В Год Петра посвященные ему в Эрмитаже выставки были активно насыщены темой Востока - и отношениям с Китаем.
При Петре I создавались все дипломатические схемы в отношениях с Китаем, которые работают по сегодняшний день и открывают нам дипломатические дороги.
Когда Петру была подарена Венера Таврическая, которую не разрешали вывезти из Рима, за то он разрешил европейским миссионерам разрешение проехать через Россию в Китай, чтобы оттуда ввезти ее в Россию.
У нас также прошла потрясающая выставка, на которой мы показали восточные халаты Петра I.
Чудная, красивая, про египетские мотивы в европейском искусстве и Шампольона выставка "Египтомания" при всей своей романтичности у нас получилась одновременно очень дискуссионной.
Потом что мы живем в эпоху второго этапа деколонизации и в условиях истерии по этому поводу: бывшие колонизаторы, на колени! извиняйтесь десять тысяч раз и отдавайте все, что попало.
Про нашу египетскую выставку модно говорить: да, конечно, египетские мотивы в европейском искусстве, но это же воровство египетской культуры, ее использование, неверное понимание и искажение. Египетская культура - другая.
А у нас как раз на выставке стоит замечательный сервиз из Кусково. По их интерпретации: не завоевавший Египет Наполеон возвысил себя, создав сервиз с египетскими мотивами и подарив его Александру I. Так он показывал, какой он великий. Тоже, по их мнению, как бы пример "использования" древнеегипетской культуры.
Наш ответ: это очень дискуссионно! Если бы египетская культура оставалась в рамках Египта, она бы сейчас была этаким культурным Диснейлендом для туристов. А в том числе и благодаря войнам, которые были и до Наполеона тоже, и неминуемым в них столкновениям культур, египетская культура вошла в плоть и кровь европейской культуры и стала общим достоянием. В то время как, например, культуры Центральной Америки нет в большинстве музеев мира. Она остается сама по себе - это интересно, здорово, но не являются частью культуры каждого человека во всем мире. А египетская - является.
У нас по деколонизации есть свой очень важный российский пример - мы уже все это проходили. Объявили свою страну "империей - тюрьмой народов", а потом выбрали свой способ деколонизации, который делался, кстати говоря, усилиями музейщиков с Иосифом Абгаровичем Орбели во главе.
Да, в истории были угнетенные и угнетатели. В теперешнем сюжете дети-внуки угнетателей должны стоять на коленях, извиняться за все, платить компенсации и все отдавать назад.
А в Советском Союзе был совсем другой способ деколонизации. Угнетатель, да, осуждался, но угнетенный возвышался. В Эрмитаже поэтому создали отдел Востока ( с Иосифом Орбели во главе), отовсюду собирающий восточные вещи и создающий образ великих культур Востока. Музей показывал, рассказывал, как он велик… Делал серию знаменитых праздников - Шота Руставели, Давид Сасунский, Навои, Низами, Фирдоуси, Это были большие праздники, с переводами, публикациями, чтобы показать, как велико наследие народов, раньше считавшееся бедным и интересующим только ученых -востоковедов. Потом это переросло в политику. В ее результате были созданы многие народы, в рамках Советского Союза возникло их самосознание. И как раз в рамках деколонизационной политики Советского Союза они осознали свое наследие, изученное, возвышенное…
В 20 годы 20 века все, найденное в экспедициях, привозили в центральные музеи, но затем стали создавать на местах музеи, университеты, свои институты археологии. И этот наш опыт деколонизации позволяет нам сегодня спокойно относиться к историям с деколонизационной истерией, за которой следуют разговоры о реституции. Надо с твердым умом и сердцем подходить ко всем этому: исправлять ошибки прошлого вовсе не обязательно только переделыванием истории наоборот.
Говоря об этой выставке, хотел бы обратить внимание на то, что мы все сильнее насыщаем музейные экспозиции большим количеством вещей и самыми разными смыслами.
