Будь возможность, ничего не стала бы менять: 86-летняя акушер Светлана Кузнецова из Амурской области всю жизнь посвятила служению людям
Приняла тысячи родов, причем сотни женщин только благодаря ей решили стать матерями - доктор Кузнецова умела убедить не делать аборт.
Светлана Ивановна Кузнецова, у которой за плечами десятилетия непростой работы акушером-гинекологом, встречает свою 86-ю весну в здравии и на каблучках. "Думаю, что Бог дает мне здоровье за спасенные жизни матерей. И детей, которые могли не родиться", - говорит доктор.
Студенчество на сцене
Ее отец - выпускник Московского медицинского института, большую часть жизни проработал врачом-терапевтом на Дальнем Востоке.
- Желание лечить и спасать людей было во мне с самого раннего детства. Это все от папы, - говорит Светлана Ивановна.
Она родилась в Уссурийске в черном от горя 1937 году, вскоре семья переехала в Москву. К девочке почти всегда обращались "Светка", что вполне отражало ее бойкий и шустрый характер. Она до сих пор помнит тяжелый гул немецких самолетов, испуганные лица родителей, когда они заклеивали окна для светомаскировки.
В октябре 1941 года Света с мамой и маленьким братиком полмесяца ехали на поезде из Москвы до станции Сковородино. Здесь, в поселке Невер, в военном госпитале служил врачом глава семейства.
Отец встречал их на перроне в военной форме, высокий и стройный.
- Папа, ты такой красивый, как солдатик! - выпалила маленькая девочка, едва увидев отца. Всю дорогу в поезде у Светки была одна забава - оловянные солдатики, которыми девочка "била фашистов".
В школу она пошла с шести лет, была говорливой и непоседливой, но училась хорошо. В шестнадцать получила аттестат о среднем образовании.
В 1953 году Благовещенский мединститут только во второй раз принимал на учебу студентов.
Ректор, увидев шестнадцатилетнюю абитуриентку, сказал ее отцу: "Маленькая она, у нас очень суровые условия, нет общежития, пусть приходит на следующий год". "На следующий год у нее перегорят крылья", - вздохнул отец.
- Борис Николаевич Анфимов, я на всю жизнь запомнила имя первого ректора Благовещенского мединститута, - замечает Светлана Ивановна.
Он был фронтовик, мудрый и немногословный. Посмотрел взглядом-рентгеном и объявил: "Пусть идет вольнослушателем, потянет программу - будет учиться". Она не только "потянула", но часто получала повышенную стипендию.
Годы учебы в медицинском институте доктор Кузнецова вспоминает с восторгом. Говорит, то было счастье! Жильем студенткам служил актовый зал одного из учреждений Благовещенска. Там поставили семьдесят пять коек, так они и жили. Светлана спала на сцене.
- Две кровати рядом, потом тумбочка и опять две кровати. Одежда висела на гвоздях, вбитых в стенку, - рассказывает Светлана Ивановна. Мыться ходили в городскую баню, там же стирали белые халаты и одежду.
Тогда в мединституте преподавали уникальные люди, большая часть профессуры были доктора из Ленинграда, высланные на Дальний Восток по так называемому "еврейскому делу".
Профессор Абрам Иосифович Лаббок читал курс топографической анатомии.
- Муляжей тогда не было, так он сам шил матерчатых пупсов, на них рисовал кровеносную систему и нам показывал и объяснял. Да как объяснял - заслушивались, я по сей день в восторге от его лекций! - восклицает Светлана Ивановна.
В акушерство ее влюбил профессор Могилев, чьи занятия были как моноспектакли.
Профессор жил в городском роддоме, его комната была через стенку от детской, где сутками плакали новорожденные дети. На вопрос, не мешает ли ему младенческий плач, Михаил Вениаминович отвечал неизменной фразой: "Для меня лучшая музыка на свете - плач здоровых детей".
Знакомство "на трупе"
Первым местом работы молодого доктора стала участковая больница на станции Тахтамыгда. Жилья не было. Девушка-хирург жила на квартире, молодая акушер-гинеколог тоже снимала угол у хозяйки.
- Тогда была совсем другая жизнь! - машет рукой моя собеседница.
Она начала работать врачом в 1959 году, вспоминает, что в то время было много темного, непросвещенного народа. У людей война отняла юность и молодость - лучшее время для образования. Часто взрослым женщинам приходилось объяснять элементарные вещи, которые сегодня знают школьницы.
- В Джалинде тогда жили много офицерских жен, у них жизнь была тревожная, переживали за своих мужей. У многих на нервной почве развивался тяжелый токсикоз во время беременности. Их мучали отеки, высокое давление. Приходилось помогать изо всех сил, - вздыхает врач.
Медицина того времени - статья особая. Сегодня разве можно встретить акушера-гинеколога, который вскрывает трупы? А тогда это было обыденным делом.
- Я оперирующий врач, поэтому мы с хирургом по очереди дежурили как патологоанатомы и судмедэксперты, - вспоминает Светлана Ивановна. Помолчав, добавляет: "Я и со своим будущим мужем познакомилась "на трупе".
В одном из сковородинских поселков произошел суицид. Тахтамыгдинского доктора отправили на вскрытие, туда же приехал и молодой следователь районной прокуратуры Василий Кузнецов.
Нужно было где-то переночевать. Доктора и следователя определили на постой к одной старушке.
- Вам вместе стелить или врозь? - спросила хозяйка. "Мы пока не женаты", - пояснил следователь. Светлана споткнулась о его "пока".
