Дом философа в увеличении. Пушкинский музей приглашает в "Салоны" Дидро
Как и дворец Пале-Рояль, где в галерее дворца Брион прошла первая выставка Королевской академии живописи и скульптуры в 1667. Как и Лувр, в чей квадратный салон в 1725-м перенесли выставки академиков и "причисленных" к ним мастеров. Этот салон Лувра и дал название всем выставкам Академии, которым не могла помещать даже Великая Французская революция. Она, конечно, внесла поправки в их организацию, но не смогла отказать парижанам в этом бесплатном удовольствии.
Дом Дидро в увеличении, как и другие его адреса в Париже, можно посмотреть на интерактивном планшете. А огромная карта Парижа 1739 года (ее еще называли "План Тюрго", по имени одного из заказчиков плана города), где город увиден словно с высоты птичьего полета, расстилается рядом. Она первой встречает зрителей при входе на выставку "Салоны Дидро. Выставки современного искусства в Париже XVIII века" в ГМИИ им. А.С.Пушкина.
Над созданием этого плана Парижа архитектор Луи Бретез работал пять лет. И не он один. Бретез рисовал фасады домов, вид крыш, измерял улицы и делал планы площадей. 20 больших рисунков с планом города были перенесены на гравировальные доски. И 20 эстампов были отпечатаны тиражом 2600 экземпляров. Плюс еще одна гравюра - со схемой сборки. Собранные в пять рядов по четыре листа, эти 20 гравюр вместе представляли план Парижа, где можно рассмотреть фасады дворцов, парусные лодки на Сене, стройные линии Елисейских полей и квадраты площадей, порталы соборов и даже дровяные склады…
До XXI века дошло всего шесть "планов Тюрго": три хранятся в музеях Франции, две - в Италии. Шестой экземпляр - в России. Он нашелся в 2003 году в РГАДА - Государственном архиве древних актов, отреставрирован в Центре им. Грабаря в 2005-2007 годах. И вот первое его появление на публике - на выставке в Пушкинском музее.
Переплетенный в телячью кожу или сафьян с золотым обрезом, или скатанный в рулон на деревянном валу, "план Тюрго" был памятником веку, которые демонстрировал точность расчета архитектора и великолепие столицы "короля-солнце". Не зря он тут же собственной персоной: бюст Людовика XIV и его же небольшой бронзовой конной статуи работы Дежардена, где король изображен в античной тоге, но в кудрявом парике галантного века, - среди первых героев выставки. И по праву - со времен Людовика XIV и выставок Королевской Академии фактически начинается история публичных выставок современного искусства.
Очки энциклопедиста
Собственно, это и есть один из магистральных сюжетов проекта "Салоны Дидро. Выставки современного искусства в Париже XVIII века", который делала команда Пушкинского и Эрмитажа в компании историков из Института всеобщей истории РАН. Кураторы выставки Анна Сулимова, Екатерина Дерябина, Анна Виленская предложили взглянуть на полотна Шардена и Буше, Давида и Лебрена, Фрагонара и Юбера глазами их современника, пристрастного, язвительного, умного зрителя, блистательно владеющего словом. Словом, стереть пыль веков и вспомнить, как все начиналось.
Все - это выставки современного искусства, бесплатные, доступные для всех сословий, которые проводились Академией раз в год с 1737 по 1751, а потом до революции - раз в два года. Это первые книжечки-каталоги (livret) с названиями работ и авторов. Вот как раз они продавались у входа (деньги шли в доход Академии). Это критические обзоры Салонов.
Наконец, журнал "Литературная корреспонденция", где эти обзоры публиковались. Этот самый знаменитый журнал эпохи Просвещения составлял и редактировал без малого двадцать лет, с 1753 по 1773 год, Фридрих Мельхиор Гримм. Журнал переписывался переписчиками и рассылался по подписке коронованным и титулованным особам, среди которых с 1764 года была и Екатерина II.
Подписка была недешевая, но ежемесячные новости о культурной жизни Парижа, которые читали во всех королевских дворах Европы, того стоили. А главное - среди авторов были те создатели знаменитой французской Энциклопедии. В частности, художественные обзоры писал Дени Дидро.
Иначе говоря, все привычное нам устройство художественной жизни: показ новых работ публике, их обсуждение и возможная покупка или новые заказы, каталоги, критические обзоры и журналы, рассказывающие о культурной жизни, - рождалось в Париже XVIII века.