Эта замечательная выставка, кроме рассказа о шоковом восприятии современниками картин из коллекции Щукина и той роли, какую оно сыграло в создании русского авангарда, запомнилась еще и шпалерной развеской. Идею которой проклинали весь 20 век: это неграмотно, плохо - должен быть белый куб, большой зал, одна картина. Это и сейчас сидит в головах очень многих искусствоведов. Но в Эрмитаже люди привыкли к тому, что мы все время увеличиваем количество картин на стенах. Как в иконостасе - много-много-много украшений, все украшено- разукрашено, вроде бы плохо видно, но никому не нужен направленный свет, чтобы что-то выделить. Потому что все примерно знают, что там - какие сюжеты, какие вещи. Так и со шпалерной развеской. Целая дискуссия идет в связи с этой выставкой, музеологически очень удачной.
Выставка Карисалова - это научный подарок. Нам подарили образцы 12 императорских сервизов - полторы сотни разных предметов, которые очень дополняют наши знания, показывают, что такое настоящее музейное собирательство и как важно музею иметь много. Почти все эти сервизы у нас частично были, но для музея нужны все тарелки, а не одна, выставленная в витрине. И мы сделали характерную экспозицию, особо подняв в ней символические вещи, например, Мейсенский Андреевский сервиз, который был подарен Елизавете Петровне, и стал толчком к созданию российского фарфора - еще до Виноградова ( основоположника производства фарфора в России). Елизавета тогда создавала этакое импортозамещение разных европейских предметов роскоши - фарфор, стеклярус, серебро.
У нас выставлен и первый яхтинский сервиз из тех , что начали создаваться для Екатерины II. Сервизы для яхт - это особый жанр. Интересно, что во время блокады последняя императорская яхта "Полярная звезда", сервиз с которой мы тоже выставили, давала Эрмитажу электричество, и его использовали в том числе для того, чтобы обжигать в тигле маленькие фарфоровые картинки, которые Николай Михайлович Мох делал в блокадном Ленинграде для юбилеев Навои и Низами.
Некоторые тарелки лежат у нас перевернутыми, так интереснее вести научный разговор о них, видя изнанки, вензели императоров. На перевернутой чашечке сзади может быть изображен серп и молот , а она при этом из императорского сервиза, но сделанного уже на ленинградском фарфоровом заводе.
У нас много выставок фарфора - подделки севрского фарфора, тайны фарфора. Хочу обратить внимание на выставки, посвященные императорскому фарфоровому заводу и авангард. Одна была перед этим в Амстердаме, там висят Малевич и Кандинский, и стоит авангардный фарфор. Мы показали, как он рождался из императорского фарфора - народы России, портреты императоров… И новый фарфор стал не только носителем авангарда, но и единственной сферой, где этот авангард, не прерывая линию, прожил до наших дней.
Фарфор стал массовой продукцией и одновременно роскошью. И эта хрупкая роскошная вещь не только внедряла авангардную эстетику, но и продолжала ее даже через соцреализм. Мы смотрим на абсолютно супрематического Суетина, а потом видим, как выплывают во времена соцреализма оставшиеся авангардные эстетические принципы.
Михаил Пиотровский: Образы Эрмитажа дают возможность подумать, поразмышлять, вникнуть.
Что, например, важнее - картина или автор? Когда выясняется, что картину написал не Леонардо да Винчи, она становится хуже или нет?
У нас висит "Святое семейство" Чезаро де Сесто, которое приехало в Эрмитаж как картина Леонардо. Стендаль считал, что это лучшее, что он написал. А теперь ясно, что это не Леонардо, и она от этого, да, может быть, стала хуже. Но "Флора", которая тоже приехала к нам, как работа Леонардо, теперь считается картиной Мельци, но хуже от этого не стала.
Это все вопросы, на которых нет готового ответа, он у каждого человека свой.
Как и удовольствие от размышлений. Оно есть.
Средний возраст наших посетителей сейчас уже не 50-60, а 35-40 лет. И у нас появился новый посетитель. Которого я иногда характеризую словами "он побывал в Прадо". Когда нету толп, видно, как эти люди долго смотрят на вещи не прямо из путеводителя. Как им интересно.