Психолог рассказала, как пережить смерть близкого человека
Книги надо читать, а не пересказывать - это правда. Но несколько советов и правил будет полезно всем запомнить.
Загляни в себя
Лариса Григорьевна, начну с главного: в дом пришло горе - какого специалиста искать: психолога, психотерапевта, психоаналитика?
Лариса Пыжьянова: Психоанализ это совсем другая история, дай Бог, чтобы в России набралось 50 настоящих психоаналитиков. Обращаться надо к психологу. Психолог не научит тебя жить, но он отражает твое состояние и показывает тебе это отражение со стороны. "Тебе кажется, что ты не справляешься, но действительно ли это так?". Он поможет, если нет нарушений в психике на уровне заболеваний.
А если нарушения есть? Если депрессия уже налицо?
Лариса Пыжьянова: Мы вульгаризировали это понятие: я в печали, у меня депрессия! Печаль это не депрессия. Депрессия - это когда лицом в стену, и не на день или два, а на недели и месяцы. Ребенок голодный, а мать не может встать, накормить. И она действительно не может, - вот это депрессия. Конечно, они бывают разные, могут протекать с улыбкой и даже со смехом, только это еще больше окружающих напугает.
Сигнал для окружающих: у горюющего человека принципиально изменилось поведение. Горе не меняет поведение: если был склонен к агрессии - то и в горе будешь агрессивным, был апатичным - так и горе тебя истощит до степени апатии. Обращайте внимание на аномалии: ваш друг был всегда спокойным и уравновешенным, а в горе начались истерические припадки, нехарактерные для него вспышки агрессии - бейте в набат. Особенно, если он при этом все отрицает: "Отстаньте от меня, со мной все нормально, это вы все ненормальные". Тогда - к психотерапевту. А может даже и к психиатру.
На что горюющий скажет: что, психа из меня решили сделать?
Лариса Пыжьянова: Правильно, он может так сказать. Поэтому сначала - к психотерапевту или невропатологу. Он может назначить препараты, и, как врач, оценит состояние. Может порекомендовать идти к психиатру. И это более мягкий путь для родственников, ведь на предложение сходить к невропатологу многие соглашаются. Особенно, если серьезно и долговременно расстроился сон, аппетит, возникают суицидальные мысли, человек отказывается выходить из дома, перестает ухаживать за собой, за детьми и т.п. А к психиатру - нет: "Я не псих!".
Вы - за антидепрессанты?
Лариса Пыжьянова: Всегда была против. Потому что все, что с тобой происходит, ты должен прожить. Не "забивать" свое горе препаратами, а прожить его. Если не дошел в своем горе до дна, то и не от чего оттолкнуться. Можешь застрять между землей и небом. Но бывают случаи, когда психика не справляется, и без медикаментов обойтись.
С нашими аптеками сейчас что-то странное творится: все чаще можно купить без рецепта врача рецептурные лекарства.
Лариса Пыжьянова: Можно. Но это неправильно. Самолечением нельзя заниматься.
Как говорил персонаж отличного фильма, голова предмет темный, изучению не подлежит. Вообще, механизм и этапы переживания горя нужно знать горюющему? Или лишь специалисту?
Лариса Пыжьянова: Их нужно знать специалисту. И - родственникам горюющего, чтобы они не пугались того, что происходит. Чтобы понимали, какая поддержка ему нужна. И самому горюющему - важно. Чтобы это не прозвучало как советы человеку, у которого насморк. Поболит, но скоро пройдет, у всех так бывает... Это будет воспринято болезненно, поскольку это обесценивает его чувства, и обезличивает его горе и потерю: "Ну что же ты так убиваешься - ты же так не убьешься".
Если человек сам спрашивает: "А что, собственно, со мной происходит?" Но современная теория говорит, что каждый проходит путь по-своему, нет нормального или ненормального горевания. Есть маркеры, когда человеку нужна внешняя помощь, он сам уже не справляется. Ему надо понять: перед тобой океан без края, или все-таки там есть берег.
Конкретная ситуация: женщине за 60, одинокая, потеряла единственного ребенка - взрослую дочь. Онкология: быстрая и страшная. На похоронах держалась хорошо, чем всех удивила. Твердит: "Я знаю, она есть! Просто уехала". Прошло 10 месяцев. Теперь плачет: "Она есть! Но почему же так далеко уехала!?".
