Краткая история богатств

Мы - страна кладов. Мало ли что случалось в каждом веке. И каждый раз - одно и то же: закопать, замуровать, спасти хоть что-нибудь. А зачем?

Бессмысленно закапывать клады - их не отдают. Но мы ищем клады всю жизнь. Мой знакомый мог считаться кладоискателем в кубе. В старом, большеглазом двухэтажном доме - крепости его предков - были стены из толстых почерневших бревен, полы с ямами под паркетной доской, и еще внизу был просторный, безумный, злобный темный подвал, конечно, из кирпича, цепкого, как кошачий глаз. Не банкам же там валяться, набитым паучьей пыльцой, а золоту быть под покровом ночи.

Вступив в этот дом в сладком 10-летнем возрасте и сжившись с двором, кошкой, комнатами с вечнозелеными обоями и солнцем, он объявил отцу, что будет искать клад. Здесь должен быть клад. Он обязан быть закопанным. Или забитым под половицу. Или спрятанным в потемневшую масляную тряпочку, из-под которой проступают червонцы, но в шкафу с двойным дном.

- Нет, - сказал отец, - друг мой, ты ничего в нашем доме не найдешь.

- Ну, папочка, - заныл мой знакомый, конечно, в образе 10-летнего оборвыша. - Пусти меня в подвал, там - тайны, там могут быть даже призраки, которых нужно умолить уйти, пока не поздно!

- Однажды, - сказал ему отец, - поздним летним вечером, далеко до войны, к твоим бабушке и дедушке постучались два странника, он и она. Дело было в 1932 году, для тебя таком же далеком, как и годы пиратских наслаждений.

- Можно ли пройти на кухню, - спросила женщина твою бабушку, Полину Сергеевну, - и поговорить?

Никто ведь не помнит, как они выглядели. Темно-синее, морщины, платок, выдававший его хорошее происхождение, может быть, седины вперемешку с выцветшими глазами, что очевидно даже под хмуроватой лампой. Или так все было устроено, что они растворились в вечернем воздухе, как будто их и не было, оставив только след, что были.

- Простите, - спросил странник, высокий, сухопарый, - как вас величать?

- Федор Иванович, - ответил твой дедушка.

- Поговорите с нами? - спросил он. - Стакан чая, может быть?

Чай, чай, чай. Над ним можно толковать, над кофейником, пожалуй, нет - терпкое разъединяет души. Но чай - да, конечно, и именно за чаем они признались - здесь не нужно имен, - что это их дом, когда-то был - до реквизиций, до простраций, до выселений и просто бегств, но дом, старинный, плотный, был, несомненно, их. И можно без имен - хотя для взыскующего вынуть из бумаг их имена заняло бы полчаса.

За пять минут можно отторгнуть человека. А здесь прошлись по комнатам, и женщина застыла у печи, у изразцов, хотя и сгорбленных, но еще цветущих. "Я брала их у Кузнецова, - вдруг сказала она. - И у нас есть к вам нижайшая просьба".

Переночевать? Скрываться? Тайно подглядывать из окна? Не доносить властям?

- Видите ли, - и они переглянулись между собой, - мы надеялись вернуться и, когда спешно уходили из города, зарыли в подвале жестянку с червонцами.

- Золотыми, - добавила она, хотя и так было понятно, что не бумажки, не керенки, не гербы пустоглавые, а только николаевское золото могло быть закрыто, пусть и в жестянке или в промасленном кошельке, но только золото великое, самоцветное, пестро сияющее, могло скрываться под земными глубинами.

- Клад, - добавил он и засмеялся. - Золотой клад, господи, как в детской книжке!

И попросил его отдать - для жизни советской, хотя как зовут, где бытуют и потихоньку скрипят, конечно, не рассказал. Прилетели, сели, клюнули, выпили чайку, того, что липового, - и скрылись во тьме, которой у нас много в душе.

В подвал вели литые, в узорах ступеньки. В руках была керосиновая лампа, а гостям или птицам - как их называть? - вручили лопату, не серп и не молот. Первый удар лопатой был глух, второй - беспочвенен, от третьего и мышь бы не зашевелилась, а вот на четвертом, нежном, почти скребке, был услышан не стон, а скрежет.

И был розовый восход. Из праха, из горечи пустынной появилась, с двуглавым жестяным орлом на крышке, большая, грешная цилиндрическая коробка "Товарищества Эйнемъ", набитая червонцами, как медно тусклыми леденцами.

Бабушка ойкнула. Дед, наверное, заскрипел зубами. А затем двинулись вон, как пробитые пулей голуби. Не наше. Гости между тем набивали золотом малые емкости, но ежились, не запрут ли их сейчас в подвале, как бывает с кладоискателями и еще - правдолюбцами. Им было страшно. Наверху были люди и власти.

