Как быть культуре, когда искусство подменяется суррогатом: Обозреватель "РГ" вспоминает интервью с Вадимом Абдрашитовым
Мы были безусловными единомышленниками с Вадимом Абдрашитовым - умнейшим мастером, чутким режиссером, человеком, красивым не только физической, но и душевной красотой. Он творил лаконично, не стремился к сиюминутной популярности, но каждый его фильм становился событием в интеллектуальной жизни страны, прозрением принципиально важным, и для очень многих - еще одним открытием в себе и в окружающем мире.
Вадим Абдрашитов был одним из тех режиссеров, кто никогда не рассматривал кино как развлечение - это всегда был срез его личного взгляда, его тревог и забот, его "послание" современникам. Вспомним эти фильмы: "Остановился поезд", "Слово для защиты", "Плюмбум, или Опасная игра", "Охота на лис", "Поворот", "Армавир", "Пьеса для пассажира", "Слуга", "Время танцора", "Магнитные бури". Попробуйте хоть один назвать "проходным", "рядовым" - из этой песни ни слова не выкинешь.
Он всегда видел в своем зрителе не зеваку, но собеседника. Никогда не снисходил, не приседал на корточки, не упрощал сложное. Верил в то, что его поймут, захотят понять и продолжить мысль уже самостоятельно. Сделать нравственные выводы. Чуть измениться. И у него был свой зритель, ценивший в кино именно это доверие, эту способность к разговору прямому и честному.
В кругу своих горячих, склонных к эмоциональным крайностям коллег он был как нравственный камертон: его решения, его поступки, его позиции в спорах всегда были безупречно точными, аргументированными, взвешенными, мудрыми. И даже его молчание последних лет многое говорило о сложности его отношения к процессам, происходящим в мире, в стране и в нас. Он не мог кривить душой, и его последняя картина "Магнитные бури", снятая двадцать лет назад, воспринималась как малоутешительный прогноз.
Вскоре после выхода этого фильма мы говорили с Вадимом Абдрашитовым о выживании культуры в условиях, когда искусство сплошь да рядом подменяется суррогатом, а его интеллектуальный и профессиональный уровень вызывает серьезную тревогу. С той поры эти процессы приняли обвальный характер, и стоит сейчас заново услышать мысли одного из наших крупнейших кинорежиссеров ХХ века - они стали только актуальнее.
Материал был опубликован под заголовком "Хайвей в тупик?"
Похоже, наше кино снова в моде. "Турецкий гамбит" перекрыл кассовые показатели американских блокбастеров. Производство блокбастеров поставлено на поток. Как к этому относиться?
Абдрашитов: С удовлетворением. Люди от кинозалов отшатнулись - теперь возвращаются. При этом успех "Турецкого гамбита" отличается, скажем, от успеха "Ночного дозора". В "Гамбите" впервые за годы есть положительный герой, в самом простом, редакторском смысле слова. И он одерживает победу над силами зла. А это именно то, по чему соскучился зритель. В Пекине недавно поставили "Лебединое озеро", и там все кончается, в отличие от оригинала, хорошо. Автор спектакля объяснил: у нас положено, чтоб был хэппи-энд. Зритель устает от жизни, надо дать ему передышку. Так и "Гамбит" - повышает оптимизм, поэтому и востребован. Наивный оптимист скажет: и замечательно! Больше зрителей - больше денег. Можно часть денег пустить на серьезные фильмы. Но для этого надо быть наивным оптимистом…
Но и "Дозор", и "Гамбит", и "Бой с тенью" примитивны по художественным задачам и не рассчитаны на человека думающего. Они - порождение ментальности, взращенной фильмами последних лет. Для публики, которая пошла в кинотеатры, ваши "Магнитные бури" - уже бином Ньютона!
Абдрашитов: Это пока. А потом этот бином адаптируют для массового понимания - уже в других фильмах… Да, "Гамбит" не рассчитан на обдумывание и даже на "обчувствование". Но разве и двадцать лет назад на него не повалили бы толпы? И чем он отличается от любимых народом "Неуловимых"? Нормальное жанровое кино. Не думаю, что интерес к нему говорит об исчезновении потребности в серьезном кино. Другое дело - будет ли она завтра. Я в этом не уверен.
