"Вавилон" Дэмьена Шазелла как погребальная песнь мировому кино
Последние десятилетия богаты на эту ностальгию. Голливуду 20-30-х посвящены "Артист" Хазанавичюса, "Голливуд" Мерфи, "Однажды… в Голливуде" Тарантино, "Да здравствует Цезарь" братьев Коэн, теперь на пути к "Оскару" новинка от Дэмьена Шазелла "Вавилон". Шазелл уже ностальгировал по старому кино в романтическом мюзикле "Ла-Ла-Ленд", в "Вавилоне" он предлагает взгляд беспощадно жесткий и отчаянно грустный, что уже расслоило и критиков, и публику на поклонников фильма и его ненавистников.
Признаюсь, проглотить залпом 190-минутное вавилонское столпотворение киностилей, приколов, авантюрных судеб, разнузданных оргий и пьяных дебошей, разношерстных человеческих типов от гротескных до трагических, цитат из киноклассики и параллелей с реально существовавшими персонажами почти невозможно - картину лучше всего смотреть на домашнем, по возможности большом экране с обязательными антрактами для передышки. Фильм более чем неровен, его сценарий клочковат и не всегда логичен, актерам не предложен единый стиль, и глубокий психологизм здесь состыкован с шаржем - но после просмотра в памяти ошеломленного зрителя еще долго будут вставать сцены, фразы, ритмы и мелодии этой беззащитно искренней и по эмоциям очень сложно устроенной картины. О ней интересно думать, ее хочется пересматривать - как неохватную эпопею, как геологический срез ушедшей эпохи, как полотно Босха, где каждый сантиметр - образ и тайна. И я весьма изумлен, что в фаворитах грядущего "Оскара" фильм Шазелла занимает столь скромное место - он номинирован за операторскую работу Линуса Сандгрена (выдающаяся), музыку Джастина Гурвица (грандиозная), дизайн и костюмы (возможно, мы в последний раз воочию видим, что такое по-настоящему высокобюджетное кино). Но ни авторские таланты, ни актерские работы Киноакадемию не тронули. А в лидерах - залихватская, но бездумная компьютерная кувыркалка "Все, везде и сразу".
"Вавилон" - апофеоз синеманского кино. В нем сплелись мотивы "Сладкой жизни" и "Милой Чарити", детали судеб таких звезд немого кино, как Клара Боу и Джон Гилберт, не говоря о цитатах из "Поющих под дождем" - классического мюзикла об агонии Великого Немого под напором "говорящей фильмы". Возможно, фанатское штудирование пестрой жизни раннего Голливуда и желание все это вбить в вавилонскую конструкцию как раз и привели к перенасыщенности фильма фабульными линиями, не имеющими развития.
Впрочем, "Вавилон" - не только название, но, если хотите, и жанр картины: дикая, не признающая правил оргия языков и красок. Голливуд - место, где звездные карьеры выстреливались, как из ракетницы, и так же легко, как шутихи, гасли. Бред Питт здесь в роли главной, но уже угасающей звезды студии MGM, и в как бы меланхоличной игре суперстара ясно ощущается уже чисто личная горечь об ушедшей молодости, уходящей популярности и неизбежном закате. Но главная партия принадлежит Диего Калве в его первой англоязычной роли Мэнни Торреса - мексиканца в Лос-Анджелесе; его герой мечтает о любой работе, лишь бы попасть на съемочную площадку, где из картона, сора и сюра творится великая магия кино. Его партнерша - Марго Робби в роли разбитной старлетки Нелли ЛаРой, уверенной, что она станет большой звездой. При всей ее сексапильности она как слон на вечеринке, с которого стартует фильм: принципиально не вписывается в ханжескую, но хищную голливудскую "элиту" - новая Элиза Дулиттл, вульгарная, вечно бунтующая, бросающая всем и самой себе обильно оснащенный матом вызов.
Вокруг этой центральной пары роятся сонмы колоритнейших персонажей, вспышками возникающих и тут же пропадающих - лица из толпы. Здесь светская репортерша наподобие Лоуэллы Парсонс, тоже вошедшей в анналы вершительницы и ниспровергательницы киносудеб. Здесь узкоглазая предтеча Марлен Дитрих - кабаретная певица Леди Фэй Чжу и джазовый трубач чернокожий Сидни, на миг вознесенный судьбой в суперзвезды… Иногда кажется, что иные персонажи пали жертвой беспощадного монтажа - огромное полотно фильма топорщилось, не влезало ни в какие рамки, и его кромсали.
Кстати, о монтаже - Шазелл максимально его обострил, сделал резким, как удар хлыста об арену: нас не перебрасывает, а швыряет от сцены к сцене, от судьбы к судьбе, от эфемерного рая в натуральный ад. Создатель "Ла-Ла-Ленда" идеально чувствует музыку, и фильм ею движим, повинуясь ее изменчивым ритмам. О музыке "Вавилона" нужно писать отдельно, ее автор Джастин Гурвиц, по-моему, обречен на "Оскар". Ее прихотливая вязь тоже резко обрывается то в итальянскую серенаду, то в Мусоргского, то в джаз, виртуозно стилизованный под кино 30-х.
Много сцен тошнотворных, графичных, непереносимых - фильм пышен, избыточен и вульгарен, как весь этот разноликий Голливуд, поражающий богатством и нищетой, прозорливостью и слепотой, монументальностью и хрупкостью - сработанная из фанеры роскошная имитация жизни. Шазелл, кажется, мучительно искал завершение своей эпопеи и нашел его весьма приблизительно, устроив под занавес монтажный гимн и, одновременно, отпевание кинематографу от братьев Люмьер и Дрейера до Годара и Кэмерона. С финальным титром не "Конец фильма", но "Конец кино" - могильной плитой всему киноискусству.