На Алтае вышел роман о сибирском крестьянине, заслужившем 10 Георгиевских наград

Алтайский журналист и писатель Константин Сомов завершил дилогию о легендарном Георгиевском кавалере Александре Абрамовиче Алябьеве, прошедшем через три войны. На днях вышел в свет второй роман - "Кавалер (Хроники Александра Алябьева. 1914-1918)". В нем повествуется об участии уроженца Павловского района в Первой мировой войне. Наш земляк побывал на пяти фронтах в самых значимых сражениях того времени.

Константин Константинович, как работалось над книгой о "германской" войне, как ее называли в народе?

Константин Сомов: И трудно, и радостно. С одной стороны, требовалось переработать огромный объем материала. С другой - события вековой давности заметно перекликаются с нынешними реалиями. Нам сейчас надо брать пример с таких, как Александр Алябьев. Он был удивительно цельным человеком. Такие есть во все времена. Никакие изменения в политике, экономике и других сферах на них особого влияния не оказывают - они всегда сумеют заработать себе на жизнь и остаться людьми. Даже на войне. Такому в моем представлении можно только позавидовать.

Он был человек двух сословий. Крестьянин, дослужившийся до звания штабс-капитана. Как настоящий мужик, крепко держал данное им слово в мирной жизни: обещал продать столько-то пудов зерна по определенной цене - так и делал осенью, даже в ущерб себе. Как военнослужащий, дал присягу Родине и исполнял ее до конца, когда остальные бросали окопы и дезертировали. Настоящий русский солдат и офицер. Этот человек стал для меня как родной.

Сам же процесс сбора информации о "германской" войне оказался сложнее в сравнении с русско-японской 1904-1905 годов. Между "маленькой, бедоносной" и двумя революциями 1917 года прошло достаточно времени, чтобы появились серьезные исследования и документальные свидетельства. Коллектив ученых из Санкт-Петербургского университета успел выпустить в 1910 году подробнейшее 8-томное издание о русско-японской войне. Там боевой путь 34-го Сибирского стрелкового полка был досконально описан: местность, погодные условия, населенные пункты, обмундирование, масса других подробностей. Кроме того, успели издать мемуары, дневники, письма участники тех событий. Есть интереснейшая книжка, посвященная "сравнительному анализу штыковых атак русских и японских воинских частей". Я нашел там подробное описание боя, в котором непосредственно участвовал Алябьев.

Об участии России в Первой мировой войне таких фундаментальных исследований издано не было. По понятным причинам. Тем не менее путь 5-го Сибирского корпуса, где служил Алябьев, как мог я сумел отследить. Удалось даже найти журналы военных действий частей, где он служил. Мозаику той войны пришлось собирать по осколкам.

"На германской войне только пушки в цене", - пел Булат Окуджава. А вы для себя что открыли?

Константин Сомов: Не было сделано никаких выводов после русско-японской войны. Она наших генералов не научила ничему. Все прежние беды повторились в Первой мировой. Наша армия терпела много бед от катастрофической нехватки тяжелой артиллерии и в 1904-1905 годах, и спустя десять лет. 1915 год вообще вошел в историю армии как "год снарядного голода" - снаряды считали на штуки, их применение строго лимитировалось. У японцев же и немцев тяжелая артиллерия была главной ударной силой. Вторая характерная особенность - мы умеем быстро наращивать вооружения. Если в начале войны японцы имели большое преимущество в пулеметах, потом оно исчезло. Но при этом мы умеем проигрывать уже практически выигранные войны.

Эта книга еще и о том, что нельзя без уважения относиться к своей Родине. Иначе тебя в любой другой стране за равного считать не будут. Или ты сильный, или слабый - третьего не дано. Договоры исполняются, когда обе стороны сильны. Как только человек, предприятие, государство слабеет, договор перестает работать. Будь сильным. Это не очень соответствует христианскому учению о милосердии, но так и люди еще неизвестно когда до него дорастут.