То, что происходит с российской культурой - мировая тенденция. "Оскара" сейчас вручают не за киноискусство, а за кинопроизводство. Продукт должен быть универсален, удобен для потребления, должен приносить большую прибыль. Процесс этот расширяется, и возникает вопрос: а может, это все нормально? Может, кинематограф просто пережил пору духовных поисков, когда он размышлял о своем призвании, обдумывал жизнь, впадал в романтизм, в неореализм, накатывали "новые волны"… А сейчас он повзрослел, и надо зарабатывать деньги. Он же возник как аттракцион, балаган на рынке, и теперь блудный сын возвращается на ярмарку. Начинает делать огромные деньги, и его обслуга чрезвычайно этому рада. Такое кино хвалят, дают ему "Оскаров", "Пальмовые ветви", Госпремии. То есть говорят: наконец-то ты занялся своим делом!
Наверное. Если забыть тот факт, что кино и ТВ, которое его показывает, заняли в жизни ключевое место и формируют людей по своим надобностям. Но если кино зарабатывает, ломая для этого нравственные нормы и табу, предписанные Заповедями, то оно провоцирует деградацию. Как быть с этим?
Абдрашитов: Зарабатывать можно и продажей наркотиков, и проституцией. Здоровое общество пытается уберечься, поручает государству эти способы заработка отвергнуть как противозаконные: делать деньги на развращении и насилии, причинении ущерба или обмане - нельзя! Но проблема в том, что в кино и на ТВ причинение ущерба и его последствия разведены во времени, их как бы не видно. И если общество плохо сформировано, оно не давит на государство, не заставляет его думать о своем здоровье - физическом, умственном, психическом, нравственном. В нем не работает инстинкт самосохранения. А мы живем заботами окологосударственными, но не общественными. Есть попытки сформулировать общество даже сверху, создать нечто, его имитирующее. А общества нет. Потому что там, где оно есть, оно отвергает тот способ зарабатывать, который предлагает этот возмужавший кинематограф. Порно - нельзя, слишком много насилия - нельзя! А у нас даже телереклама несет мысль, для общества разрушительную: все, что можешь - хватай!
Тут занятный ролик передают постоянно: читают Блока по мобильнику, передавая лодырю на экзамен шпаргалку. Мол, обмани - и все будет ОК.
Абдрашитов: Главное - заставить зрителя купить этот мобильник - любой ценой и для любой цели.
Казино в национальном масштабе
Абдрашитов: Сегодня есть одна идеология - потребительства и накопительства, и она связана с природой денег, на которые мы живем. Эти нефтедоллары не заработаны, а украдены у внуков. Если добытую нефть превращать в бензин высших марок и уже его продавать - это будут деньги, связанные с высокими технологиями, знаниями и мастерством. А просто качать нефть - значит вытаскивать деньги из-под будущих поколений. И это многое определяет в сознании и способе жизни общества. Разрушает связь: ты работаешь - и за это получаешь. И заменяет ее другой: вовремя окажись, например, у нефти - и ты в дамках. Ценность труда и стремление к знаниям заменяется стремлением к удаче. А это идеология игроков.
Самый динамичный бизнес в России - игровой: по числу казино Москва уже перекрыла Лас-Вегас, и разнообразные "клубы" все строятся. На месте булочных, парикмахерских, заводских клубов, кинотеатров…
Абдрашитов: Это логично. Дело не в том, кто лучше работает - а в том, кому больше повезло. Иначе наличие богатств идеологически оправдать невозможно. Только удачей. Человек, заработавший богатство трудом, пишет книги о том, как к нему пришла идея, как он ее развивал, как, подобно Форду, поставил производство машин на конвейер. Или: думал-думал и придумал систему Windows. И стал богатым. Это все за-ра-бо-тан-ное. И природа этих денег понятна и ясна. А то, что происходит в России, объяснить невозможно. Здесь все приходится объяснять удачей - возникает синдром казино в национальном масштабе.
