В Петербурге на музыкальную сцену вышли сразу два царя: Юрий Александров поставил мюзикл о Петре I и оперу об Иване IV
Юрий Исаакович, напрашивается пушкинское "бывают странные сближения". Следующий год - юбилейный для Петербурга. А ровно 20 лет назад, к 300-летию города на Неве вы из небытия извлекли шуточную оперу Гаэтано Доницетти о путешествии Петра I в Ливонию. Теперь вышел мюзикл "по волнам" биографии Петра Великого…
Юрий Александров: Это, конечно, два разных Петра и две разные истории создания. Оперу Доницетти я, действительно, извлек из небытия - оригинальная партитура исчезла в огне пожара венецианского театра и была воссоздана по моей инициативе с помощью замечательного итальянского музыковеда, директора Фонда Доницетти в Бергамо Пьеранжело Пелукки. В итоге эта прелестная, словно тончайший фарфор, опера вошла в реестр сочинений Доницетти. Мы играли ее на многих гастролях и всегда получали прекрасный отклик - людям нравилось видеть Россию по-домашнему уютную, чуть-чуть смешную.
"Петр Первый, или Невероятные приключения русского царя" до сих пор идет в нашем театре "Санктъ-Петербургъ Опера", а теперь, в пандан ей, в другом петербургском театре появился мюзикл Фрэнка Уайлдхорна про Петра. Хотя история его создания началась пять лет назад, она вышла именно сейчас и оказалась очень своевременной - и не только потому, что совпала с юбилеем Петра I, а потому что звучит актуально.
Как зрители реагировали на первых показах нового мюзикла?
Юрий Александров: Я был поражен - все четыре спектакля весь зал с последней нотой вставал и кричал "браво". Видимо, и в самом деле пришло время, не стесняясь слова "патриотизм", говорить на эту тему. Потому что в спектакле есть прямые аллюзии, когда, например, император обращается к народу "братья и сестры". Есть и ироничный взгляд взаимоотношения Европы и России.
Несмотря на некий пафос в этом мюзикле, Петр I здесь хоть и велик, но это не "медный всадник", а мучающийся правитель со своими "мальчиками кровавыми в глазах".
Юрий Александров: Именно поэтому мюзикл уже вызывает такую реакцию у зрителей - Петр здесь живой. Безусловно противоречивая, неоднозначная личность. Даже историки до сих пор спорят, чего было больше от Петра I - пользы или вреда для страны.
…Но легко тем, кто ничего не делает. Кто делает, кто вершит - тот страдает. И в нашем спектакле Петр именно страдалец. Его проклинают старообрядцы, он бесконечно воюет, переливает колокола на пушки, реформы вызывают непонимание, ярость. Все дается огромным трудом. Есть сцены, где царь находится даже на грани безумия, а в конце спектакля, перед смертью задается страшным для него вопросом: "А может быть, все было напрасно, и я был не прав? Столько народу погубил, сыном пожертвовал!" Очень исповедальная вещь получилась.
Но вопреки реальной истории, в мюзикле именно Екатерина I поддержала его в конце жизни.
Юрий Александров: Это же не документальная драма, а мюзикл - в этом жанре мы и не должны быть буквалистами. Поэтому, да, здесь рассказана красивая любовная история, в которой Петр Алексеевич получает большую поддержку от Екатерины.
Любопытно, что одним из инициаторов создания мюзикла про Петра I был не театр, а американский композитор. Пять лет назад рассказывая о своих "русских" планах, Уайлдхорн меня удивил таким фактом: оказывается, много лет назад, еще будучи студентом колледжа он написал мюзикл о последнем русском царе. Но потом стало ясно: все-таки его корни из Одессы проросли и в Штатах…
Юрий Александров: Да, какие-то наши корешки у него есть. И он очень любит Чайковского, Рахманинова. В мюзикле про Петра слышен безусловный отзвук русской музыки. Цитат, слава богу, нет, но передан дух. Например, колыбельная мамы Петра царицы Натальи - это абсолютно русская колыбельная, которая берет за душу.