Лариса Пыжьянова: Это самая тяжелая история: когда пожилые родители теряют взрослых детей. И если никого из близких рядом нет, то нормального проживания горя не бывает. Очень сложно найти смысл, ради чего дальше человеку жить. Но все-таки можно, ей надо напомнить: пока ты жива - жива и память о твоей дочери. Умершие люди живут среди нас в воспоминаниях, в разговорах. А держалась лучше всех на похоронах, возможно, из-за препаратов.
Не было препаратов.
Лариса Пыжьянова: Тогда это ситуация "отсроченного горя". Это когда если человек примет реальность, то сойдет с ума. Он все понимает, но в мозгу "падают загородочки", и человек не принимает потерю. Просто не может. Это защитные механизмы психики, они нам даны от рождения для того, чтобы пережить то, что пережить нельзя. Оплакивает потерю, и будет оплакивать до конца жизни: она потеряла самого дорогого человека. Тут нельзя давать оценку, нормальное или не нормальное горевание. Если не закрылась у себя дома, если продолжает поддерживать контакты с близкими, то психиатр ей не нужен. Но ей нужна поддержка близких. Нужны люди, чтобы она не была одна.
Ты не один
Священник может заменить психиатра?
Лариса Пыжьянова: Священники веками заменяли психологов, психотерапевтов и психиатров. Кроме того, раньше люди жили общинами, и в горе человек не оставался один, что очень важно. Кое-где и сейчас так. У меня был пациент: мужчина, потерявший сына. Он из Узбекистана. Говорит, что у них в таких случаях неделю двери дома не закрываются, так там принято. Они приходят не для того, чтобы буквально утешить человека в горе. Просто приходят, что-то делают, или не делают ничего. Общаются между собой. Заполняют пространство. Потому что когда умирает человек - у близких умирает часть их мира. И пустота в доме ощущается просто физически. Понятно, что другие люди эту пустоту не компенсируют, но это очень хорошая и нужная поддержка.
Многих горюющих раздражают банальности: "Ну, ты там давай, крепись!". Хотя бывает и похуже, например, когда женщину, потерявшую ребенка, утешают: "Ну, ничего, ты еще родишь!".
Лариса Пыжьянова: Еще хуже, когда горюющего начинают избегать. Случай: женщина потеряла дочь. Через полгода осознала, что к ней никто в кабинет все это время не заходил. Поставили столик в прихожей, на него складывали для нее документы. А она их "на автопилоте" забирала. Ее все избегали, потому что не знали, как с ней себя вести, и какие слова говорить.
У меня основной принцип: если слова идут из души, - их смело говори, они всегда правильные. Если ничего не идет, то и выжимать из себя не надо. Люди считают, что всегда надо что-то сказать. Не надо. Особенно, если это набор банальностей: "Ну, ты держись!", "Ну ты там как-то справляйся".
Не знаешь, что сказать, так и скажи: не знаю. Можно просто побыть рядом, помолчать. Знаю женщину, которая потеряла мужа - а ее подруга просто брала за руку, приводила к себе в семью. Она потом мне рассказывала: "Вокруг люди, коты, собаки. А я как замерзший человек - отогреваюсь". За что очень благодарна подруге. Бывает и наоборот, люди боятся навредить. Ну как приглашать в гости, у меня все живы-здоровы, ей (ему) только хуже станет.
А не станет?
Лариса Пыжьянова: Не надо гадать и домысливать за другого. Всегда можно прямо спросить: "Что я могу для тебя сделать?"
Женщина лучше понимает женщину, мужчина - мужчину?
Лариса Пыжьянова: По моему опыту иногда бывает наоборот: лучше, когда рядом с горюющим мужчиной женщина, а с женщиной мужчина. Мы в горе становимся немного детьми: потерянными, не понимающими как дальше жить. И женщина для горюющего мужчины может на бессознательном уровне выступить таким архетипическим образом матери - любящей, сильной, защищающей. А мужчина для горюющей - таким же архетипическим образом отца. Если рядом есть человек, который может обнять или взять за руку, сказать, что ты не один, вместе мы справимся, я тебе помогу - становится реально легче.
У нас достаточно кризисных психологов, которые могут профессионально помочь тем, кто в этом нуждается?
