Фестиваль "Золотая маска": прозвучал финальный аккорд

Номинация "Оперетта/мюзикл" "Золотой маски" в этом году сильнее обычного. Интересно показали себя и Новосибирск ("Великий Гэтсби"), и Пермь ("Три товарища"), недосягаемым шедевром выглядит "Кабаре" Театра Наций. Завершающим аккордом фестиваля стала "Маленькая серенада" Свердловского театра музыкальной комедии, и она вновь смешала карты: выбор лучших будет трудным.

В основе мюзикла Стивена Сондхайма фильм Ингмара Бергмана "Улыбки летней ночи", который, в свою очередь, ссылается на "Сон в летнюю ночь" Шекспира. Водевильная канва о трех парах, где каждый влюблен не в того, с кем связан, обрела чеховскую мерцательность чувств, обросла рефлексиями. Импрессионистична партитура, построенная на вальсовых вихрях, в ней можно услышать отзвуки Равеля; оркестр камерный, "интимный", чувственный. И разумеется, прозрачность Моцарта, к которому апеллирует оригинальное название A Little Night Music.

В Екатеринбурге это оценили, оркестр Бориса Нодельмана филигранно передает тончайшие вибрации музыкальной "ткани особой выделки", а художники Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева воссоздают элегию почти чеховской усадьбы - тихого омута, где черти водятся. Под озерной гладью спектакля гуляют вольные стихии чувств, снося барьеры того, что ханжи зовут светской моралью. Когда-то между актрисой Дезире и адвокатом Фредриком пылала любовь, но руку она отвергла, и теперь с горечью вспоминает ошибки юности и не так прожитую жизнь, отданную сцене. Новая встреча породила новую вспышку былой любви...

Номинация "Оперетта/мюзикл" в этом году необычно сильна. Жюри фестиваля окажется перед трудным выбором

На Сондхайме поверяется мастерство театров. Его музыку чем больше слушаешь, тем больше в нее влюбляешься. Для "легкого" жанра она сложна и требует утонченного вокала ("Маленькую серенаду" часто ставят оперные труппы). Все построено на контрапункте, взаимодействии параллельно развивающихся мелодий. Стивена Сондхайма у нас по-настоящему не играли, екатеринбургский театр первым обратился к "Маленькой серенаде". Спектакль начал ставить выдающийся режиссер Кирилл Стрежнев, потом тяжело заболевшего худрука заменил молодой Филипп Разенков, принявший этот пост после ухода Стрежнева. Доля вклада каждого в режиссуру спектакля - тайна театра.

Все здесь окутано флером воспоминаний, все кружится в прихотливых ритмах, музыка обволакивает зал чувственным трепетом. Но по бокам сцены две громоздкие театральные ложи снижают поэтику до трюизма: мир - театр. Есть даже подобие древнегреческого хора, он представлен комедиантами со свечами в диадемах. Условность сценических приемов контрастирует с почти мхатовской прозой рутинных переживаний - еще один контрапункт спектакля. И есть совершенно водевильные ситуации, где публика заходится от хохота. Эмоциональные контрасты, перепады от комических сцен типа "любовник под кроватью" к легкому цинизму умудренной жизнью м-м Армфельдт, поучающей маленькую внучку, как даме следует обращаться с мужчинами, и к элегии сломанных судеб, завершающейся тем не менее тотальным хеппи-эндом.

При всем артистизме и тонкости выделки спектакль мне показался чуть слишком серьезным, есть легкий перебор с экзальтацией - особенно у Хенрика (Роман Березкин, делающий из влюбленного богомольца вариант истерикующего Чацкого). Более точно поймала нужную интонацию Надежда Басаргина (м-м Армфельдт). Это один из самых многоплановых образов - старуха, уже смотрящая в глаза смерти, и каждый ее монолог - как завещание. Правда, в спектакле она менее всего старуха: м-м Армфельдт играют актрисы, что называется, в самом соку, и омрачать любовную катавасию грустной темой ухода авторы спектакля не хотят. Но в результате мюзикл лишился прекрасного, печального, философского финала - как финала жизни и ее апофеоза. Концовка вышла поэтически возвышенной, но невнятной.

Дезире играли такие звезды, как Джуди Денч или Кэтрин Зета-Джонс. Ее знаменитый музыкальный монолог Send In the Clowns - горестное признание самой себе о тщетности иллюзий, не давших счастья - написан для драматической актрисы и не требует вокального блеска: глубина чувства в музыке выражена лаконично. Татьяна Мокроусова здесь очень хороша, умна и проникновенна: при взрывной силе чувств они у Сондхайма не случайно выписаны прозрачной акварелью, их северная аскеза - еще один повод для самоиронии, а чувство достоинства, о котором поет Дезире, - ключевое. Но в целом самоиронии, на мой взгляд, не хватает во многом выдающемуся спектаклю - иронии, снабжающей каждое движение, слово, невинный жест искрящим, как бикфордов шнур, юмором.

А вот ролью Фредерики, 13-летней дочери Дезире, театр положил на обе лопатки известные мне постановки. Роль непроста, вкупе с бабушкой внучка исполняет обязанности резонера, и ее обычно изображают травести - умелые, но очень зрелые. В уральском спектакле актриса почти ее ровесница - Маша Люкшина предельно органична и в драме, и в довольно сложном вокале. Один из ярких гротескных образов - граф Малкольм у Андрея Опольского: зычный гусар с двумя извилинами, вписавший любовные похождения в служебный график и солдафонской напористостью оттеняющий пастельную интонацию элегантного спектакля. Впрочем, как всегда в этом театре, универсально одарен весь актерский ансамбль от солистов до балета и хора, способного многим музыкальным театрам дать мастер-класс: в зале слышно каждое слово.

...Остались считанные часы до вердикта жюри. Ситуация, когда компромиссным будет любое решение.