьего полета. Спустя полтора года после начала войны этот навык весьма пригодится Василию Михайловичу, когда он станет штабным офицером.
"Есть упоение в бою!"
Война стала его стихией, и он в полной мере испытал "упоение в бою", воспетое Пушкиным. "Батарея работает хорошо. Война учит очень быстро. ...На стрельбах мирного времени было интересно стрелять, но разве можно сравнить со стрельбою на войне. Тут весь горишь, чувствуешь, что плохо и тебе и другим будет, если проморгаешь"8. Спустя год после начала войны Цейтлин был утвержден в должности командира батареи, то есть занял подполковничью должность. Непрерывно находясь в строю, принял участие во многих боях. Был контужен и отравлен газами. Заслужил четыре боевых ордена - и действительно, воинская доблесть вытянула вверх этого скромного труженика войны, не имевшего ни связей, ни покровителей.
В конце 1915 года уже штабс-капитан Цейтлин сделал резкий скачок по службе: был командирован в штаб I армейского корпуса для исполнения должности обер-офицера для поручений. Командуя батареей, он управлял огнем восьми артиллерийских орудий и отвечал за судьбы нескольких десятков воинов. Перейдя в штаб корпуса, стал заниматься управлением батарей, полков, бригад и дивизий. Совсем иной масштаб деятельности и несоизмеримо больший уровень ответственности за принятие неверного решения. "Насколько, в общем, разница быть рядовым участником боя - в строю, когда делаешь свое маленькое дело, видя непосредственно его результаты, ничего не зная, что делается на других участках, не говоря уже на фронте армии, и здесь, когда не делаешь своего самостоятельного маленького дела, но зато действительно следишь за общей целой картиной боя, получающейся из всей массы разнообразных донесений со всех сторон"9.
С этого момента и до конца войны Цейтлин исполнял обязанности офицера Генерального штаба. Заслужил еще два боевых ордена с мечами. Не вырос в чинах, но приобрел бесценный боевой опыт, фактически занимая полковничью должность. Как сказано в его боевой аттестации: "За время продолжительного пребывания в штабе корпуса вполне ознакомился со службой Генерального штаба и с большим успехом выполнял специальные поручения, особенно по организации разведывательной службы. В боевой обстановке отлично разбирается и держит себя доблестно"10. В годы войны Цейтлин окончил ускоренные курсы Императорской Николаевской военной академии и Великую русскую революцию встретил исполняющим должность начальника штаба 60-й пехотной дивизии, причем командующим дивизией был охарактеризован как офицер выдающийся11.
Начальник дивизии не погрешил против истины, ибо штабс-капитан Цейтлин самим фактом своего существования, в сущности, подверг сомнению безусловность рассуждений классика русской литературы.
Лев Николаевич Толстой в эпопее "Война и мир" весьма пространно философствует о военной службе. "Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие - сословие военное. В этой-то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы"12.
Жизнь и судьба Цейтлина противоречат этому в высшей степени категоричному утверждению.
Василий Михайлович - олицетворенное опровержение толстовских рассуждений о военной службе. Да, они справедливы, когда заходит речь о повседневной жизни баловней судьбы. "К любимцам, к гвардии, к гвардейским, к гвардионцам" (Грибоедов) и к офицерам Генерального штаба обличительные слова Толстого вполне применимы13. Автор "Дневника штабс-капитана" с нескрываемой горечью пишет об отсутствии корпоративного единства в офицерском корпусе Императорской русской армии:
"Все и везде считают штабных людьми, а остальные - это единицы в боевом составе, цифры в графиках"14.
Нравственный выбор интеллигента
Толстой утверждал, что военная служба мирного времени фактически освобождает офицера от всех нравственных преград, позволяя ему непрестанно находиться "в хроническом состоянии сумасшествия эгоизма". С нескрываемым сарказмом автор "Воскресения" объяснял, каким казуистическим образом офицеры оправдывали свою праздность во время мира: "Мы готовы жертвовать жизнью на войне, и потому такая беззаботная, веселая жизнь не только простительна, но и необходима для нас. Мы и ведем ее"15.
Однако военный интеллигент Цейтлин был личностью иного склада. Он всегда высоко держал нравственную планку собственной системы ценностей и никогда - ни в дни мира, ни в сражениях Великой войны - не оставался праздным, а много и самозабвенно трудился. Начальство заметило это и стало посылать не имевшего протекции офицера туда, где было трудно, куда не пошлешь изнеженного и самовлюбленного барчука. "Удивительна все-таки моя судьба, всегда и везде на шею ложатся самые тяжелые обязанности, начиная с первого года службы, где бы ни были тяжелые условия, я обязательно туда влипаю"16.
