О новой ситуации на отечественном рынке метилового спирта

Потребление метанола на мировых рынках в последнее десятилетие стабильно растет. По утверждению специалистов, именно метанол в ближайшие годы станет главным источником энергии и основным сырьем для химпродуктов. Какая ситуация сегодня складывается на отечественном рынке метилового спирта?
Андрей Сизов: За минувшее десятилетие производство метанола в России выросло примерно вдвое, превысив 4 млн тонн в год.
Андрей Сизов: За минувшее десятилетие производство метанола в России выросло примерно вдвое, превысив 4 млн тонн в год. / Фото из личного архива

Превращение химии в науку

В 1661 году английский натурфилософ Роберт Бойль, проводя эксперименты с сухой перегонкой древесины, обнаружил жидкость "нейтральную, летучую, воспламеняющуюся". Формула и название у вещества появились почти два века спустя, благодаря французским химикам Жан Батисту Дюма и Эжену Пелиго. Используя греческие слова "лес" и "вино", французы превратили "самшитовый спирт" британца в "метанол".

Фридрих Энгельс в "Диалектике природы" именно Бойлю поставил в заслугу превращение "химии в науку". Будучи сыном текстильного магната, он не мог не знать о той роли, которую метанол сыграл в промышленной революции. Тем более, например, в 30-х годах XIX века его использовали как топливо для освещения, приготовления пищи, обогрева.

Но "продуктом будущего" метанол называли и веком позже. Не случайно работы по его синтезу (правда, уже не из древесины, а из угля и все чаще - газа) активно велись и в США, и в Германии, и в СССР.

Сталинская индустриализация начиналась, в том числе, с получения первого отечественного метанола - в 1934 году на заводе, построенном в Сталиногорске (ныне - Новомосковск). Пока нефть и газ не стали "нашим всем", химическая промышленность была на особом контроле у советского руководства. Благо, от соответствующей продукции критически зависели не только важнейшие "гражданские" отрасли экономики, вроде сельского хозяйства или легпрома. Деятельность химиков-новаторов самым непосредственным образом отражалась на разработке новейших видов вооружений.

Показательно и предложение, с которым в 1958-м выступил замглавы Госкомитета по химии Леонид Костандов, - наладить выпуск метанола под Великим Новгородом и тем самым поспособствовать его послевоенному восстановлению. В 1966 году строительство получило статус Всесоюзной ударной комсомольской стройки, оборудование для которой поставляли более 300 предприятий СССР. А в ночь на 9 марта 1967 года был получен первый продукт - метанол-сырец.

К тому моменту Костандов уже возглавлял профильное министерство и лоббировал строительство метанольного трубопровода в Мурманске, не без оснований полагая, что вводимых в строй мощностей достаточно для удовлетворения не только внутренних потребностей, но и для экспорта.

Воплотись эти костандовские идеи в жизнь - возможно, сегодня отечественные производители "самшитового спирта" имели бы намного меньше проблем. Тем более что основными морскими "воротами в мир" сначала для советского, а потом и российского химпрома на долгие годы стал финский порт Хамина-Котка.

После распада СССР Российская Федерация оказалась не единственной бывшей союзной республикой, где производился метанол. Но по метанольному экспорту у нее в СНГ не было конкурентов.

Почти треть потребляемого в мире метанола используется либо как топливо напрямую, либо опосредовано через субпродукты

Дело дошло до того, что в 2010 г. Северодонецкий "Азот" (на тот момент - крупнейший и единственный производитель метанола на Украине, а ныне - одно из системообразующих предприятий ЛНР) инициировал антидемпинговое расследование в отношении российских конкурентов. Поскольку их поставки обеспечивали две трети украинского потребления и составляли более 93% объемов выпуска на самом "Азоте".

При этом, обладая сравнительно небольшими метанольными мощностями, Украина до недавнего времени занимала важное место в метанольном транзите. Хотя с 2015 по 2019 годы он сократился с 460 до 260 тыс. тонн. А, например, соответствующий грузопоток через Беларусь в то же время увеличился до 300 тыс. тонн.