Выставка предлагает нам не просто весьма подробную историю Салонов "в картинах", шпалерах, гравюрах, скульптурах, рисунках. Она реконструирует оптику века первых энциклопедистов. И тут равно важны и взгляд с птичьего полета на Париж на "плане Тюрго", и огромная шпалера королевской мануфактуры, подаренная Петру I французским королем, и картины, запечатлевающие "Электрический опыт" в домашних покоях, и страницы журналов "Литературной корреспонденции", исписанные изящным четким почерком, и образец шпалерной развески, как на Салоне… И две гравюры Пьетро Антонио Мартини, которые воспроизводят не только точную развеску полотен на Салоне в 1785 и 1787 годах, но и наряды, жесты, эмоции публики.
Этот взгляд эпохи Просвещения полон любопытства и интереса к чудесам мира, будь то опыты с электричеством или античные развалины на картинах Юбера. Это взгляд доверяет не только разуму, но и сердцу. Он полон доверия к естественному ходу вещей, пересматривает привычные правила воспитания, отстаивает вскармливание младенца матерью, а не кормилицей… Для этого взгляда человеческие чувства, "чувствительность сердца и добронравие" не менее важны, чем тонкий ум и вкус.
И потому картина "Паралитик. Плоды доброго воспитания" Грёза на Салоне 1763 года, изображающая больного старика в окружении любящего семейства, как пишет Дидро, "привлекла целые толпы зрителей: пробиться к ней просто невозможно". Грёз, к слову, был среди фаворитов Дидро. В его работах соревнование живописи с драматической поэзией, за которое ратовал философ, вело почти к театральным эффектам.
Пикировка в музее
Так возникает еще одна интрига выставки - отношения между "драматической поэзией", литературой и живописью. Она тем важнее, что в "Литературной корреспонденции" Гримма иллюстраций не было, и описание картин Дени Дидро, как и его оценки были чуть ли не единственной возможностью для подписчиков "увидеть" картину. Наряду с оценкой композиции, живописи, Дидро описывал сюжет, жесты и позы персонажей, даже порой вкладывал в их уста воображаемые речи. Неудивительно, что его описание картин Грёза, например, временами начинает смахивать на пьесы.
Комментарии Дидро по поводу показанных в Салонах работ оказываются ключевыми в этой реконструкции взгляда XVIII столетия. Они даны рядом с картинами, превращая музейный зал в поле изящной пикировки. Например, о картине Буше "Рождество", созданной по заказу мадам де Помпадур для ее домашней часовни в замке Бельвю, Дидро отозвался сурово. Картина была на Салоне 1759 года, первом, о котором писал Дидро.
Он, надо признать, терпеть не мог мадам де Помпадур, и часть этой неприязни явно досталась и Буше: "Признаю, что колорит фальшив, а краски слишком ярки, что младенец неестественно розового цвета; что в подобном сюжете нет ничего более нелепого, нежели вычурное ложе с балдахином, но богоматерь несказанно прекрасна, трогательна и полна любви…". Завершает он, впрочем, снисходительно: "Я бы не рассердился, если бы мне подарили эту картину. Каждый раз, заходя ко мне, вы плохо бы говорили о картине, но не сводили бы с нее глаз".
Особое удовольствие - возможность сравнить свое впечатление с наблюдением Дидро, и обнаружить, что и с ним можно поспорить. Во всяком случае колоски в руке маленького Иоанна Крестителя на этом полотне Буше, по-моему, больше напоминают о рогатке сорванца, чем о стреле Амура.
Библиотекарь Ее Величества
Дидро становится нашим верным спутником в этих прогулках по Салонам XVIII века. Но выставка ведет дальше - из шумных Салонов в кабинет философа на пятом этаже дома на улице Таранн. Это сердце выставки. А сердце этого кабинета - рабочая библиотека Дидро.
Когда философ решился ее продать, покупателем стала Екатерина II. Купив библиотеку в 1765 году, императрица оставила ее в пользование философу до его смерти (поэтому книги прибыли в Эрмитаж только в 1785 году). Но мало того, что книги остались в распоряжении философа. Екатерина II назначила его "библиотекарем Ее Величества" и выплатила жалованье за 50 лет вперед.