И даже странно спрашивать: а как это получилось? А почему? А откуда? И не дай бог, снова встанут роковые вопросы "кто виноват?" и "что делать?". Значит, лучше так настроить мозги, так их зомбировать, чтобы эти вопросы не возникали. И другие вопросы не нужны. Но это хорошо укатанный хайвей в тупик. Психология временщика: он не думает о завтрашнем дне, надо хватать сейчас, потом будет поздно! Только удача, ее угар - то, что назвали прихватизацией. И постепенно - такое ощущение - сама жизнь превращается во временщика. Сопротивление этому может оказать только здоровое общество, в котором есть инстинкт самосохранения. Но работает ли он? В стране, например, дикий рост детской преступности - а где реакция общества на это?
Но замкнутый круг должен же быть где-то разорван. Культура всегда была поплавком, который вытаскивает общество из тьмы к свету - разве не так? Но я уже не могу радоваться успеху фильмов, с которых мы начали разговор. Если все будут только зарабатывать деньги, кто позовет "остановиться, оглянуться"?
Абдрашитов: Дело в том, что идеология накопительства и потребления необходима производству, которое требует все большего числа покупателей в мировом масштабе. Чтобы мой продукт покупался везде, он должен быть универсальным. И вот я, допустим, делаю гамбургер, вкладываю огромные деньги в рекламу и преуспеваю: гамбургеры едят даже в Индии. Но универсальный продукт формирует и универсального покупателя. Мера одна: хоть гамбургер, хоть фильм должен приносить большой доход. В Париже, Москве, Токио, Сыктывкаре. Значит, задача - готовить потребителя. Как? Через массовую культуру. Через кино и ТВ людям навязывают нужный производителю способ жизни. Из всех ценностей главной становится этот продукт. Идеальный способ жизни возможен только при условии его потребления. Этот процесс у нас развивался стремительно. Рухнул занавес - и все хлынуло. И, как в контрастном проявителе, стало наглядным. Среднестатистический продукт требует среднеарифметического потребителя. Люди возвращаются в кинотеатры - но это уже во многом другие зрители, и они требуют других фильмов.
Оруэлл отдыхает
Иными словами, мы идем от цивилизации вспять?
Абдрашитов: Наоборот: это следствие развития цивилизации. Чтобы цивилизаторский процесс распространялся, ему нужен максимально усредненный, универсальный объект приложения. Чтобы лекарства работали и в России, и в Африке. Чтобы попкорн жевался на всех континентах. Чтобы кино выгодно продавалось и в Америке, и в Корее. В этом направлении и работает цивилизация. В отличие от культуры. У них разные векторы движения. Культура утверждает прямо противоположные приоритеты - индивидуальность каждого отдельного человека. Искусство всегда доказывало, что в этом человеке - Вселенная. А бизнесу не нужны своеобразные люди с разнообразными запросами.
Культура этому всегда сопротивлялась, в конфликте личности с серой массой видя драму или даже трагедию отдельного человека. Но, наверное, наступил момент, когда сил у искусства уже не хватает. Может быть, это и есть процесс глобализации. А если так, то неудивительны подчас опасные формы, которые принимает сопротивление ему. Я уверен, что нет ошибки более страшной, чем та, что делает развитое общество, насаждая единый алгоритм существования и там, где он противопоказан, - там другая ментальность, например, насильственное насаждение формул демократии в Ираке. Это как руками придавать форму растению, какая-то генная инженерия, последствия которой трудно предсказать. А пространства культуре остается все меньше.
Какова же перспектива?
Абдрашитов: Так можно дойти до форм существования, перед которыми самые мрачные прогнозы Оруэлла и Замятина покажутся детским лепетом. Никакой тоталитаризм, сталинский, гитлеровский или полпотовский, не сравнится с тоталитаризмом в умах и душах, который назревает. Зачем уничтожать людей физически? Ведь они могут быть и мускульной силой, и пушечным мясом, а главное - идеальным потребителем, нужно только навести необходимый порядок в головах. Этим и занимается цивилизация и массовая культура - наводят порядок в головах.
