В моем семейном архиве хранятся напечатанные на машинке и переплетенные воспоминания моего деда, Юрия Николаевича Заводчикова, которые он написал в 1969 году, через полвека после пережитых им невероятных событий. Надеюсь, эта полная приключений и до сих пор полная не разгаданных загадок история заинтересует читателей "Родины". Записки деда я выделила курсивом, подзаголовками и небольшими комментариями.
www.petrograd-kids-odyssey.ru
Группа петроградцев в Петропавловске. Юра Заводчиков в третьем ряду третий справа.
1918 год
"Еще так недавно огромный и шумный город, блестящая столица Российской империи, теперь затих и потускнел.
Жизнь постепенно замирала, не хватало топлива, электроэнергии и в особенности продовольствия.
Скудный паек выдавался по карточкам - четвертинка, а то и восьмушка фунта плохого хлеба на день и изредка - ржавая селедка".
В 1918 году, в первую после революционную зиму, положение в Петрограде было ужасающим. Голод. К весне стало ясно, что надо как-то спасать хотя бы детей. Две группы ребятишек от 6 до 15 лет, почти 900 человек, были отправлены по железной дороге на Урал. За каждого родители внесли по 75 рублей, а некоторые и больше - чтобы взять и сверстников из бедных семей.
Отъезд
"Как сейчас помню, - воскресенье 18 мая 1918 года. Был отличный весенний солнечный день. И вот в то прекрасное майское утро по пустынной мостовой площади у Финляндского вокзала стали собираться школьники всех возрастов с чемоданами, узлами и корзинами.
Где-то на запасных путях стоял санитарный поезд № 101, укомплектованный кухней, баней, складами и вагонами с подвесными койками в два яруса.
Последние объятия, поцелуи, наставления и слезы расставания..."
Маленькие петроградцы ехали долго, целую неделю. А когда добрались почти до места, узнали, про чехословацкий мятеж.
Пропуск на Урал
"В городе произошел политический переворот: советы оказались свергнутыми, а власть перешла в руки белогвардейцев и чехов.
В результате долгих переговоров руководителей нашей колонии (так именовалась детская группа. - Ред.) с белочешским командованием (генералом Гайдой) наш эшелон после осмотра чешскими солдатами был пропущен для следования по назначению.
Через день-два мы благополучно добрались до города Миасса, расположенного вблизи величественных Ильменских гор Урала по соседству с озером Чебаркуль."
Мои будущие дед и бабушка, в то время 15-летний Юра Заводчиков и 14-летняя Оля Копосова, оказались в одной группе, которую называли Первой колонией.
Началась обычная летняя жизнь, даже со вполне сносными обедами, что было особенно важно.
Через неделю на Урал прибыла Вторая колония, которую разместили в пустующем санатории в поселке Курьи на реке Пышма.
Жизнь в обеих колониях была вполне веселая и интересная и поначалу достаточно сытая.
Страшный лик войны
"Иногда наша колония попадала в сферу действий гражданской войны и мы, ребята, становились невольными свидетелями драматических событий классовой борьбы и зверской расправы временных победителей над пленными красноармейцами или партизанами.
Однажды летним солнечным вечером мимо нашей казармы... проходила группа изможденных и полураздетых людей, окруженных со всех сторон вооруженной охраной. То были красные, попавшие в руки белых.
Один из них, совсем молодой парень, с трудом плелся позади всех. И вот - солдат-охранник, усатый казак, желая "подбодрить "несчастного, с силой ударил его прикладом винтовки в спину. От этого неожиданного толчка все тело его изогнулось волной и он, с трудом удержавшись на ногах, с ужасом смотрел на своих мучителей...
Всю эту группу подвели к опушке леса и , окружив кольцом охраны, накинули петли на шеи и тут же повесили на сучьях деревьев на виду у всех.
И несколько дней из своих окон мы видели качающиеся на ветру почерневшие трупы..."
К осени стало ясно, что вернуться в Петроград к началу учебного года невозможно - все поезда были заняты военными перевозками. Колонисты и их воспитатели стали готовиться к зимовке на Урале. Старшим подросткам удалось устроиться в соседних деревнях помощниками к крестьянам. За это они получали еду, и некоторые могли даже приносить что-то своим младшим братьям и сестрам. Но вскоре колонию пришлось рассредоточить по всему Уралу и в Сибири. Троицк, Тургояк , Ирбит, Тюмень, Курган, Петропавловск...
Местные помогали чем могли, чтобы как-то поддержать попавших в беду петроградцев.