Метанольный бум

Но нельзя не провести аналогии с ситуацией, которая последние десятилетия складывалась с российским газовым экспортом. Даром что природный газ - не менее полувека как основное сырье для производства метанола. Поэтому Россия неуклонно входит в пятерку крупнейших экспортеров. Но по той же причине бесперебойность поставок критически зависит от сопредельных государств и взаимоотношений с ними. К сожалению, в отличие от газовых "потоков" и других магистралей, со времен Костандова никто не задумывался о строительстве трубопроводов для метанола. А равно и о развитии профильной портовой инфраструктуры.

Недавний "санкционный" рекордсмен Иран в этом смысле поступил намного прозорливее, когда еще в 2012 году начал строительство завода по производству метанола в Бушере, на берегу Персидского залива.

Примечательно, что уже на следующий год на Западе заговорили о возможности разрушить "энергетическую" власть ОПЕК, переведя транспорт на метанол.

"Пока транспортная промышленность будет базироваться на нефти, ОПЕК будет продолжать управлять мировой экономикой, независимо от того, сколько нефти будет добываться в мире", - заявлял содиректор Института анализа глобальной безопасности Гал Луфт. По его мнению, даже сланцевая добыча не в состоянии переломить сопротивление "нефтяного лобби". Чего нельзя сказать о "метанольном альянсе" США и Китая.

Многое в выкладках Луфта было утопией. Но Иран, будучи ключевым участником ОПЕК, не мог не учитывать возникновение нового вызова, к тому же обладая сырьевыми и логистическими возможностями, позволяющими обратить "метанольный бум" себе на пользу. В августе 2020-го крупнейший метанольный завод в Исламской Республике был запущен.

Для сравнения - в России о планах по строительству аналогичных предприятий в припортовых зонах (а именно - в районе Усть-Луги) заговорили лишь в 2014 году. А в 2018-м подписаны соответствующие соглашения о намерениях.

До определенного момента сравнительная дешевизна сырья и электроэнергии позволяли российским производителям тоже получать бенефиты от глобального "метанольного бума", невзирая на логистические издержки.

За минувшее десятилетие мировое потребление метанола ежегодно увеличивалось в среднем на 6,5%. В этот же период производство метанола в России тоже выросло примерно вдвое, превысив 4 млн тонн в год. Из них чуть меньше половины отправлялось на экспорт. Главным образом - в ЕС, где на российские поставки (опять же до недавнего времени) приходилось около четверти местного метанольного рынка.

Одно из косвенных следствий такой экспортной географии - отраслевое лидерство расположенных как раз в европейской части РФ "Метафракса" и "Томета". При том, что главным мировым потребителем метанола является Китай, обеспечивающий почти половину всего глобального спроса на "древесный спирт" - более 40 млн тонн, исходя из оценок E&Y.

Поворот к "зеленой повестке"

Но в начале двадцатых метанольное "окно возможностей" для России стало закрываться. И пандемия COVID-19 с веерными локдаунами, как показало дальнейшее развитие событий, оказалась не самым серьезным испытанием. Тем более что "коронавирусный" 2020 год отметился в истории отрасли не только падением спотовых цен в Роттердаме до десятилетних минимумов, но и повсеместным взрывным ростом производства антисептиков, в том числе с использованием метанола. Не случайно ряд регуляторов (включая американскую FDA) вынужден был обратиться со специальными разъяснениями по поводу соблюдения правил безопасности при изготовлении и применении таких средств.

Едва ли не более серьезной угрозой для отечественного химпрома оказался поворот Европы к "зеленой повестке". С точки зрения сторонников тотальной декарбонизации, использование в качестве транспортного топлива "классического" метанола, токсичность паров которого втрое меньше, чем у высокооктанового бензина, - не лучшее решение. Метанол должен быть "зеленым" - т.е. синтезироваться не из природного газа (не говоря уже об угле), но из самих вредных выбросов, чье содержание в атмосфере нужно обнулить.

На Западе такие технологии есть. Например, весной этого года в Дании начнется строительство метанольного завода FlagshipONE, использующего в качестве сырья "углекислый след" местной ТЭЦ.

Конечно, по производственной мощности (50 тыс. тонн в год) этот инновационный производитель скорее ближе к первому советскому химкомбинату в Сталиногорске, нежели к нынешним российским гигантам. Но обладают ли последние достаточным технологическим и финансовым потенциалом, чтобы сохранить свою конкурентоспособность, предлагая потребителю еще и "зеленый" продукт?

