Писатель Василий Авченко об открытии Дальнего Востока, тайнах Владимира Арсеньева и "Тотальном диктанте"

О тайнах Владимира Арсеньева, военном летчике Льве Колесникове, а также о морозе, ставшим частью нашего генетического кода - наш разговор с Василием Авченко.

Василий, в этом году вы написали текст для масштабной акции "Тотальный диктант". Насколько сегодня вообще до грамотности? В наше время тревог и перемен, возможно, стоит волноваться не за буквы в строчках, а вспомнить уроки истории?

Василий Авченко: Думаю, что всегда должно быть и до грамотности, и до музыки, и до стихов, и до уроков истории, конечно (которая, правда, чаще всего ничему не учит). Мы всегда жили, живем и будем жить в тревогах и переменах (не всегда к лучшему). Этот мир прекрасен и трагичен одновременно, таким он и останется. Поэтому - всегда должно быть до всего, включая буквы и слова. Это одно из главных наших сокровищ - родная речь.

Почему решили посвятить текст диктанта вашему земляку, легендарному путешественнику и исследователю Дальнего Востока Владимиру Арсеньеву?

Василий Авченко: "Тотальный диктант" - акция просветительская, и мне хотелось, чтобы это была не только проверка грамотности как таковая, чтобы текст нес какое-то важное интересное послание. Если кто-то после диктанта захочет открыть для себя прозу Владимира Арсеньева или перечитать его - буду считать свою задачу выполненной.

Арсеньев - и путешественник, и этнограф, и писатель, и военный востоковед, - очень разносторонний человек. О каком Арсеньеве речь пойдет в тексте?

Василий Авченко: Эссе будет с акцентом на его природоохранную деятельность. Он действительно человек ломоносовского типа, очень разноплановый. Два года пехотного юнкерского училища - вот и все его университеты, остальное - самообразование. Арсеньев - один из первых русских экологов. Это слово тогда еще даже не использовалось в широком обиходе. Уссурийская тайга казалась неисчерпаемой: зверья полно - стреляй, сколько хочешь, руби деревья, не зная меры. А Арсеньев уже тогда говорил, что нужно принимать закон, регламентирующий охоту, рубку леса, что необходимо бороться с браконьерством. Ведь крестьяне отстреливали тигров, потому что видели в них абсолютное зло, угрозу для скота… Прошло много лет, прежде чем тигров взяли под охрану. Именно Арсеньев стоял у истоков системной природоохранной политики.

Современный зоозащитник, можно сказать.

Василий Авченко: Не только "зоо" - скорее защитник всего нашего общего дома. Он не был оголтелым "зеленым", у которого любовь к животным заняла в душе место атрофировавшейся любви к людям. Арсеньев был мудрым человеком, понимал важность развития сельского хозяйства, промышленности, прокладки железных дорог… При этом выступал за то, чтобы согласовать интересы природы, человека, промышленности. И природоохранник в нем всегда был неотделим от государственника.

Если же говорить об Арсеньеве-писателе, то наиболее известны две его книги, написанные на грани документа и художественной прозы и обращенные к широкому читателю: "По Уссурийскому краю" и "Дерсу Узала". Они объединены общим героем - гольдом (то есть нанайцем) Дерсу Узала, ставшим проводником, другом и в какой-то мере даже учителем Арсеньева. Без этого героя ничего бы не получилось. Достижение и удача писателя Арсеньева - в том, что он сумел создать этот образ, дать читателю первого дальневосточного (причем не локального по значению) литературного героя. В котором, кстати, просматриваются черты не только реального Дерсу, но и других прототипов, так что мы вправе считать этот образ собирательным.

Фото: Из личного архива

Вы считаете Арсеньева недопрочитанным писателем. Текст для диктанта - предпосылка к написанию книги о нем?