Многогранный жизненный и боевой опыт, умение объемно и рельефно осознавать и формулировать жизненные проблемы - все это помогло штабс-капитану Цейтлину в судьбоносный момент посмотреть на происходящее с высоты птичьего полета, оценить события Великой русской революции в масштабе большого исторического времени и однозначно ответить на извечный для русской интеллигенции вопрос "Что делать?"
3 марта 1918 года, когда в стране уже началась Русская смута, Василий Михайлович четко зафиксировал в дневнике свой нравственный выбор:
"Как слепы или, вернее, близоруки многие, благодаря озлоблению против большевиков - страшно желают прихода немцев. Какой толк, ведь только для того, чтобы ему, мне было лучше на время моей жизни и, пожалуй, это будет. Но ведь теперешние события надо взвешивать в масштабе десятилетий, столетий, для этого надо сосредоточиться спокойно, без злобы, уйти от всех ужасных подробностей. И у меня часто бывали мысли, пусть уж лучше немцы... Но теперь я все же пришел к заключению. Пусть лучше вся Россия будет советской республикой, лишь бы ее не рвали по частям, и не попала она под немецкое ярмо"17.
И каковы бы ни были обстоятельства времени и места, когда эти слова были написаны, итоговый вывод по сию пору сохраняет свою актуальность, помогая каждому из нас сделать свой нравственный выбор в постоянно меняющемся мире. Поэтому "Дневник штабс-капитана" - это не только первоклассный памятник исторической мысли, но и чрезвычайно актуальная современная книга, которой суждена долгая жизнь в большом историческом времени.
P.S. Цейтлин прочно связал свою судьбу с Красной армией, в рядах которой ухитрился сохранить свою самобытность: даже в 1921 году, через несколько лет после отмены всех царских чинов, званий и знаков отличия, он с гордостью носил серебряный знак выпускника академии с двуглавым орлом. Успешно занимался вопросами разведки и контрразведки, а затем стал авторитетным экспертом в области организации военной связи. Преподавал в военной академии. Стал автором 37 книг и брошюр. Принадлежал к высшему комсоставу Красной армии, о чем свидетельствовали два ромба в его петлицах, соответствовавшие должности командира дивизии.
"Был отличный работник"18 - так после его скоропостижной смерти в 1933 году написал будущий маршал Тухачевский.
Цейтлин умер за четыре года до начала Большого террора. Учитывая трагические судьбы коллег, сгоревших в его огне, можно осторожно предположить, что Василию Михайловичу повезло.
- 1. Записки декабриста Н.И. Лорера / под ред. М.Н. Покровского; подготовила к печати и коммент. М.В. Нечкина; Коммунистическая академия. М.: Гос. соц.-экономич. изд., 1931. С. 331.
- 2. Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина / Ред. и коммент. С.Я. Штрайха. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1951. С. 9 (Литературные памятники).
- 3. Ганин А.В. "Теперешние события надо взвешивать в масштабе десятилетий, столетий..." Офицер в революции (по дневникам штабс-капитана Василия Цейтлина) // Родина. 2015. N 3. С. 110-115.
- 4. Цейтлин В.М. Дневник штабс-капитана. 1914-1918 / под ред. А.В. Ганина; подготовка текста, вступительная статья, комментарии, приложения А.В. Ганина. М.: Связь Эпох, 2021. С. 339.
- 5. Чехов А.П. Собрание сочинений. В 12 т. Т. 5. М.: Художественная литература, 1955. С. 444.
- 6. Куприн А.И. Собрание сочинений. В 6 т. Т. 6. М.: Художественная литература, 1958. С. 263.
- 7. Цейтлин В.М. Указ. соч. С. 90.
- 8. Там же. С. 101.
- 9. Там же. С. 159.
- 10. Там же. С. 16.
- 11. Там же. С. 17.
- 12. Толстой Л.Н. Собрание сочинений. В 20 т. Т. 5. М.: Художественная литература, 1962. С. 254.
- 13. Новейшее исследование вносит некоторые ограничительные коррективы в это категоричное утверждение: Смирнов А.А.: И.Н. Гребенкин. Русский офицер в годы мировой войны и революции. 1914-1918 гг. Рязань, 2010 // Русский Сборник: исследования по истории России / ред.-сост. О. Р. Айрапетов, Мирослав Йованович, М.А. Колеров, Брюс Меннинг, Пол Чейсти. Том XIII. М.: Издательский дом "Регнум", 2012. С. 420.
- 14. Цейтлин В.М. Указ. соч. С. 117.
- 15. Толстой Л.Н. Собрание сочинений. В 20 т. Т. 13. М.: Художественная литература, 1964. С. 60.
- 16. Цейтлин В.М. Указ. соч. С. 203.
- 17. Там же. С. 323.
- 18. Там же. С. 52.