Наконец, дверь сказала: "Заржавела, скриплю!" - и они появились из подвала на свет. Женщина держала в руке тряпицу с золотом - мерси за сохранение, за то, что сами клад не нашли, и за то, что не закрыли в подвале, ибо мало благоволения в наших проклятых лесах.

- Нет! - сказала бабушка Полина Сергеевна.

- Нет, нет! - сказал дедушка Федор Иванович.

Или они ничего не сказали - история об этом умалчивает - а просто руку, к ним протянутую с тряпицей, полной золота, отодвинули, и пошли дальше, в год 1933-й, а потом в жестокий 1934-й и не менее проклятый 1935 год - дальше в войну.

Поэтому никто никогда не узнает их полных имен - благотворение должно быть слепым, глухим и немым.

- Но хотя бы в каком городе это случилось? - спросил я своего знакомого, так и не разрывшего подвал, как крот.

- В старинном купеческом городе Шадринске, - был ответ. - На реке Исети.

Бессмысленно закапывать клады в Москве. Никогда не вернутся они в Петербурге. Но если в Москве встать лицом на восток и отсчитать ровно две тысячи километров, не больше и не меньше, то там, в городе Шадринске, на реке Исети, есть дом - куда ему деться, - где в подвале нет ни сундука, ни жестяной коробки, зарытой на полметра, ни даже царского пятака, вынырнувшего неизвестно откуда.

Этот дом стар, когда-нибудь совсем развалится, но он совершенно чист.

Бессмысленно закапывать клады - их не отдают. Но мы ищем клады всю жизнь

Впрочем, были другие дома, и даже дворцы - и там были клады большой силы. Знаменитый Феликс Юсупов, князь, женатый на племяннице Николая Второго Ирине, писал в своих мемуарах 1917 г.: "Осенью я решил съездить в Петербург - припрятать драгоценности и самые ценные предметы коллекции. Как приехал, тотчас взялся за дело. Слуги, из самых преданных, помогали. Я собрал все фамильные брильянты и поехали мы в Москву спрятать их. Схоронили под лестницей. Узналось все восемь лет спустя. Рабочие чинили ступеньки и нашли тайник". И добавил: "Из газет узнал я, что в Москве большевики нашли драгоценности, которые я так хитроумно спрятал в тайник под лестницей. Против рожна не попрешь. Пропали брильянты в Москве. Остается покориться судьбе и жить дальше".

В то же время другой Феликс - Дзержинский - докладывал в ЦК РКП(б) 7.04.1924 г.: "В тайнике оказались сложенные на полу разные старинные серебряные вещи (кубки, чаши и пр.) и несколько запертых сундучков. В одном из ящиков - драгоценные камни и украшения из них. Всего - на несколько миллионов рублей. 25% стоимости мне нужны на постройку опытно-образцовых домов для рабочих". 1 млн руб. 1924 г. - это не меньше 1 млрд руб. 2023 г.

Потомкам Юсуповых (а они есть) не досталось ничего. Из дворца Юсуповых в Петербурге только в Эрмитаж в 1923 г. было передано 7 тыс. предметов, в т.ч. 277 картин (всего было их 1070), 1172 рисунка старых мастеров, удивительный фарфор на 268 предметов. Из тайников дворца в 1919 г. в Госбанк было передано 80 пудов столового серебра, потом еще 8 ящиков серебра, 13 кг золота и 4 ящика с драгоценностями (Н.М. Серапина). Когда мы бродим вокруг "Амура и Психеи" Кановы в Эрмитаже - спасибо Юсуповым, когда-то и Амур, и Психея были их.

Масштабы поражают. В кладе Нарышкиных, найденном в их особняке в Петербурге в 2012 г., 2 тыс. серебряных предметов весом 412 кг.

А попроще? Нет проблем! "В бывшем уездном городе Вятской губернии у моего деревенского приятеля дед перед смертью поведал тайну - перед уходом белых ценности церковные спрятали, ходы взорвали. Указал приметы. Сокровища ждут". Или: "В 1966 г. в Москве ломали рядом с нами старый деревянный дом и из стены посыпались толстенные пачки сторублевых царских облигаций и царских сторублевок". "Родители тоже нашли клад при разборке старого дома. Все детство играли с керенками".

Что сказать? Кладов хочется, с детства хочется, таинственных, прекрасных. Но пусть не нужно будет зарывать их у нас дома, пусть никогда и никому не придется в вынужденных обстоятельствах спасать - и терять - свое имущество.

Пусть все клады у нас будут только самых древних времен и пусть никто из наших внуков или даже праправнуков не найдет ни одной металлической коробочки, в которой будет валяться все наше достояние. Пусть лучше наше имущество будет спокойно переходить из поколения в поколение, пополняя хорошую жизнь наших детей.

Клады XXI века? Никогда!