Тюменский драмтеатр перенес героев Толстого во времена шестидесятников

Тюменский Большой драмтеатр привез в Москву спектакль "Каренин А.". Похоже, сегодня это театральный тренд: взять некоего героя, хорошо знакомого нам всем из классической литературы, да и перенести его в иные обстоятельства, чтобы посмотреть, а как он будет себя вести в непривычной обстановке? Порой эти эксперименты и впрямь выявляют новые смыслы.

Режиссер Роман Габриа специально для тюменского театра написал пьесу про Анну Каренину, причем главным героем сделал Алексея Александровича Каренина - этого служаку-чиновника, "человека-машину". В пьесе Габриа действие происходит в 60-е годы прошлого века. Оттепель. Звучат новые песни, молодежь танцует твист и шейк, а Алексей Александрович с трибуны клеймит абстракционистов, джаз и другие "безобразия", апеллируя к постановлениям политбюро и линии партии. Впрочем, обстановка в его доме тоже уже поддалась новым веяниям: кресла на тонких ножках, торшер, радиола... Но эти приметы иного стиля, как непозволительно вольное поведение супруги Анны, вздорят с прежним порядком. А потому царит на сцене массивный, как стол заседаний, обеденный стол. Хозяин то и дело вскакивает на трибуну, установленную тут же. Да и "железный занавес" задника на самом деле не столь прочен, он собран из стеклянных кубиков, модных в 60-е (художник Арина Слободяник). Временами этот занавес приоткрывается, и мы видим за ним огни поезда метро, слышим привычное "осторожно, двери закрываются". И детский голос, повторяющий "осторожно, мама!".

Каренин в исполнении Александра Тихонова хоть и аттестуется толстовской характеристикой как "очень умный человек", на самом деле больше всего напоминает дурака из народной сказки: все делает, как положено, но все не к месту. Вот и в оттепельные времена этот опытный канцелярист не учуял что-то важное. Нет, не зря его жену Анну Аркадьевну так раздражали уши мужа! Похоже, он и впрямь не уловил своими ушами каких-то важных сигналов о новых социально-политических переменах. А измена жены стала лишь триггером, спусковым крючком, который привел в действие весь механизм слома - слома жизни Каренина, слома его карьеры, слома всего строя его души. Да и жизни общества тоже.

Анна в исполнении Полины Егоровой - не столько роковая красавица, эмоциональная натура, не способная "держаться в рамках приличия", сколько женщина инстинктов. И если муж - носитель прежде всего норм и правил, то она - воплощение чувственности. Кошачьи повадки, мяукающий голос, ласки, в которых так и сквозит едва окультуренная похоть. Собственно, именно такой тип женщины и намеревался изобразить в своем романе Лев Толстой. Режиссер лишь обнажил его первоначальный замысел. Анна - плохая жена (если подразумевать под этим словом еще и соратницу мужа), плохая мать (в спектакле ее любовь к сыну выражается только в беспрерывном тисканье и целовании Сережи). Да и любовница она, кажется, так себе. Иначе почему столь быстро наскучила Вронскому?

Примечательно, что многочисленные персонажи романа (семья Облонских в полном составе, включая трех их чад), княгиня Бетси Тверская (здесь - подруга Лиза), прислуга и сослуживец Каренина выведены в спектакле достаточно выпукло. Все они питаются благами высокого положения Каренина. И даже осуждая его или лицемерно сочувствуя, норовят урвать с этого "сбитого летчика" последние крохи привилегий и льгот. Особенно выразительна в этом смысле Долли (Кристина Тихонова) с ее беззастенчивой позицией "яжемать".

Персонажи то и дело просят добавить воздуха. То стихами Рождественского, то жалобами на удушливую атмосферу

На заднике декорации - слово "Воздух", набранное большими буквами. И персонажи то и дело просят добавить воздуха. То стихами Роберта Рождественского ("Воздуха! Воздуха"), то жалобами на удушливую атмосферу. Вообще стихи и песни шестидесятников звучат здесь много и часто. И даже хрестоматийное стихотворение Бориса Слуцкого "Что-то физики в почете. Что-то лирики в загоне..." будет ближе к финалу прочитано как некий манифест о необходимости очищения души от всего материального, вещного, чувственного во имя чувствительного и нежного.

Финал пьесы отличается от толстовского. Да, Анны больше нет. Благополучной жизни высокопоставленного царедворца тоже нет (ни должности, ни дачи, ни персональной машины). Но есть отцовское счастье рядом с сыном, с которым Каренин сумел-таки подружиться. Видимо, ради этого простого итога и требовались все жертвы?

Спектакль Габриа по пьесе Габриа нельзя назвать шедевром. Но он демонстрирует нам наглядный прием игры с классическими персонажами, провоцируя в зрителе желание точно так же поиграть со своими любимыми литературными героями. Примерить, как бы вели себя Татьяна Ларина, Андрей Болконский, князь Мышкин или Раскольников, перенеси их в новые, предлагаемые современной жизнью обстоятельства. Может, тогда сочинения типа "Образ Катерины" или "Образ Базарова" школьники писали бы с большим воодушевлением?