Василий Авченко: Я никогда не собирался писать о нем книгу, но, похоже, рано или поздно придется: слишком много информации собралось в голове и компьютере, преступно не придать ей какую-то форму… Арсеньев был человеком, застегнутым на все пуговицы. Мало кто знает, что у него была инвалидность и ряд серьезных заболеваний: и сердце, и легкие, и желудок. Ему врачи хотели запретить всякую работу, а он ходил по тайге до самого конца и никогда не жаловался. Многое об Арсеньеве мы знаем от его близких, а не от него самого. Например, хабаровский литератор Георгий Пермяков записал воспоминания первой жены Арсеньева, которые дополняют его строгий образ какими-то человеческими чертами. Взять хотя бы историю с его разводом. Брак был церковный, его не так просто было расторгнуть. Арсеньев нанял девушку легкого поведения, позвал своего приятеля с фотоаппаратом, они пошли в гостиницу, где сделали фотографии в постели, которые Арсеньев и предоставил церковным властям: вот, мол, доказательства моего прелюбодеяния, я беру на себя этот грех, разводите меня с женой. Сам он никогда об этом не рассказывал. Есть и другие тайны Арсеньева, в том числе нераскрытые. Есть множество служебных отчетов, научных статей, аналитики… Одна из задач автора будущей книги об Арсеньеве - выступить, подобно Дерсу, проводником между специальными текстами и простым читателем.

Наверняка многое о нем можно почерпнуть из дневников, переписки с друзьями.

Василий Авченко: Совсем недавно Тихоокеанское издательство "Рубеж" впервые выпустило экспедиционные дневники Арсеньева. Это ценнейший источник, но и там он очень сдержан, эти дневники - не личного, а делового характера. Самые, пожалуй, откровенные тексты Арсеньева - это переписка, но и она еще не вся найдена и разобрана. Известны его письма к этнографу Штернбергу, фольклористу Азадовскому, ботанику и будущему главе Академии наук СССР Комарову, писателю Горькому. В них он несколько приоткрывается.

Горький писал Арсеньеву: "Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера". Сильное, хотя, на мой взгляд, не совсем точное определение, которое Арсеньева обнадежило, помогло поверить в себя как в литератора. В каждом письме Арсеньев звал Горького в Приморье, но тот эти приглашения игнорировал…

В последние годы жизни Арсеньев находился в глубочайшей депрессии, что видно по его письмам. Говорил, что все его друзья-сверстники уже ушли и ему нечего делать на этом свете. Страдал от доносов завистников и клеветников. В последнем письме профессору Федору Аристову писал: "Я все больше и больше чувствую свое одиночество… Я стал уставать от людей… Мое желание - закончить обработку своих научных трудов и уйти, уйти подальше, уйти совсем - к Дерсу!". Тот, напомню, был убит еще в 1908 году под Хабаровском.

Фото: Из архива Федерального музея-заповедника истории Дальнего Востока имени В.К. Арсеньева.

Что тут скажешь - ждем книгу об Арсеньеве. А пока опять о диктанте, текст для него как-то усложняли, чтобы отличников поменьше было?

Василий Авченко: Напротив, хочется, чтобы было больше отличников. Но "Тотальный диктант" не должен быть простым, это серьезнейший экзамен. В нём участвуют те, кто, как правило, хорошо владеет языком и хочет знать его еще лучше. Задачи переусложнять текст у меня не было, но я ловил себя на том, что, когда думал, какое слово или оборот употребить, машинально делал выбор в пользу более сложного варианта. Пару раз меня даже одернули коллеги из Филологического совета "Тотального диктанта". Я не отношусь к граммар-наци, но высоко ценю грамотность. Сам я, признаюсь, почти не знаю правил русского языка, да и в школе их не учил. Я рано научился читать и, видимо, зрительная память помогает писать грамотно. Хотя, конечно, порой ошибаюсь - как и все.