Лариса Пыжьянова: Нет, таких специалистов очень мало. Работать "с острым горем" тяжело. По опыту работы в МЧС: когда случались масштабные катастрофы, то к нам на помощь присылали педагогов-психологов, медицинских психологов. Но эти люди привыкли работать в кабинетах, а работа с людьми, находящимся в состоянии острого горя, это совсем другое. Они и сами психологически травмируются, и другим не помогают.
На кризисных психологов где-то учат?
Лариса Пыжьянова: Ближе всего к этой профессии клинический психолог. В МГУ есть кафедра экстремальной психологии. Но только не может парень или девушка после окончания вуза работать с острым горем. И никакие стажировки и практики это не изменят. Нельзя дать специалисту "техники" или методические рекомендации, по которым они будут работать. Они должны стать личностями. Только личность может вылечить другую личность.
Жизнь после смерти
Вдовец или вдова решили жить дальше, завести новую семью. Нашли пару. И вроде все хорошо, но своих любимых забыть не могут. А им говорят: ты, пожалуйста, освободи свое сердце, там кто-то живет, я это чувствую. И что делать? Дать этому "глазастому" прочитать вашу книгу? Или бежать от него (от нее) куда глаза глядят?
Лариса Пыжьянова: Я вам расскажу историю своего деда. Его жена, Катя, умерла в 27 лет. Он остался вдовцом с тремя детьми, младшему год, моей маме четыре года, старшему - 7. Нашел жену, которая сказала, что любит и его, и будет любить его детей. Но он часто вспоминал Катю, оплакивал, рассказывал: она это так делала… Молодая жена отреагировала: "Ах, Катя? Так ты выкопай свою Катю, поставь в красный угол и молись на нее". Он забрал детей и ушел.
Что тут сказать… Освободи свое сердце, а потом приходи? Лично я свое сердце никогда не освобожу, все, что в нем - там и останется. Что же делать? Ну, вот когда в семье рождается второй ребенок, старший может спросить маму: "А что, ты меня больше любить не будешь?". Конечно, будет. И первого, и второго, только по-другому. Так и здесь: ты хочешь быть с новым человеком. Но тот человек, который в твоем сердце был - он навсегда в сердце и останется, это следует либо принять, либо нет. Если тебе говорят: обнули жизнь и начни с нового листа, то уместен вопрос: а прежнюю книгу куда деть? Делать вид, что ее не существует? А она есть. Поэтому новый человек в вашей жизни либо это все понимает и принимает, либо… Вам с ним не по пути.
А у вашего дедушки как жизнь сложилась после расставания с женой?
Лариса Пыжьянова: А потом была война. Он вернулся с фронта, дети выросли, и только тогда он создал новую семью. Ушел из жизни рано, в 64 года - сказались фронтовые раны: тяжелая контузия.
Брат за брата
Почему вы, сотрудник МЧС, оказались в детском хосписе?
Лариса Пыжьянова: Удивительная история. И хотела, и не хотела - боялась, что не справлюсь. Обратилась за советом к своему духовнику. Он сказал: не готов тебе сейчас дать благословления. Ты с одной очень тяжелой работы хочешь уйти в еще более тяжелую. Иди молись, думай. Я все-таки прошла в хосписе стажировку, и тоже пришла к выводу, что не смогу там работать. Написала им письмо: получила важный опыт, спасибо, но - нет.
Мне звонят: когда дадите ответ? Говорю: я дала ответ, проверьте почту. Проверили: нет моего письма. Оказалось, что оно не ушло, застряло у меня в черновиках. Мне говорят: просто скажите нам: вы согласны. Я должна была сказать "нет". Я так решила. Но сказала "да".
Не мне судить, конечно, но кажется, что в больнице, куда поступают умирать дети, тяжелее, чем на месте катастроф.
Лариса Пыжьянова: В Москву привезли с Донбасса ребенка. 7 лет, онкология. Пытались найти донора костного мозга. Выяснилось, что у него есть старший брат, 26 лет, он подойдет в качестве донора. Но он в ополчении, на фронте. Нашли, сообщили. Его отпустили, он сразу же примчался в Москву. Но во время обследования обнаружили гангрену. Он сам не придавал значения: ну, ранили - заштопали, да все нормально. Оказалось, что не все осколки извлекли, идет воспаление. Его прооперировали, спасли как минимум руку, а скорее всего - жизнь.
