В Воронеже выставили картины Фалька из пяти музеев России
Международный форум уже 12 лет расширяет кругозор жителей и гостей Воронежа, делая акцент на знаковых фигурах в искусстве первой половины ХХ века. Фальк - безусловно, из их числа. Начав как авангардист, он прошел путь подражания европейским мастерам, нашел свой язык и в период "оттепели" оказал огромное влияние на неофициальную советскую живопись.
Пару лет назад масштабную ретроспективу Фалька показала Третьяковка, собрав 200 произведений из 19 музеев и 24 частных коллекций. Воронежский проект по понятным причинам сделан с меньшим размахом. Ряд картин из-за бюрократических сложностей привезти не удалось. Но организаторы сумели объединить ресурсы пяти крупных собраний: экспонатами поделились Русский музей и Третьяковская галерея, историко-художественный комплекс "Новый Иерусалим", Курская картинная галерея и Тульское музейное объединение.
- Здесь нет суперизвестных, титульных картин, но это и хорошо. Подборка, казалось бы, второстепенных, факультативных работ обновляет наше зрение, заставляет более внимательно отнестись к автору, - убежден директор Курской картинной галереи им. А. Дейнеки Игорь Припачкин. - Монографические выставки часто убивают художника - он выглядит скучным, однообразным, глаз выхватывает "ударные" работы и быстро устает. Выставка на Платоновском фестивале построена как лабиринт, вне хронологической или иной концептуальной последовательности. И это позволяет увидеть творчество художника цельным.
В центр внимания поставили парижский период творчества Фалька (1928-1937) и работы, написанные им по возвращении на родину. Жемчужно-серые пейзажи Франции и солнечный Узбекистан, словно вынырнувшая из средневековья бретонка в чепце и неожиданный для 1944-го натюрморт с алой чашкой и скульптурой негритянки.
- На ретроспективе в Третьяковке было довольно много авангарда. Критики справедливо отмечали, что есть художники, у которых эти искания гораздо интереснее, - пояснил куратор, главный специалист по современному искусству отдела руководства Третьяковской галереи Кирилл Светляков. - В Воронеже ранний Фальк тоже представлен: взять хотя бы кубофутуристичный портрет мулатки Амры. Здесь есть "сезанновские" натюрморты, автопортрет с отрезанным ухом - привет Ван Гогу. Во Франции Фальк активно "играл" в других художников. Писал фамильный дом Сезанна в Экс-ан-Провансе, вдохновлялся выставкой венецианской живописи в Лувре, подражал Сутину, экспериментировал с возбуждающим красным цветом, как у Рембрандта… В каком-то смысле эти опыты уводили его от себя. Он чувствовал себя никем и научился писать ничто - призрачные образы. Позже Фальк обрел свое лицо, а его парижские картины стали для молодых советских авторов окном в европейскую живопись.
До командировки во Францию для "налаживания художественных связей" он много занимался с учениками в мастерских ВХУТЕМАСа (затем - ВХУТЕИНа) и практически не выходил на пленэр. Его живопись становилась темной, многослойной, тяжелой - таков, например, выставленный в Воронеже натюрморт с книгами. За рубежом появилась возможность работать на открытом воздухе, картины Фалька стали легче и прозрачнее.
Выезд во Францию был для художника спасением от критики. В середине 1920-х от искусства стали горячо требовать "советской темы", которая его совершенно не занимала. Жанровые сцены Фальку не давались.
В Париже он тоже "не вписался в тренд". Там ждали сенсаций и сходили с ума от сюрреалистов, которые отходили от живописности, использовали кич.
- Фальк был от них в шоке, считал художественные аттракционы пошлостью и заигрыванием с дурным вкусом. Публику цепляет зрелищность, которую он, наоборот, старался нейтрализовать: растворял образ в пространстве, размыкал формы, создавал мерцание, - отметил Светляков. - Картины Фалька продавались плохо. К тому же в Европе крепчал антисемитизм и фашизм.
Художник вернулся в Советскую Россию вместе с полотнами и сразу стал легендой. Хотя официально его не выставляли и не признавали. У Фалька был дар дружить - с коллегами, бывшими женами, с людьми разных профессий, интересующимися искусством. В молодости он тесно общался с Машковым и Кончаловским, в Париже - с Пикассо и Матиссом. Во время войны вокруг него собирались коллеги, эвакуированные в Самарканд. Последнее десятилетие своей жизни Фальк провел в статусе полубога, его мастерская была меккой для интеллектуалов-москвичей.
- Через него люди чувствовали связь не только с Сезанном и "Бубновым валетом", но и с Шарденом, и с Рембрандтом - это единая традиция, основанная на живописной реализации. В 1950-е он устраивал просмотры в мастерской - и это напоминало священнодействие. В тишине художник ставил свои работы на мольберт, одну за другой, а зрители молча в них погружались. Эти вечера вспоминали в красках даже те, кто сам на них не был! - рассказал Кирилл Светляков. - После таких просмотров картины Фалька нередко покупали. Одним из первых его патронов был Святослав Рихтер, затем появился Георгий Костаки, ученые-физики и известные музыканты, которые тогда зарабатывали миллионы. Соцреализм подходил для публичных пространств, а для домашней обстановки приобретали как раз камерные полотна, рассчитанные на долгое разглядывание, некую медитацию. После смерти Фалька продажей картин занималась его четвертая жена.
Эпохальной фигурой, революционером в искусстве художник не стал. Восприняв различные модернистские приемы, он в отличие от того же Пикассо не рискнул уходить от натурного восприятия, чтобы не потерять живописность. Именно живописность была для него основным критерием искусства. Как и товарищи по "Бубновому валету", Фальк развивался в парадигме традиционных жанров - пейзажа, портрета и натюрморта. Отличает его сложность цветовых сочетаний, умение работать с пустым пространством, стилистическая цельность.
- Фальк говорил - художник не изображает, он должен творить собственный мир. Реалистичное изображение дает фотография. Его ранние работы очень эмоциональны: образ вторгается в пространство зрителя, выходит за границы полотна. Постепенно Фальк смирил свой темперамент, стал, условно говоря, плоским. А в поздних картинах пространство как бы затягивает нас в себя. Они кажутся мрачноватыми, землистыми, но во всех есть мажорные нотки. Будучи хорошим пианистом (это оценка Рихтера, который с ним охотно музицировал), Фальк стремился создавать "музыку цвета". Он употреблял выражение "брать цвет аккордом", и я бы сказал, что он передавал цвет с обертонами, - подчеркнул директор Курской картинной галереи им. А. Дейнеки Игорь Припачкин. - Его больше знают как живописца, но он придавал большое значение рисунку, который учит точно определять, где должно быть цветовое пятно.
Увидеть ретроспективу Роберта Фалька можно в воронежском художественном музее имени И. Крамского до 2 июля.
Кирилл Светляков, главный специалист по современному искусству ГТГ:
- Есть ли переклички между Фальком и Платоновым?.. От книг Платонова во мне осталось ощущение великой пустоты: человек идет по планете Земля с этими котлованами… У Фалька камерные вещи, но пространство ощущается большим. Огромный, в чем-то давящий мир, который художник пытается вобрать в себя и передать на холсте. Это какая-то экзистенциальная пустота. Ее было много в 1920-е годы, она есть у Тышлера, у Лучишкина. У Гайдара, если брать литературу. Хотя он совсем другой писатель, нежели Платонов. Возможно, общим для художников этого времени был опыт конструирования ощущений. Лирика, которая уходит в объемную пустоту.