На книжной ярмарке non/fiction вы представите книгу "Красное небо", в которой обращаетесь к истории Льва Колесникова, волгоградского писателя, военного летчика, родившегося во Владивостоке. Он не такой уж и заметный герой в истории, почему книга - о нем?

Василий Авченко: Он происходил из очень интересной владивостокской семьи, чей род начинается с Николая Петровича Матвеева. Это первый европеец, родившийся в Японии, дедушка Льва Колесникова. Матвеев стал первым летописцем Владивостока, журналистом, писателем, издателем. Сытин выпустил его книгу "Уссурийские рассказы". А еще у Матвеева было 15 детей….

Стоп! Книжка-то про Колесникова, а мы все про Матвеева и про Матвеева, как так?

Василий Авченко: Дело в том, что с личностью Льва Колесникова связан целый ряд очень интересных и неожиданных персонажей, один из них - его дед Николай Матвеев, основатель огромного пишущего рода. Многие из его детей были графоманами в прямом смысле слова, но некоторые писали прекрасно. Венедикт Март, поэт-футурист - сын Матвеева. Внук Матвеева - Иван Елагин, внучка - Новелла Матвеева. Отцом Колесникова был Петр Матвеев - эксцентричный философ, писавший афоризмы и закончивший свои дни в сумасшедшем доме, а матерью - Александра Колесникова, первая любовь писателя Фадеева.

Теперь понятно, почему ваша книга начинается с фразы "Ключом к пониманию времени и места может быть изучение фамильных историй". Но книга все же об определенных периодах истории нашей страны?

Фото: Издательство АСТ

Василий Авченко: Говоря о Льве Колесникове, мы выходим на массу интересных тем, связанных не только с его родственниками, но и с Владивостоком, военной авиацией, Корейской войной. Колесников служил военным летчиком и участвовал в Корейской войне 1950-1953 гг. Она начиналась как гражданская, но на стороне Юга выступили США во главе контингента ООН, а за северян вступились Китай и Советский Союз. Если Китай оформил этот шаг как порыв миллиона добровольцев, то советские летчики прикрывали небо Кореи негласно, на их самолетах были корейские опознавательные знаки, они базировались на китайских аэродромах. Колесников, естественно, хотел написать о своем опыте боевых действий в небе Кореи, но тогда это было невозможно.

Дальше - космическая и лунная гонки США и СССР. Оказывается, что и к этой теме Колесников имеет прямое отношение. Конечно, он не относится к знаменитым героям авиации, и писатель, прямо скажем, - не выдающийся, но вокруг этого человека совершенно удивительным образом закруживались вихри мировой истории ХХ века. Сюжет написан самой историей, и я вроде бы просто иду за событиями. Мое дело - вытащить из океана фактов нужные и, ничего нигде не искажая, выстроить их в том порядке, который позволяет мне решить свои авторские задачи. В то же время это очень личная книга. Но не буду открывать всех секретов.

В "Редакции Елены Шубиной" готовится к выходу интригующий сборник рассказов под названием "Тело", о чем ваша история в нем?

Василий Авченко: Там будет эссе о морозе. О том, как мороз ощущается человеком. О России - самой холодной в мире стране. О том, что мороз нас на самом деле греет, и бережёт, и спасает. О том, что нам, часто стремящимся к чужим теплым морям, следовало бы понять и даже возлюбить мороз, ставший частью нашего генетического кода. О нашем проклятом и благословенном Севере. Меня многие не поймут, но в последние годы я почувствовал, что полюбил мороз, - сначала на безотчётно-физиологическом уровне, а потом и на мировоззренческом. Я только что вернулся из Эвенкии - это самый центр России, где дороги-"зимники" становятся проезжими только с морозами. "Я северянин, я ценю тепло", - написал однажды Шаламов. Вот обо всем этом я и рассуждаю.

Тотальный диктант в этом году пройдет 8 апреля. Василий Авченко прочтет текст в столице диктанта этого года - Нижнем Тагиле, на Демидовском железоделательном заводе.