Чем все кончится? Думаю, сработает тот самый инстинкт самосохранения. Электрический ток возникает, если есть разность потенциалов. Вот и ток жизни - новые интеллектуальные и духовные прорывы не могут возникнуть в среде среднестатистических людей. Цивилизация, получается, сама себя губит, заходя в тупик. Именно так, возможно, возникло христианство - как реакция на какой-то похожий, при всей несравнимости, процесс. Когда все станет универсальным, одинаковым - жизнь остановится, потому что не будет этого тока жизни. И возникнет некий новый виток развития отдельной личности и отдельного сознания. Иначе грустно себе представить, что развитие человечества бесславно закончится ничем.
Мы в России сейчас переживаем всплеск прагматизма, даже цинизма. Но одновременно выходит из обихода материалистическое сознание, замещаясь религиозным. Как это сопрягается: с одной стороны, тотальный прагматизм, с другой - исчезновение реалистического подхода к материальному миру, некий идеализм. Тоже ведь два противоположных вектора!
Абдрашитов: Какой идеализм! Процветает такой махровый материализм, что дальше некуда. Но нужен же какой-то противовес. И возникает эта придуманная "духовная жизнь". О каком религиозном сознании может идти речь? Неужели обкомовские работники со свечкой - и есть одухотворение верой? Это как человек, который крал-грабил и вдруг надумал замолить грехи. И строит церковь на эти награбленные деньги.
В Екатеринбурге так возвели Храм на крови - он не на крови императорской семьи построен, а на крови отстрелянных на улицах города "братков".
Абдрашитов: И сегодняшняя церковь уже не просто не отделена от государства, а прямо-таки слилась с ним. Но в любом случае общий цивилизаторский поток сметет и ее. Потому что хоть церковь и усредняет паству, но не до такой степени, какая нужна производителю продукции. Ему безразличны конфессии - важно подготовить паству как сборище потребителей. И этому молоху церковь тоже противостоять не может.
Парад лис и Плюмбумов
Вы говорите об усредненной, всем доступной продукции. Но фильмы Чаплина - тоже явление коммерчески успешное. При этом - индивидуальный герой, в котором отражались черты каждого из нас. То есть он прекрасно совмещал универсальность и индивидуальность. Значит, можно достигнуть коммерческого успеха и в границах искусства. Почему же исчезает потребность в нем?
Абдрашитов: Потребность не исчезла. Исчезает искусство, которое умеет это индивидуальное превращать в универсальное.
Допустим, появится новый Гайдай - разве он не будет пользоваться успехом? Но возник принципиально другой тип кинематографа, где Гайдай уже невозможен.
Абдрашитов: Потому что главное - усредненность. Сюжеты, скроенные по одному лекалу. Чем сегодня один фильм отличается от другого? Количеством вложенных денег. Что касается Гайдая… он недооцененный режиссер. Мы когда-то широко жили - каждый месяц проходили премьеры хотя бы одного замечательного фильма - и это было нормой. Тот фильм в контексте любого современного кинофестиваля покажется шедевром. Изменился уровень кинематографа - его тоже подминает под себя цивилизаторский каток: все универсально для всех универсальных.
Последним пристанищем искусства принято считать артхаус. Но именно там возникают тенденции расшатывания традиций и устоев - вспомним постмодернизм, который на костях культуры устраивает пляску святого Витта. Теперь он стал частью массовой культуры. Но это тоже способ рубить сук, на котором сидишь.
Абдрашитов: Ломать - не строить. Идея разрушения время от времени возникало в истории культуры. Но затем всегда следовало созидание.
Козинцев был типичным разрушителем, а потом построил типично классическое кино.