Начиная с весны 1917 года на фронтах постоянно митинговали, шел развал дисциплины в армии. Как уцелел в атмосфере бардака честный и принципиальный Алябьев?

Константин Сомов: Мне это тоже было интересно. Он и в солдатской среде был уже не совсем своим, и среди офицеров по большей части считался чужаком. К счастью, подвернулись воспоминания о том периоде прапорщика Ясного. Я оттуда многое почерпнул. В моем романе Алябьев лишь однажды сходил на митинг, высказал все, что думает, а когда кто-то решил свести с офицером счеты, за него горой встала родная 15-я рота.

Алябьев старался не стать скотом в том скотстве, которое разрасталось вокруг. С Божьей помощью у него это получилось. Он остался самим собой и когда служил у Колчака, при нем по морде подчиненных не били. Если бы побольше было таких Алябьевых, Россия избежала бы многих бед.

Прошлогодняя публикация в "РГ", посвященная первой части романа под названием "Лишь гаолян шумит", помогла вам познакомиться с родственниками героя, живущими в Новосибирске и Санкт-Петербурге.

Константин Сомов: Мне позвонили на работу, в "Алтайскую правду": "Здравствуйте, это Игорь Кулижников, из Новосибирска. Мне трудно говорить - волнуюсь... Я родственник Александра Абрамовича Алябьева, моя бабушка доводилась ему родной племянницей. В интернете мы с женой наткнулись на ваше интервью "Российской газете". Вот так и познакомились. Игорь Павлович переслал несколько фотографий знаменитого предка и взял у меня несколько экземпляров книги для родни.

Александр Алябьев с женой и сестрой. Фото: Предоставлено Константином Сомовым

В художественном произведении какие-то поступки героя и факты его биографии приходится домысливать, а иногда менять некоторые детали, идти против "семейных преданий". Однако родственники благожелательно оценили литературный образ Алябьева. Капитан третьего ранга в отставке Юрий Васильевич Богданов, живущий в Санкт-Петербурге, вообще попросил передать автору, что "он возмущен". Возмущен тем, что в книжных магазинах "много всякой шелухи, а книг о настоящих, невыдуманных героях не найти днем с огнем".

По словам Кулижникова, прочитанные романы помогли потомкам рода Алябьевых сблизиться, найти ранее неизвестную родню в Барнауле и Казахстане, заново осмыслить пережитое. Так и восстанавливается прерванная связь времен. Хотя и родственников Алябьева, и писателя печалит забвение фигуры Георгиевского кавалера на Алтае. Чекист Павлуновский, подписывавший смертные приговоры жителям Алтая, сам был расстрелян в октябре 1937-го за "участие в контрреволюционной террористической организации". В 1956 году его реабилитировали, а спустя двенадцать лет даже переименовали в честь "выдающегося чекиста" улицу Воротная в Курске. А вот улицы Алябьева ни в Барнауле, ни в Павловске, ни в его родном селе Стуково не было и нет.

P. S.

"Александра Абрамовича Алябьева могли убить много раз. Китайские хунхузы и японцы, австрийцы и немцы, мадьяры и болгары, а убили свои, недавние подданные Российской империи. Той самой страны, за которую он столько воевал", - так заканчивается роман "Кавалер".

Досье "РГ"

Александр Алябьев, начинавший службу рядовым, а в 1917-м получивший звание штабс-капитана, был награжден 19 боевыми орденами и медалями, из них 10 - Георгиевских. Первой наградой стала медаль "За поход в Китай" (1901 год), последней - орден "Крест Святого Георгия" IV степени с лавровым венком (18 сентября 1917 года). Среди других знаков отличия - ордена Святой Анны и Святого Станислава различных степеней, военный орден Святого Владимира IV степени с мечами и бантом (по высочайшему повелению) и "Военный Крест" (Королевство Бельгия). Алтайские историки считают, что по количеству документально подтвержденных Георгиевских наград сибирского крестьянина в России никто не превзошел.