Потеря невообразимая. Для искусства, для страны, для русской культуры, для каждого из нас.
Ее актерская судьба начиналась с полной безнадеги, но сложилась триумфально. Ее дважды проваливали на вступительных экзаменах в театральные вузы. А окончив наконец Щепкинское, она играла в тюзе Лису и Бабу-Ягу - под гримом ее не было видно. Режиссер Глеб Панфилов в какой-то мере воспроизведет начало такой судьбы в фильме, который так и назывался - "Начало". Там точно такая же девушка "из глубинки" самозабвенно играла ту самую Бабу-Ягу, пока некий кинорежиссер не увидел в ней героиню своего фильма о Жанне д'Арк. Фактически это была прикидка будущей роли для самой Чуриковой, но кинематографические начальники так и не дали Панфилову снять этот фильм - потенциально коронная роль актрисы осталась в мечтах.
Встреча с Глебом Панфиловым была для нее судьбоносной. Он искал актрису для своего дебютного фильма "В огне брода нет", ему посоветовали какую-то Лидию Чурикову - он нашел ее, правда, под именем Инна, и снял в роли самородка-художницы Тани Теткиной - и на небосклоне нашего кино зажглась новая звезда.
Потом она дебютировала и во "взрослом" театре - в обновившемся "Ленкоме" Марка Захарова в роли Неле из музыкального спектакля "Тиль", ее партнером был молодой Николай Караченцов - и всем стало ясно, что родился новый грандиозный театр и в нем - грандиозная театральная актриса.
Перечислять все, ею сыгранное на сцене и на экране, невозможно и бессмысленно - это на памяти у всех, кто серьезно интересуется искусством. Чурикову можно назвать одной из величайших актрис нашей истории, она уже на взлете стала легендой, одно ее имя собирало полные залы.
В чем был ее секрет? В умении перевоплощаться из простушки в змею подколодную, из гранд-дамы в замарашку, из тихони в разбитную бой-бабу? Да, конечно, это всегда вызывало веселое изумление зрителей, ее встречали аплодисментами в любой новой роли, а Глеб Панфилов с полным правом называл ее "человеком с тысячью лиц". Но вспомним ее в "Теме" Панфилова, или в его же "Без вины виноватых", или в забытой теперь трагической роли Любови Яровой - такую обнаженность человеческой души, такую не сыгранную, а реально переживаемую боль редко встречаешь в лицедейском искусстве. Она всегда казалась по-человечески невероятно сильной, если могла десятилетиями выдерживать эти эмоциональные перепады и эту сердечную отзывчивость на все, что она делала, что переживала в фильме или спектакле.
Ее актерский диапазон был, по-моему, безбрежен - она могла играть всё. Более того, это "всё" она умела вложить в каждую отдельную роль, и это сообщало образу многомерность, многослойность, глубину. В роли Алеоноры из "Аквитанской львицы" она была, по точной характеристике режиссера этого "ленкомовского" спектакля Глеба Панфилова, "человеком-оркестром: в ней и ангелы, и демоны, она и мать, и жена, и любовница, в ней ненависть, любовь, ревность, интриги, женские слабости, изощренный ум - в ней всё!"
И еще ее отличало от многих коллег такое качество, как неукротимый азарт. Она никогда не выходила на сцену работать, отбывать роль, на автомате повторяя отрепетированный рисунок. Она туда бросалась с такой энергией и так самозабвенно, словно это впервые, словно она изголодалась по чему-то настоящему, ради чего родилась и жила. В спектакле "Варвар и еретик" она просто являлась на сцену, с торжеством возглашая "Майне дамен унд херрен!", и зал лежал - с таким азартным восторгом это было выпалено. Это к ней относятся слова Пастернака о "полной гибели всерьез", и ее работу на сцене я всегда воспринимал как полет под куполом цирка без страховки - перехватывало дыхание. В кино такой эффект невозможен - все знают, что это экран и пленка, а вот живой театр дарил это уникальное ощущение, и оно тоже делало каждую встречу с Чуриковой незабываемым событием. Это тот редкий в искусстве случай, когда актрису Чурикову было невозможно отделить от Чуриковой-личности, Чуриковой-человека, живущего здесь и сейчас и находящего хоть в Шекспире, хоть в Горьком, хоть в Треневе отзвуки сегодняшних тревог.
Снимаясь у Андрея Кончаловского в "Курочке Рябе", она по-человечески страдала: режиссер категорически требовал, чтобы "не было влажно" - а она не могла существовать в роли умозрительно и рационально, и хоть сыграла, как всегда, с блеском, но ее сущность человека отзывчивого корректировала весь фильм - возможно, от этой не видимой зрителю борьбы и получившийся таким ярко драматичным. У Кончаловского, вероятно, самым открыто эмоциональным.
Она была из тех людей, каких называют позитивными. Бесконечно любила животных, преданно дружила с кошками, отводила в общении с ними душу. "Она от природы так заряжена чувствами любви и доброжелательности, что я мало знаю ей равных в этом позитивном настрое", - признавался Глеб Панфилов.
Как-то очень давно мне довелось быть с ней на кинофестивале в Торонто, и мы втроем бродили по городу, и не покидало ощущение, что наша попутчица освещала дорогу одним своим присутствием, умением радостно изумляться всему, что дарил этот день и этот город, - затейливой рекламе, белке, скачущей по фонарным столбам, - и передавать это абсолютно детское чувство всем, кто рядом.
Уход Инны Чуриковой ее коллеги, ее друзья, ее зрители переживают как глубоко личную потерю, невосполнимую без всяких оговорок - таких больше и впрямь не бывает. И это большое счастье, что она много снималась в кино, что спектакли "Ленкома" записаны телевидением - подаренные ею сокровища останутся с нами всегда, и мы будем снимать ее фильмы с полки, как любимые книги. Это уже классика, всегда необходимая, всегда актуальная, вечная.
Наши соболезнования ее супругу, замечательному кинорежиссеру, Глебу Панфилову, во многом благодаря которому мы открыли для себя одну из лучших актрис современного мира.