При этом Фрэнк - яркий представитель бродвейского мюзикла, с его причудами, условностями, которые, как ни странно, органично соединились с русскими мотивами. То, что Уайлдхорн композитор высокого уровня понятно и по его пониманию музыкальной драматургии. В мюзикле есть несомненные драматургические удачи, например, Евдокия, первая жена Петра, которая из девочки, смешливой пацанки превращается в чудовище, жертвующее сыном.
Изначально автор либретто Константин Рубинский хотел сосредоточиться на мифе о том, что Петра I подменили во время Великого Посольства. Но композитор настоял на рассказе об императоре с 7-летнего возраста до его смерти. Если бы вы стояли у истоков мюзикла, какую тему выбрали бы?
Юрий Александров: Личность Петра позволяет двигаться в разные стороны. Но, пожалуй, я бы сконцентрировал внимание на его отношении с сыном, с царевичем Алексеем - перед глазами встает знаменитая картина Репина, хотя и о трагедии другого царя, Ивана Грозного. Может быть, я бы сделал "записки сумасшедшего" на эту тему…
Вообще, это любопытно - о царе-реформаторе на Западе создано не меньше 16 опер. Писали и об Иване Грозном - начиная с Жоржа Бизе и заканчивая композицией американского композитора Роба Грайса 2014 года издания.
Юрий Александров: Действительно, на Западе написано много музыки на русскую тему Значит, их манит наша история, наша страна. Россия всегда будоражила фантазию своей "экзотичностью": медведи бегают по улицам, цыгане какие-то. Другое дело, как они нас видят. Мы для них всегда были чужими - мы мыслим иначе, и мы для них остаемся непонятными даже после того, как были открыты все границы.
Если говорить о Доницетти и Бизе, то, конечно, в их операх взгляд на Россию достаточно наивный, но все же в них есть искорки правды, за которые можно зацепиться. У Доницетти Петр - царь с большой буквы, который может оказаться в комической ситуации, но не быть смешным. В опере Бизе мы видим Ивана молодым, но уже очевидным лидером нации…
Хотя, казалось бы, от французского автора скорее было ожидать "русского Нерона", как называли царя.
Юрий Александров: И тем не менее, Иван у Бизе еще не интриган, не деспот, а молодой романтик, который настолько погружен в состояние любви, что падает в обморок, узнав о предательстве любимой. Но при этом в опере есть замечательная фраза. В конце, после всех драматичных перипетий царь задает сакраментальный вопрос: "Вы хотели Грозного? Вы его получили"...
Если я правильно понимаю, премьера "Ивана Грозного" Бизе в "Санктъ-Петербург Опера" - мировая?
Юрий Александров: Прежде ее давали отрывками, в концертном исполнении. Была однажды театральная версия, но не полная. А мы ставим спектакль с дописанным пятым актом - английский дирижер Говард Уильямс подготовил полное исполнительское издание оперы, используя собственную версию незавершенной финальной сцены, переработанную на основании материалов Жоржа Бизе. Опера оказалась забыта совершенно несправедливо - Бизе написал прекрасную утонченную, изумительную по своей мелодике музыку, в ней море шлягеров.
При этом музыка очень сложная! Тот же Иван Грозный - это драматический баритон, в нем есть что-то от сатанинской темы, но при этом легчайшее звукоизвлечение в любовных сценах. К тому же опера ансамблевая - и это тоже привносит определенные трудности, особенно когда речь идет о мужском дуэте тенора и баса. Это совершенно разные психологии, а их надо связать, и это непростая задача. Но артисты с огромным увлечением занимаются этой музыкой, признаюсь, я даже не ожидал этого. Ну а я, когда мне нравится музыка, когда она меня греет, готов подключить все свои резервы человеческие и душевные, чтобы вернуть ее к жизни.
Бизе, конечно, настрадался. Поставили клеймо неудачи на "Ивана Грозного", провалили премьеру "Кармен". Пришли клакеры: "Давай деньги, иначе не будет успеха". Он отказался, и в итоге зал был полон свистунов, зрителей, которые храпели, делая вид, что засыпают от скуки. Так Бизе успеха своей гениальной "Кармен" и не увидел.
Возрождение забытых опер дело, конечно, благодарное. Но не хотелось бы заказать "свою" оперу? Однажды же у вас был такой опыт - "Пегий пес, бегущий краем моря" по рассказу Чингиза Айтматова.