Зима 1919 года
"К началу 1919 года мы обносились до последней степени. В особенности истрепалась обувь. Мы уезжали из Петрограда только на лето и никаких зимних вещей с собой, конечно, не брали. Но наше руководство сумело найти средства и пригласить местных сапожников, которые нам всем сшили вполне добротную обувь.
Длинными зимними вечерами при свете тусклой лампочки, сидя за общим столом, мы делали свои школьные уроки и читали в запой приключенческие романы. Конечно, зубоскалили по всякому поводу, а иногда и дрались - в основном по пустякам - и всегда вспоминали свой далекий и родной Петроград".
"Неожиданно к нам в Петропавловск приехал изо Петрограда отец одной девочки. Фамилия его была Альбрехт. Каким-то образом он сумел перебраться через фронт и привезти из родного города письма от родителей".
Чудом добравшиеся до Петропавловска два отца колонисток в компании со шведским пастором Вильгельмом Сарве приехали в надежде организовать возвращение колонистов, но поняли, что это невозможно. Тем не менее пастору, члену шведского Красного Креста, удалось договориться с миссией Американского Красного Креста (АКК), находившейся во Владивостоке. Выехав оттуда на Урал, эмиссары АКК прежде всего как следует отмыли своих новых подопечных, организовали пошив одежды. А к лету, когда стало ясно, что наступление Красной армии неизбежно, приняли решение эвакуировать петроградских детей на восток.
Дорога на восток
"Вся наша теперь собранная вместе колония ребят и педагогов в количестве, наверно, около 1000 человек была постепенно вовлечена в общий людской поток и постепенно стала передвигаться на восток.
Ехали по Восточному сибирскому пути, незабываемому по своей исключительной протяженности и красоте природы сибирской тайги и, в особенности, изумительного озера Байкал с его береговыми скалами и множеством железнодорожных тоннелей в них".
Во Владивостоке колонистов ждал руководитель Русской миссии АКК Райли Аллен - бывший журналист из Гонолулу, которому предстояло взять на себя ответственность за жизни и благополучие девяти сотен незнакомых ему русских детей.
Почти год колонисты прожили во Владивостоке.
Все это время за них отвечал, кормил, лечил и обучал Американский Красный Крест. Но ребят не оставляли мысли о доме.
Прощай, Владивосток!
"К весне 1920 года среди колонистов стали настойчиво распространяться различные слухи и разговоры об отъезде домой, в Петроград. В тот период нашей жизни во Владивостоке эта тема постепенно становилась самой главной".
Но этот план рухнул весной 1920 года, когда в город вошли японские войска и Американский Экспедиционный корпус, а вместе с ним и АКК получили приказ от президента Вудро Вильсона срочно свернуть все дела в России. Тем не менее Райли Аллен остался с детьми, решив, несмотря ни на что, доставить их домой - через два океана, к берегам Балтики.
Этот фантастический план казался многим нереальным, но Аллену удалось зафрахтовать японский сухогруз "Йомей Мару" и срочно переоборудовать его для размещения почти тысячи пассажиров - сотрудников АКК, колонистов, их воспитателей и австро-венгерских военнопленных, стремившихся в Европу.
13 июля 1920 года этот Ноев ковчег покинул Владивосток и взял курс на Японию.
Японские впечатления
"Первая остановка была в небольшом портовом городке Муроран на южной оконечности острова Хоккайдо. Узкие улицы, вплотную застроенные буквально карточными домиками с раздвижными легкими стенками. Обилие пестрых и, конечно, совершенно непонятных вывесок и всяких объявлений, написанных иероглифами.
Яркие и красочные национальные костюмы.
Европейского платья не было видно совсем.
Некоторые стены домов были раздвинуты, и вся жизнь японской семьи была почти на виду.
На раскинутых на полу циновках на корточках кругом сидели обитатели дома".
Переход от порта Муроран в Сан-Франциско на всю жизнь оставил массу впечатлений в памяти колонистов.
Капитан Каяхара
"Капитан нашего парохода был солидный, но очень моложавый на вид и приятный японец по фамилии Каяхара.
В южных широтах он носил ослепительно белый костюм с разными золотыми нашивками на рукавах и пробковый шлем на голове.
Как и все капитаны, он знал английский язык, и мы, хоть и с трудом, а больше жестами, кое-как общались с ним".
"Погода заметно теплела. Мы постепенно спускались к югу, к сороковой параллели.
По вечерам в тихую и ясную погоду, закончив трудовой день, на палубе - правда, совсем для этого не приспособленной - устраивали танцы под свой струнный или духовой оркестр. Танцевали все: и ребята, и много взрослых".
