Яков Миркин: О чем мечтали наши великие предки сто лет назад, в канун 1923-го

Каждый год впереди - поле вероятностей, от самых удачных сценариев до тех, когда хочется закрыть глаза и никого не видеть. И всегда хочется посмотреть в прошлое, на сто лет тому назад, не такой уж большой срок - уже были живы те, кто выкармливал нас в детстве, и кажется, что до этого времени еще можно физически дотронуться.

Сто лет тому наши семьи прошли мировую войну, две революции, гражданскую войну, самую жестокую блокаду со стороны крупнейших государств, тяжелейший голод, разъединение народов - и начал набирать свою силу нэп (новая экономическая политика), который должен был всех накормить. И, кажется, замаячила точка поворота к новой, спокойной жизни. Что они ждали? О чем мечтали? Что желали всем сердцем? Их бы выслушать и дать себе знать - мы похожи? Мы - те же в своей колее?

И тогда на стол ложатся и раскрываются дневники.

Ольга Берггольц, 12 лет. Как далеко еще до того, как она выстоит в блокаду, напишет свой блокадный дневник и свои "Дневные звезды".

Ольга Берггольц, на этом фото постарше, а в 12 лет: Как я рада, что не умираю. Я так люблю жить. Фото: Isuct. ru

24 января 1923 г. "Как я рада, что не умираю. Я так люблю жить и хочу жить долго-долго".

31 января. "В 1-й раз в моей жизни танцевала с мальчиком. И вовсе это не так страшно, как я воображала".

12 февраля. "Всего в 59 миллионов обошелся наш подарок - прекрасная, большая корзина с фруктами. Иван был растроган и поцеловал меня (одну, слышите вы). А когда мы несли наш подарок вниз по лестнице, "старшие" высыпали на лестницу. С какой завистью они глядели на наш превосходный подарок. Я показала им нос! Что, Марусенька С., что вы взяли? Ведь "маленькие", как вы нас называете, лучше сделали подарочек, и он во сто раз лучше ваших цветочков в напудренном горшочке, а? Как вы полагаете, а? ха, ха, ха, хи, хи, хи, хо, хы, хы, хы! Ну, пока что - все. Жди меня завтра, дневничок - дурачок!"

Год 1923-й, самое начало, еще неизвестный год. Он будет удачным. Будет рост экономики, будет жизнь почти сытая, жизнь, в которой заканчиваются миллионы и миллиарды, а все больше появляются нормальные деньги, будут надежды, что беды закончились.

Михаил Пришвин, 50 лет. "Кладовая солнца" - еще впереди. Десятилетия книг, дневников и путешествий - они еще будут.

Сергей Булгаков: Боже, помоги мне, не ведаю пути... и как противоестественна, смертна жизнь эмиграций. Фото: omilIya.org

13 марта 1923 г. "В пустое время, когда человек человеку был куда хуже зверя, я часто оставался наедине с собой, и тогда бывало, как попадет в душу небесная звезда - так и останется, и помнишь навсегда этот миг, или сосну заметишь, как она еще в январе, когда солнце стало чуть-чуть приближаться к земле, первая этому солнцу обрадовалась, а я с ней тогда второй: по ней, по ее изумрудам, догадался. И так стал мне этот мир всей радостью, какой теперь я жив на земле".

16 марта 1923 г. "Судьба ведет людей, конечно, к себе в дом, но какими путями - нам неизвестно, и едва ли найдется хоть один человек, угадавший в юности свою судьбу. У нас в России теперь вот как это видно! Возьми любую жизнь своего поколения и читай, как книгу".

Да, неизвестность, да, судьба захватывает и ведет - только куда?

Корней Чуковский, 41 год. 1 апреля 1923 г. "Вот мне и 41 год. Как мало. С какой завистью я буду перечитывать эту страницу, когда мне будет 50. Итак, надо быть довольным! Когда мне наступило 19 лет - всего 22 года назад - я написал: "Неужели мне уже 19 лет?" Теперь же напишу: "Неужели мне еще 42-й год? Игра сыграна, плохая игра - и нужно делать хорошее лицо".

Корней Чуковский: Неужели мне еще 42-й год? Игра сыграна, плохая игра - и нужно делать хорошее лицо. Фото: hermitagefineart.com

Но разве его игра была сыграна? Она только начиналась. Через 35 лет, 1 апреля 1958 г., он снова напишет в дневнике: "Мне 76 лет. Как банально и бесполезно! Никогда я не считал себя талантливым и глубоко презирал свои писания, но теперь вижу, что что-то шевелилось во мне человеческое - но ничего, ничего я не сделал со своими потенциями".

Рефлексирующий человек, вечно недовольный собой, вечно страдающий, что мог бы гораздо больше. Сколько же всего он сделал! Мучился, переживал, за счастье почитал работать с утра до ночи, страдал, когда это было невозможным. Как же мы благодарны ему! Но даже в 76-й день его рождения у него впереди было много лет - еще не сыгранная, отличная игра!