Это был, конечно, аттракцион невиданной щедрости, но лучшего вложения средств, кажется, трудно вообразить. С этого момента в мире русская императрица начинает восприниматься как просвещенная властительница, а Россия - как европейская страна, для которой важны идеалы Просвещения.
В свою очередь Дидро стал человеком, который в знак признательности очень много сделал для России. Он оказывал помощь в выборе скульпторов и художников, которых Екатерина II приглашала в Россию. Этьен Морис Фальконе, который создал статую Петра I, приехал в Петербург по рекомендации Дидро. Его ученица Мари Анн Колло, которая оставила нам прекрасный скульптурный портрет философа, делала и голову Петра для памятника, созданного Фальконе.
Дидро опекал в Париже пенсионеров Императорской Академии художеств. И опека эта была отнюдь не формальной: он рекомендовал художников членам французской Академии, принимал художников у себя дома, помогал даже продолжить образование в Риме. Среди тех, кому помогал Дидро, известны имена скульптора Федота Шубина и Федора Гордеева, художника Семена Щедрина…
Наконец, Дидро помогал Екатерине II в ее закупках произведений искусства для Эрмитажа. Приобретение коллекции Луи Антуана Кроза, барона де Тьера, покупки картин на распродаже знаменитой коллекции Луи Жана Гэнья состоялись благодаря Дени Дидро. Полотна Джорджоне и Рафаэля, Тициана и Веронезе, Ван Дейка и Рубенса, Рембрандта и Ватто, которые сегодня гордость Эрмитажа, приехали в Россию с помощью Дидро. Именно эти покупки, как и поддержка философов-энциклопедистов, создали России реноме просвещенной, быстро развивающейся европейской державы. Укрепили ее статус в Европе и мире.
Именно поэтому русская тема стала одной из центральных на выставке, посвященной французским Салонам XVIII века. В вольной реконструкции Кабинета Дидро нашли место не только подлинные книги из библиотеки философа и портрет Екатерины II, но скульптурный бюст Дмитрия Алексеевича Голицына, русского посланника в Париже и друга Дидро (к слову, тоже работы Мари Анн Колло), портреты Гримма, медаль 1782 года на открытие памятника Петра I. И, конечно, редкий экземпляр знаменитого "Наказа Екатерины II Комиссии, ответственной за составление проекта нового свода законов", созданного под влиянием энциклопедистов…
Памяти старого халата
В то же время экспозиция Кабинета Дидро - продолжение Салонов. Описание своего кабинета он включил… в текст о Салоне 1769 года. Тогда вышел его знаменитый "Плач по моему старому халату. Тем, у кого больше вкуса, чем богатства". Описание кабинета как личного пространства для интеллектуальных занятий, коллекций, частных дел в этом "Плаче…" становится, с одной стороны, родом автопортрета. С другой, демонстрирует, как частное пространство дружеских встреч, чтений, дискуссий становится интеллектуальным центром столицы, хоть и без официального статуса.
Любопытно, что поводом для "портрета в интерьере" (жанр этот продолжат и философы ХХ века) стал анекдотический случай. Гримм как-то пришел к Дидро вместе с князем Адамом Черторыйским. Они обнаружили философа в новеньком красном ратиновом халате, который был подарен ему мадам Жоффрен, дамой богатой, умной, язвительной, державшей свой светский салон. Гримм тут же прочитал приятелю проповедь об опасностях роскоши. Они посмеялись. А Дидро ответил ему в письме, которое вошло в очередной выпуск "Литературной корреспонденции". Заодно сравнил старый халат с обстановкой кабинета и расписал перемены.
В итоге воображаемый Кабинет Дидро в Пушкинском музее не лишен точности, изящных сюжетов (чего стоит портрет мадам Жоффрен рядом с карикатурой на нее Грёза в роли "строгой учительницы" - плата за острый язычок и насмешку над картиной Грёза!) и подлинных вещей (прежде всего книг философа).
И, кстати, покидая выставку, уже спускаясь по лестнице, не забудьте поднять взор вверх. Там вы увидите реконструкцию старого халата (правда, из бумаги), созданную студентами, будущими дизайнерами. А придя домой - загляните в "Евгения Онегина". Откуда взялся "кабинет философа в осьмнадцать лет", станет понятно. Спасибо Дидро!
К слову, единственное большое путешествие Дидро совершил в Россию в 1773 году - в Петербурге он провел пять месяцев.