Вопрос этот не теряет актуальности даже в свете санкционного закрытия европейского рынка и "переброски на Восток". Ведь, как утверждает главный представитель Института метанола в Китае Кай Чжао, Поднебесная стремится "достичь максимального снижения уровня выбросов углерода и в конечном счете углеродной нейтральности. Несколько правительственных министерств назвали разработку низкоуглеродного и возобновляемого метанола на основе экологически чистого водорода и судов, работающих на метаноле, ключевыми факторами, способствующими этой политике".

Чем обернутся запреты

Кстати, о санкциях. В октябре 2022 года ЕС принял восьмой санкционный пакет, который предполагал, в том числе, и отказ от закупок и транспортировки российского метанола. Правда, "необходимость иметь больше времени для заключения контрактов по диверсификации своих поставок" вынудила Брюссель перенести фактический запрет на импорт на июнь 2023-го.

Более того, в бурном 2022-м отечественным химикам удалось экспортировать в европейском направлении 1,7 млн тонн метанола - ненамного меньше, чем в "досанкционные" времена. Но последствия фактической логистической блокады со стороны Запада не могли не отразиться на отечественных метанольных лидерах. Тем более что львиная доля поставок на внешний рынок осуществляется либо через "недружественные страны" Восточной Европы (сухопутный коридор), либо через Финляндию (90% морского экспорта).

Еще в сентябре ведущее деловое издание сообщило о проблемах со сбытом, возникших у "Томск Газпрома", "Щекиноазота", "Метафракса" и "Томета". А в отраслевых объединениях заговорили о необходимости стимулирования внутреннего спроса. Например, за счет использования метанола в качестве бензиновой добавки. Благо, почти треть потребляемого в мире метанола используется либо как топливо напрямую, либо опосредованно через субпродукты. В России же в качестве альтернативного топлива он не применяется вообще, а доля топливных присадок - чуть более 20%.

На производство формальдегида и смол приходится гораздо больше - до 40% внутрироссийского потребления. Но эти продукты используются главным образом в мебельной промышленности или при изготовлении материалов для ИЖС. "В условиях снижения покупательной способности населения говорить о возможности значительно за 1,5-2 года увеличить переработку метанола в смолы для дальнейшего использования в указанных отраслях не приходится", - констатируют аналитики ЦЭП Газпромбанка. Хотя и признают: "точка роста тут может быть найдена в случае замещения импорта и открытия новых ниш с уходом мебельных компаний из России".

Иными словами, перспективы сохранения рабочих мест и компетенций в старейшем, высокотехнологичном и потенциально высоко инновационном сегменте отечественного химпрома в значительной мере зависят от государства. И как источника субсидий, льготного финансирования и налоговых льгот, и как организатора межотраслевой кооперации.

Именно фискальная, денежно-кредитная и промышленная политика властей определят темпы развития тех секторов экономики, которые смогут стимулировать внутренний спрос на метанол - мебельных производств, строительства, фармацевтики. Без масштабной господдержки не обойтись при налаживании выпуска олефинов, из которых впоследствии можно производить полипропилен и полиэтилен. Технологии "метанол-в-олефин" широко используются во всем мире, прежде всего - в Китае. В России они практически не развиты. Хотя при налаживании производства "метанольной" продукции более высокого передела страна могла бы существенно расширить внешний рынок сбыта, несмотря на санкционные ограничения. Особенно с учетом обширной ресурсной базы, которая при необходимости позволяет производить метанол не только на газе, но также на угле или с использованием отходов и вредных выбросов.

Разумеется, сохранение и наращивание экспорта сегодня уже невозможно без масштабных инвестиций (также с привлечением ресурсов государства) в создание собственной мощной портовой инфраструктуры, которая наконец-то позволит продавать метанол и его производные любым странам мира без оглядки на поведение "недружественных" транзитеров, прежде всего Финляндии. В перспективе это шаг к окончательному избавлению от европейского посредничества и выход на прямую (а значит, более выгодную по ценовым условиям) торговлю с потребителями метанола из развивающихся стран.

Если не ждать, когда наступит установленный ЕС июньский санкционный дедлайн, а действовать - глядишь, российские метанольные заводы, как почти 90 лет назад их советские предшественники, опять станут драйверами отечественной экономики.