Абдрашитов: И это говорит о мощи тогдашнего потенциала искусства. Лабораторные опыты с артхаусом сегодня похожи на решение задачек со списанным ответом. И потому-то он становится частью массового искусства. А время постмодернизма явно затянулось, и признаков созидания нового я пока не вижу. Почти все, что снимается, обращено к прошлому: "Водитель для Веры", "Свои", "Долгое прощание", "Московская сага", "Дети Арбата", "Брежнев"... Все ринулись туда. Потому что человек без устоев не может. Пусть картонных, но - устоев. На моделях того времени проще проявиться категориям добра и зла, жизни и смерти. Сегодня труднее разобраться: зло не всегда наказывается, добро не всегда побеждает. И потому зрителя то время привлекает больше. Этот пласт будет еще долго разрабатываться, пока что-то не созреет здесь, сегодня.
Картины о современности снимать сложно. Я мало знаю таких охотников. И это позволяло нам с Миндадзе существовать почти без конкуренции. Сейчас смоделировать то, что происходит за окнами, еще труднее. И, конечно, с трудом принимается поначалу и зрителем, и критиком. Правда, время проходит, и вдруг видишь на экране, так скажем, адаптированные мотивы наших картин. И появляются новая "Охота на лис", новый "Плюмбум", новый вариант "Слуги", целые куски из "Парада планет". Потому что для массового потребления все должно быть адаптировано. Даже сама российская история. И вот на ТВ и в кино возникают блокбастеры, удобные для восприятия универсальной публикой, и не в последнюю очередь, зарубежной. Делаем, как сказал один критик, из импортных заготовок на экспорт.
Каждый кулик себя хвалит
Андрей Кончаловский пишет, что искусство губит обманчивая простота его изготовления. Вот я купил видеокамеру и делаю картинки, очень похожие на кино. И возникает иллюзия, что кино может снимать каждый. Кончаловский сомневается в ценности "Черного квадрата" - его может нарисовать любой. Весь ХХ век прошел под знаком нарастающей простоты изготовления культурного продукта. Что приводит к профанации и шарлатанству.
Абдрашитов: Когда люди овладели грамотой, тоже появилось множество графоманов, но только немногие стали писателями. Проблема в том, что размылись сами признаки искусства. Нам морочат головы. Потому что если художники и критики будут отстаивать самостийность искусства, процесс цивилизаторства затормозится. Доказывать своеобразие в искусстве - это и значит доказывать культ отдельного человека. А этого, как мы говорили, как раз и не нужно. Значит, чтобы распространять продукт, нужно говорить, что он и есть - искусство. И Рафаэль, и "Черный квадрат", и Кулик.
Датская "Догма" с ее нарочитым трясением камерой и отказом от всего, что кино наработало за сто лет, - это серьезно? Сейчас о ней все забыли, но был момент, когда ее считали главной тенденцией в кино.
Абдрашитов: Это не тенденция. Это шутка умного человека, который провозгласил отказ от музыки - и тут же сделал мюзикл скромных достоинств - "Танцующую в темноте". Все ли можно снять трясущейся камерой? Сенсационное событие - можно. Можно так снять историю про женщину, которая выражала свою любовь мужу, отдавая себя другим, - "Рассекая волны". А комедию так уже не снимешь. Но у фон Триера есть безукоризненная работа с актерами, а это уже такой цемент, который может скрепить любое болтание камерой.
А потом пришли десятки людей, которые умели болтать камерой, но не умели больше ничего…
Абдрашитов: … и течение сразу завяло. Это была еще и пиаровская акция. Критикам надо как-то жить - они и подхватили мистификацию всерьез, ввели ее в ранг искусства.
А разве не задача критики сказать, что король на самом деле голый?
Абдрашитов: Это зависит от качества критики. И конкретного критика - того мальчика, который крикнет, что король голый. Этих отдельных мальчиков так же мало, как и отдельных художников. Но слава богу, время от времени появляется что-то существенное в прозе, поэзии, кино… И, как следствие, в критике. И нагота короля становится очевидной, так что можно и не кричать. Зато поддержать того мальчика, который все-таки пытается сделать что-то свое, сокровенное.