- В первый раз это случилось под Широкино, - вспоминает он. - Мы увидели четыре разрыва над нашими позициями и подумали, что у снарядов противника сработали самоликвидаторы, поэтому не придали значения случившемуся. Но часа через полтора-два у бойцов начали неметь мышцы. Это даже не судороги, просто стало тяжело двигаться. Хочешь пошевелить пальцем, а не можешь. Автомат нельзя было поднять. Удалось связаться по рации, и нас заменили. Часов шесть мы вообще не могли двигаться, потом начали понемногу отходить. Возвращение к полноценной жизни продолжалось четыре месяца. Мы, например, долго могли спать только в положении сидя. Потом с разницей примерно в неделю у всех все прошло само собой. Медики, обследовавшие нас в разных больницах, так и не смогли выяснить, что с нами произошло.
Тогда украинская сторона предположительно использовала нервно-паралитическое вещество. Во второй раз Борз столкнулся с другим видом химического оружия.
- Это произошло во время недавнего штурма под Авдеевкой. Не знаю, что распылил там противник, но на лице у меня облезла кожа. Перед нами что-то взорвалось, появилось какое-то белое облако, похожее на дым. Я попал в него, проскочил. На мне были шлем и балаклава, но лоб оказался открыт. После штурма я почувствовал, что лоб сильно печет. Как выяснилось, он покраснел, будто после сильного загара. Когда я вернулся домой, жена обработала кожу спреем от ожогов. Но на спрей пошла реакция. Сразу появились волдыри, боль усилилась. Я смыл спрей и от боли не мог уснуть до утра, - говорит Борз.