Не эти ли танцы сблизили колонистов Юру Заводчикова и Олю Копосову - моих будущих деда и бабушку?
Сан-Франциско
"Медленно, через пролив Золотые ворота мы вошли в живописную гавань Сан-Франциско...
Знакомились с городом, делая прогулки в открытых автобусах. Неоднократно посещали известный Голден Гейт парк. В этом огромном саду с почти тропической растительностью проводили целые дни.
Были встречи с местными русскими эмигрантами, но, видимо, по сравнению с восточным побережьем Америки их там было гораздо меньше".
Нью-Йорк
"От Сан-Франциско нам предстояло пройти около 6000 километров к югу, почти до самого экватора. Вслед нашему пароходу всегда летели стаи чаек и еще каких-то птиц. Они выхватывали из воды мелкую рыбешку или подбирали остатки пищи, которые мы им бросали.
Изредка поблизости от борта парохода мелькало желтое брюхо или страшная зубастая пасть акулы. Стаи летучих рыб выпархивали из воды и, пролетев низко над морем несколько десятков метров, вновь погружались в свою стихию".
И вот ранним дождливым утром старшие колонисты высыпали на палубу, чтобы увидеть в густом тумане силуэт Статуи Свободы и затем разглядеть фантастические небоскребы. Здесь они пробыли две недели, с 27 августа по 11 сентября 1920 года.
"В те времена в Нью-Йорке, огромном интернациональном городе, находилась большая русская колония.
Узнав из местной эмигрантской газеты "Русский Голос" о прибытии большого парохода с советскими детьми, они ринулись со своими семьями в наш лагерь.
... Мы окунулись в узкие улицы, прорубленные, как горные ущелья, среди великанов-небоскребов. На этих улицах творилось что-то невообразимое. В особенности нам, ребятам, попавшим подобно марктвеновским простакам за границу, все это казалось попросту невозможным.
На уровне вторых этажей домов, по металлическим эстакадам со страшным шумом, лязгом и грохотом, окутанные паром и выпуская клубы черного дыма, подавая разные сигналы, мчались пассажирские поезда.
Больше всего тогда нас поразило нью-йоркское метро".
А потом "Йомей Мару" взял курс на Европу.
Одна семья
Последний переход - до финского порта Койвисто ( сейчас Приморск), где пассажиры прощаются с экипажем, капитаном и судном "Йомей Мару".
Через много лет капитан Каяхара так закончит свои воспоминания об этом путешествии:
"Более тысячи людей из десятка стран за эти более чем 90 дней плавания, как одна семья, преодолели путь в 15 500 морских миль, обошли две трети земного шара на Востоке и Западе. У нас не случилось ни малейших разногласий. Мы даже не столкнулись с плохими погодными условиями, безопасно прошли Балтийское море, где дрейфовали морские мины. Я хочу выразить благодарность всем руководителям группы, всему экипажу "Йомей Мару" и всем тем, кто ответственно и искренне вкладывали душу в наше путешествие. Я также хочу поблагодарить за защиту Богов и Будд, которые оказывали милость флагам Красного Креста".
Возвращение. Декабрь 1920 года
"Сначала пешком и на подводах со своими вещами, а затем каким-то специальным поездом, кажется, от станции Райвола (сейчас Рощино) доехали до границы.
Отсюда с чемоданами и тюками в руках шли до пограничной реки Сестры. Железнодорожный и пешеходный мосты были полностью разрушены. Виднелись лишь взорванные и погнутые балки и фермы.
Через реку Сестру был переброшен легкий дощатый мост. Наступил вечер. На другой стороне реки стояли несколько человек. Мы с волнением и сознанием ответственной минуты нашего заключительного этапа и грядущей неизвестности молчаливо столпились у реки.
Наконец, по какому-то знаку, начали медленно и осторожно переходить реку Сестру.
В некотором отдалении около развалин бывшей пограничной станции Белоостров стояли несколько неосвещенных классных вагонов.
Мы разместились в этом угрюмом поезде и через некоторое время в полной темноте и полном безмолвии добрались до Финляндского вокзала.
Наше необычное, почти трехлетнее путешествие окончилось".
До конца жизни название японского парохода "Йомей Мару" и словосочетание "Американский Красный Крест" останутся символами дружелюбия и гуманизма для бывших колонистов, преодолевших 36 000 километров на пути из Петрограда в Петроград благодаря помощи людей доброй воли из разных стран. Помнить об этом - наш долг.
Текст: Ольга Молкина Фото: www.petrograd-kids-odyssey.ru