Но на дворе пока год 1923-й, ровно сто лет тому назад, и знаменитый историк Веселовский, 45 лет, ожидая его, записывает в своем дневнике: "Моего жалованья - 225 млн. Продан золотой (10 руб.) - 226 мил. Селедки 5 фунтов - 17 млн. 2 рыбца - 24 м. Точка ножниц - 1 м. 2 ф. луку - 0,9. 3 фунта изюма - 9 м. 15 ф. мыла - 15 млн, мандарин - 2 м". Не миллионы, рубли и копейки появятся чуть позже, на них пока только надежда (здесь и дальше - prozhito.org). И он же пишет 3 апреля 1923 г.: "Как трудно определить сущность переживаемого". Нам тоже трудно понять, что впереди. Но всегда есть надежда.

Вера Бунина, 41 год, 1 января 1923 г., из Парижа. "Новый год мы встретили на мосту Александра III. Нам показалось это знаменательным. Ян (Иван Бунин) сказал: "Может быть, мы вернемся в этом году?" Они не вернулись в Россию. Они не вернулись никогда.

Вера Бунина: Ян сказал: "Может быть, мы вернемся в этом году?". Они не вернулись в Россию никогда. Фото: um.mos.ru

Не вернулся и Сергей Булгаков. Ему - 51 год. Он каждому известен, философ, священник. И он только что изгнан из России. Константинополь, 20 января 1923 г. "По ночам просыпаюсь от боли за родину и о родине, за семью, за церковь. Это какая-то тоска последних дней! А между тем нужно находить себя, устраивать к новой жизни... Боже, помоги мне, не ведаю пути... и как противоестественна, смертна жизнь эмиграций, как безрадостна. Когда думаешь, что это на годы, м. б., до конца, то просто теряешься. Или это первое время?" Он больше не увидит России, будет служить ей, работать, писать, а жить - в Париже, больше 20 лет.

Но были другие люди, у них в жизни все было ясно.

Александра Коллонтай, 50 лет, полпред в Норвегии, 1 мая 1923 г. "На сердце радостно и ясно. Мы победили! Мы построим новую, лучшую жизнь для трудящихся. У нас подъем во всем. Мы побороли голод 1921 года, промышленность процветает. Рабочие у нас не знают безработицы, а женщины равноправны во всех областях. Долго ли мне еще торговать здесь селедками?" Она всю жизнь будет торговать и договариваться, вся жизнь ее пройдет в посольствах и сделает для всех нас еще очень много. Впереди ее посольские десятилетия, 1930-е - 1940-е, но их еще не видно.

А в жизни обычной все было как всегда.

Параскева Разункова, 19 лет, студентка. 1 января 1923 г. "Новый год. Что-то он принесет? Сейчас 3 часа дня. Темно, туманно. Сырая, мозглая питерская погода. Снегу нет, лед. Лужи. Мокро, скользко. Дождь".

7 января. "Вчера совершенно неожиданно давали авансом из кассы взаимопомощи по 20 млн всем желающим. То-то была радость, сразу побежали на рынок и купили на общие деньги. 6 фунтов пшена по 650 тыс. за фунт, 4 фунта ячневой крупы по 800 тыс. фунт, 10 фунтов картофеля по 380 тыс. за фунт, 2 фунта соли по 650 тыс., 2 фунта луку по 550 тыс. рублей за фунт. Сегодня готовили опять обед, да невкусный вышел, ибо ни одной капли масла нет".

Нет сейчас соли по 600 тыс. за фунт, но есть то, что может быть каждый день, каждый год, несмотря ни на что. Был этот день и в зиму 1923 г.

Николай Дубинин, 16 лет, будущий генетик, академик. "Когда я закончил читать эту необыкновенную книгу, была ночь. Я вышел в парк, в котором окутанный морозом, как бы колеблясь в тумане и вместе с тем неподвижно, стоял наш большой, весь в изморози, в снеговых шапках старый деревянный дом. Яркие звезды пылали над сверкающим холодом ночи. Чувство безмерной любви к миру, светлая грусть стеснили сердце, и радость бытия, словно пламенный огненный вихрь, пронзила меня. Что можно было сделать в этот мучительный миг счастья? Я стал плакать, один, громко, счастливо".

1923 год давал надежды на рост экономики. Но понять финансовую систему той страны нам сейчас очень сложно. Фото: sangtu.ru conros.ru

Хорошо бы и нам так. Мы знаем заранее, что нам будет плохо, нам будет хорошо, мы будем мучительно переживать все то, что нельзя вернуть, но, главное, чтобы у каждого в этом году был хотя бы один день, который можно пережить с радостью, забыв о всех рисках и страданиях мира.