А вот младшего брата спасти не удалось. Донора ему нашли, пересадку сделали, но пошла острая реакция "трансплантат против хозяина". Мальчика привезли к нам в хоспис. Отказали почки, он уже был на грани комы. Но продержался больше, чем мог. Ему сказали: брат сейчас приедет. И он держался. Замечу, старший очень сдержанный и внешне неэмоциональный человек. Но когда вошел в палату, то из глаз брызнули слезы. Упал на колени со словами: "Ты меня, братишка, спас, а я тебе помочь не смог". Мы вышли, дали проститься.
И только после встречи мальчик впал в кому. И через два дня ушел.
Старший брат вернулся на Донбасс.
- Часто спрашивают: "А как вы утешаете людей?" Я отвечаю, что можно утешить ребенка, потерявшего игрушку, но нельзя утешить мать, потерявшую ребенка. Единственное, что можно сделать в этот момент, - помочь осознать потерю и ее безвозвратность. То есть сделать то, чему сопротивляется все ее существо. Осознать и принять факт смерти очень важно, иначе человек не сможет жить дальше, застынет и остановится в своем страдании.
- Горе не уничтожает жизнь, это часть жизни. Это процесс. А процесс имеет начало и конец.
- К любому страданию надо относиться очень трепетно и с большим уважением. Нельзя грубо лезть в чужую душу, к ней надо подходить на цыпочках.
- Нужно научиться жить без близкого человека, который умер. Это очень непросто - пережить и переработать горе, чтобы, сохранив любовь и память об умершем, пойти дальше по жизни без него.
- Помню мальчика, с которым пошла на первое опознание. Он стоял у входа в морг, его трясло, а родственники его толкали его в спину и говорили: "Ты должен, это ж твоя мамка, ты и иди смотреть". Он никак не мог сделать шаг. Мне тоже было страшно. Поэтому я взяла его за руку и сказала: "Пойдем, смотри мне в глаза, и просто пойдем".
- Человеку необходима внешняя поддержка, важно услышать: "Я с тобой. Пока ты не можешь сам справиться, но ты сможешь потом, а сейчас мы будем все делать вместе". Это как костыли. А потом силы к человеку приходят.
- Банальные фразы - "Такова судьба", "Пришло его время", "Надо держаться" - ничего кроме злости и раздражения не вызовут.
- Нельзя говорить родителям погибшего ребенка "у вас еще будут дети". Для этих людей сама мысль о другом муже, о другом ребенке может быть равносильна предательству умершего.
- История, которую рассказал священник Георгий Чистяков: "Когда у моей восьмидесятилетней родственницы умерла сестра, с которой они прожили всю жизнь, она мне сказала: "Спасибо, что вы меня не утешали, а просто все время были рядом".
- Часто приходилось слышать: "Чем вы можете помочь этим людям? Их можно только обнять и плакать вместе с ними". Но, во-первых, не все хотят, чтобы их обнимали, и, наверное, никто не хочет, чтобы пришедшие на помощь рыдали рядом. А во-вторых, горюющие люди очень по-разному реагируют - это может быть и агрессия, и истерика, и осуждение. Если такую реакцию не принять, осудить или испугаться - мы не сможем помочь человеку, потому что он не будет нам доверять.
- Бывает, что при большом горе человек никак его не проявляет, ведет себя бодро и активно и утверждает, что с ним все хорошо. Такое "бесчувствие" свидетельствует о тяжести и глубине переживаний, и чем дольше длится этот внешне "светлый" промежуток, тем более продолжительными и тяжелыми могут быть последствия. Основное препятствие для нормального течения горя - неосознанное стремление избежать страдания и уклониться от невыносимых эмоций. В этих случаях происходит "застревание" на одной из стадий и возможно появление болезненных реакций.
- Когда люди не отрицают факта смерти близкого, но отрицают эмоции, связанные с этим, это состояние определяется как синдром "отсутствия горя". Проявляется в мучительном безразличии к жизни. Спустя месяцы и годы может настигнуть острыми реакциями в виде раздражения и даже гнева на другую, не относящуюся к нему утрату. В подобных случаях имеет смысл обратиться за помощью к специалисту".
Из досье "РГ"
Лариса Пыжьянова: кандидат психологических наук, клинический психолог, специалист в области экстремальной психологии и кризисного консультирования с 26-летним стажем, из них 10 - в МЧС. Сегодня - психолог "Елизаветинского детского хосписа".