Юрий Александров: Вот именно - однажды. Ее для нас написал Александр Смелков. Меня потрясло это произведение мыслью, что не буря губит людей, а штиль - когда туман, сидишь в лодке и не знаешь, куда плыть. Именно в таком состоянии находился и мой театр, и я сам, когда мне попал в руки рассказ Айтматова. Поэтому "Пегий пес…" стал знаковым произведением для нашего театра.
Но я предпочитаю не заказывать, а открывать заново уже написанное. Вы даже не представляете себе, сколько существует прекрасной, но никому не известной музыки. Прежде всего советской. Ее просто не замечают. Например, был такой композитор, Владимир Дешевов, друг Прокофьева, между прочим. Он в 1930-е годы написал оперу "Лед и сталь". Очень любопытное сочинение. Или я всю жизнь мечтал поставить "Бурю" Хренникова. Там такие хоры, такая музыка света! Надеюсь, бог даст силы и время и мне удастся это воплотить.
…Знаете, в моей творческой жизни был любопытный период, когда я ставил - и это были мои первые постановочные опыты - в Народной опере в ДК им. Кирова. Это была самодеятельность, но какая! Хор достигал ста человек, был замечательный оркестр, у нас пел бас - врач по профессии, которому были бы рады в любом профессиональном музыкальном театре.
Так вот там состоялась премьера оперы Даниила Френкеля "Сын Рыбакова". После спектакля композитор пригласил меня к себе в гости, в свою карликовую двухкомнатную квартирку. Накрыл стол, мы выпили по стопочке. А потом он говорит: "Пойдемте, я вам кое-что хочу показать". И приводит меня в крохотный кабинет, где стоял гигантский шкаф. Он открыл его, и я увидел, что он весь забит вот такой толщины партитурами. Причем темы-то какие! "Заратустра", "Иоанн Креститель"! "Я знаю, это никогда не будет поставлено, - сказал Даниил Григорьевич, - Но в этом шкафу вся моя жизнь".
У меня весь хмель улетучился, когда я это увидел. Я понял, как много еще может быть скрыто в столах наших композиторов. Поэтому пусть молодые режиссеры заказывают новые оперы, мне важно давать жизнь тому, что уже создано и по воле случая забыто…
Почему же ваши коллеги проходят мимо этой музыки? Все дело только в маркетинге?
Юрий Александров: У нас идут все оперные шлягеры, так что я имею право говорить: конечно, легче поставить "Риголетто", "Травиату", чем оперу советских композиторов. Это же целая история, которая начинается с того, что надо найти дирижера, который захочет и сможет разобраться с музыкой "соцреализма".
Мне повезло встретить дирижера, Александра Титова, который самый настоящий эксперт по музыке начала XX века. И поэтому мы поставили и "Пятое путешествие Христофора Колумба" Александра Смелкова, и "Верую" Валерия Пигузова, и "Молодую гвардию" Мейтуса, и "Крым" по партитуре Мариана Коваля "Севастопольцы", и "Октябрь" Мурадели. И, кстати, дело не только в том, что нельзя труппу "кормить" только классикой. Я с самого начала понимал, что не хочу создавать театр - "золотую клетку", в которой красиво чирикают птички. Для меня важно воспитать не только настоящих артистов, но и граждан страны. Поэтому мы поставили "Крым", невзирая на непонимание многих - мол, у вас успешный театр, зачем вы лезете в политику. Но на мой взгляд не откликаться на реалии нельзя.
Мы поставили "Молодую гвардию" не потому, что хотелось сделать что-то на военную тему. Нет - чтобы у молодых артистов появилась уникальная возможность сыграть самих себя в тех обстоятельствах. И вы знаете, труппа действительно выросла на этом проекте, я вижу это по выражению их глаз - оно стало другое. Или "Октябрь", опера Мурадели. Мы отдавали себе отчет, что это проект на один-два показа, но все же мы пошли на финансовые затраты, потому что опять же, мне важно было чтобы артисты задумались о том, что есть предначертанная судьба России. На таких спектаклях люди воспитываются. И зрители тоже.