Василию старуха постелила на полу, ей велела ложиться с ней на кровать. Так и ночевали.
Через несколько месяцев они стали мужем и женой.
Своего мужа она называет "золотым". Кстати, "золотой" оказалась и его кровь - первой, универсальной группы. Следователь Кузнецов был безотказным донором. Если жену вызывали на тяжелый случай, ей достаточно было в любое время суток произнести "Вася", и он все понимал по интонации и по взгляду. Не говоря ни слова, шел сдавать кровь.
Операция в Джалинде
- Ночью звонок из Джалинды: погибает женщина, произошел разрыв матки во время родов. А у меня дочке только четыре месяца исполнилось, я ее грудью еще кормила. Собрала тревожный чемодан и поехала, - рассказывает Светлана Ивановна. Зима, мороз пятьдесят градусов. До Джалинды тогда была только лесовозная дорога. Машина забуксовала, водитель, врач и операционная сестра еле вытолкали ее из колеи.
У доктора Кузнецовой на груди под пальто пара пакетов с донорской кровью. Она тогда была на вес золота.
В голове у доктора пульсировала одна мысль: успеть к больной и только бы с кровью ничего не случилось. Они добрались до Джалинды, когда уже висела серая мешковина рассвета.
Успели. Ту женщину она спасла. Оперировала несколько часов. Кровопотеря была жизнеугрожащей.
- Из живота у нее вычерпывали кровь, как могли фильтровали и снова женщине вливали. Как в войну, - вспоминает врач.
Она четверо суток не отходила от тяжелобольной. А ее маленькую дочку коровьим молоком кормила мама.
Заметив в моих глазах удивление, Светлана Ивановна пожала плечами: "Тогда все так жили и работали…"
С той поры прошло много лет. Однажды на Сковородинском вокзале ей на шею бросилась молодая, цветущая женщина.
"Светлана Ивановна, вы мне жизнь в Джалинде спасли, оперировали меня! Каждый день вас добром вспоминаю! Вы меня не узнали?" - скороговоркой частила женщина.
Она и правда не узнала. Посмотрела на нее, улыбнулась и заметила: "Когда я вас оперировала, вы выглядели по-другому"…
За полвека работы доктор Кузнецова приняла тысячи новорожденных. Уверена, что двух одинаковых родов не бывает: "Мы знаем, как начинаются роды, но никогда не знаем, как они закончатся…"
Рожайте, милые
А сколько родилось детей только благодаря дару убеждения Светланы Кузнецовой! Счету нет.
Каждую женщину, решившую прервать беременность, она горячо отговаривала от аборта. Бабоньки плачут, рассказывают ей про трудную жизнь, про то, что в семье детей "лесенка", а денег катастрофически не хватает.
- Я до последнего прошу ее подумать, рассказываю, какой у нее хороший родится ребеночек. Часто бывало - встречу женщину с ребенком на улице, а она мне говорит: "Светлана Ивановна, посмотрите, какая у меня дочка славная растет", а потом счастливым шепотом: "Это вы меня уговорили рожать!", - улыбаясь, говорит доктор.
Есть в ее практике один давний случай, который саднит до сих пор. Врач Кузнецова сделала операцию по поводу внематочной беременности тридцатипятилетней женщине. У той в анамнезе уже было пять родов, все тяжелые, дети рождались у нее крупными.
Послеоперационный период шел благополучно, уже сняли швы. Неожиданно у пациентки поднялась высокая температура.
Пришедшая врач-терапевт заподозрила пневмонию. Решили переводить ее в терапевтическое отделение.
Сковородинская больница тогда представляла из себя жменю почерневших бараков. Один барак - одно отделение.
- Женщина сказала, что дойдет сама. Дошла до терапевтического отделения и умерла на его пороге. Вскрытие показало, что у нее при жизни было несколько инфарктов. О которых она не знала. Представляете, пятеро детей остались без матери! Десятки лет прошло с той поры, а как вспомню, так сердце кольнет. Виню себя, что разрешила ей пешком пойти… Хотя судебный медик из Благовещенска убеждал, что с ее сердцем она была не жилец, - замолкает Светлана Ивановна.
Восемнадцать лет она руководила Сковородинской железнодорожной больницей. При ней были построены ее новые корпуса. Говорит, что клиническую медицину никогда не бросала, а вот административной работой тяготилась всегда.
Признается, что зимой больше времени проводила в котельной, чем в ординаторской. Зимой в Сковородино пьяный кочегар - это беда.
Рано овдовела. Поднимала на ноги двоих детей. Оба стали врачами: дочь - ветеринарным. Сын - лечебником.
Стыл недопитый чай. Светлана Ивановна сокрушалась, что мы отказались от ужина:
- Картошка такая вкусная и стынет…
Показывала альбомы, где в черно-белых фотографиях запечатлены мгновения ее благородной, полной служения людям жизни. Она себя считает счастливой. Ну и что, что есть аритмия?
- Я как врач понимаю, что происходит с моим сердцем, что ему тоже восемьдесят шесть лет. За здоровьем слежу, лечусь. Пожить еще хочется, у меня хорошие дети и уже восемь правнуков. Все замечательные, - улыбалась женщина.
На мой традиционный вопрос, если бы жизнь можно было повторить сначала, что бы она в ней изменила, Светлана Ивановна ответила сразу:
- Ничего! Заново пошла бы учиться в медицинский, а потом села бы на поезд до Сковородино.