Декабрьский номер "Родины" готовился к печати, когда ТАСС сообщил: стартовал всероссийский конкурс на проект лучшего памятника в честь 50-летия БАМа. "Родина" и "Российская газета" просят уважаемое жюри считать эту публикацию заявкой на конкурс.
В середине семидесятых годов прошлого века автор этих строк работал специальным корреспондентом хабаровской молодежной газеты на строительстве Байкало-Амурской магистрали. С тех пор трассу БАМа я представляю себе относительно неплохо. Знаю, кто и что строил на Восточном, Центральном и Западном участках магистрали. Знаком с тогдашними строителями и руководителями северного транссиба.
Перечисленные обстоятельства дают мне некоторые основания предложить идею памятника создателям этой дороги.
Я думаю, что это должен быть туннель. Точнее - модель, архитектурная имитация настоящего туннеля. Почему именно туннель, а не мост, например? Причины две.
Первая: туннель - самая трудоемкая часть сооружения магистрали. Мост побеждает реку, туннель - гору.
Туннелей на БАМе двадцать один, и все известные. От самого длинного - Северомуйского на Западном участке, до самого короткого Дуссе-Алиньского на Восточном. Всего же внутри гор бамовский поезд едет 90 километров около двух часов.
Вторая причина: внутри туннеля темно, и это позволит создать для тех, кто попадет в его жерло, удивительную, волшебную атмосферу того времени, наполнить его звуками, изображениями на электронных экранах. В этом таежном туннеле, установленном на какой-нибудь городской площади, можно будет разместить и небольшой бар или кафе с настоящим костерком.
Я не архитектор и не художник. Но на месте и того, и другого я бы за эту идею ухватился, она дает огромные возможности и для смелых фантазий, и для их воплощений.
А теперь я хотел бы кое-что вам рассказать на эту тему.
По-моему, году в семьдесят пятом было принято решение построить мост через дальневосточную реку Амгунь. По мосту должна была пройти железная дорога Байкало-Амурской магистрали. Строить мост поручили лучшему мостоотряду, руководил которым замечательный человек - Альберт Арамович Авакимов. К нему-то я и прилетел, когда стройка только-только начиналась. Жил Авакимов в вагончике на земляном пятачке, который отвоевали у тайги мощные японские бульдозеры "Сумитомо".
Мы разговаривали, пили чай, а потом, когда я окончательно втерся Авакимову в доверие, он властным жестом закрыл мой блокнот и сказал: поедем, я тебе кое-что покажу. Сам сел за руль уазика, на первой передаче с визгом и завыванием мы прорвались по какой-то старой заросшей травой колее на невысокое плато, окаймленное редким ельником. Авакимов остановил машину, мы вышли. Он молчал, а я смотрел во все глаза.
Передо мной была высокая деревянная конструкция, покосившаяся, с побегами зеленых веточек на перекладинах. Поодаль валялась настоящая тачка с тяжелым ржавым колесом. Еще дальше - два приземистых продолговатых то ли дома, то ли коровника; дальше - фрагменты, должно быть, забора с прислоненными тачками; дальше какое-то тряпье, обветшалые дырявые ботинки, сапоги, грязная алюминиевая ложка, скрученная винтом; чугунная печка с оторванной трубой, пара покосившихся крестов, торчащих из талой воды...
- Что это? - спросил я у Авакимова.
- А ты не знаешь? - искренне удивился он.
Я не знал, даже предположить не мог. Альберт Арамович смущенно прошелся пятерней по остаткам волос, надел кепку и сказал: ладно, поехали. По пути до уазика он успел сказать мне: это лагерь, Юра, здесь был лагерь. Так я - здоровый двадцатидвухлетний лоб - впервые услышал о сталинском ГУЛАГе. Остаток дня он рассказывал мне, что это было...
Мы говорили о горе насильного, пожизненного расставания с любимыми, детьми, друзьями. О горе неправедного суда, публично оболганной жизни. О горе неизживной несправедливости. О великих лагерных людях, ни в чем не виновных, прошедших до конца свой адов путь...
Конечно, когда торжественно открывали мост через Амгунь, от того лагеря не осталось и следа: ни тачек, ни вышек, ни крестов, торчащих из талой воды. Но и то, и другое, и третье мне привелось увидеть еще раз.
Вертолет принес меня на перевал Дуссе-Алинь на севере Хабаровского края. Мы прилетели, чтобы взглянуть на законсервированный туннель, через который должна была пройти трасса БАМа. Двухкилометровый туннель был забит льдом, пройти к западному порталу нам не удалось. Но перед восточным я увидел то, что когда-то видел на Амгуни. Но теперь я знал, что именно вижу. БАМЛАГ строил этот туннель пятнадцать лет - с 1939 по 1953 год. Зэки шли навстречу друг другу. На западном входе располагался один лагерь, на восточном - другой...
Тогда мы посмотрели на ледовую пробку, поклонились тачкам и торчащим из талой воды деревянным крестам и улетели в поселок Чегдомын - центр Восточного участка магистрали века. Но когда через несколько лет вновь оказались в этих местах на горном перевале - попросили шофера нашего вездехода дать длинный-длинный гудок. Очень хотелось верить, что наш гудок услышат...