"Копенгагена не существует" - существует ли любовь?

Ноу-хау скандинавского кино - умение передать бури, бушующие где-то в глубине души под непроницаемым зеркалом ледяного спокойствия. Скупость актерских эмоций, добавляющая существованию персонажей загадочности.

"Копенгагена не существует", второй полнометражный фильм датского режиссера и продюсера Мартина Сковбьерга - история любви настолько штормовой, что в сознании влюбленных она сносит весь остальной мир. Они странно встретились, словно их вел невидимый поводок: обмен взглядами в библиотеке, тайное наблюдение за "женщиной своей мечты" в темноте кинотеатра, долгое молчание на выходе из зала, неловкое рукопожатие и какое-то обреченное следование друг за другом: так судьба стучится в дверь, сказал бы Бетховен.

То, что происходит потом, порождает в зрителе бурю сомнений. Сандер спокойно вселяется в квартиру Иды, сутками напролет там валяется на диване, бездельничает, пока она вкалывает на работе, а затем они слушают классическую музыку и неутомимо предаются ночным страстям - он кто, альфонс? Но зачин картины трагичен: Ида загадочно исчезает, ее отец и младший брат Виктор берут следствие на себя, заперев Сандера в ее квартире и допрашивая под видеозапись. И тогда кто он - новый Клайд Гриффитс? Когда отец впрямую задает ему вопрос о том, чем он занимался до штормовой любви, тот уклончиво отвечает: был писателем - и видно, что лукавит.

Загадочна даже логика сценария: исчезновение девушки на пустынном островке, куда влюбленные приехали провести время на пленэре, вызывает понятный интерес полиции: пропавшую ищут по всему острову, над волнами завис вертолет - куда все это испарилось и почему самодеятельное следствие теперь ведут отец с братом? Да и мертва ли эта Ида, неясно - по ходу фильма она не раз погибала, а потом оказывалось, что погибала чисто гипотетически. Детектив криминальный на поверку оказывается детективом психологическим, где разгадка доверена зрителю. И по ходу фильма мы поймем, что все происходящее не стоит воспринимать как бытовую историю про преступление и следствие. Что это - некий образ, и он облечен в формы истории, закольцованной по принципу рондо.

При этом чувственность, самозабвенность этой лав-стори заставляют вспомнить "Мужчину и женщину" Лелуша. Герои молчаливы. Долгие паузы. Говорящие взгляды. Оператор Якоб Меллер работает почти по принципу натюрмортов, выстраивая из лиц и тел композиции. Часто нарочито многозначительные. Иногда вычурные, но всегда обостренно чувственные. Много сверхкрупных планов, игры светотенью и цветовыми акцентами. Ручная камера в ретроспективных эпизодах хорошо передает нестойкость, зыбкость, субъективность рассказа Сандера, его воспоминаний о любовном мареве. Режиссер демонстрирует уверенное владение языком кино, его выразительностью, его способностью передавать то, что выше и содержательнее прямого действия, которого в кадре почти нет. А главное - воплощать зыбкость, ирреальность рассказа, когда ни в чем нельзя быть уверенным: было ли все это, или всего только плод воображения, излучение несбыточной мечты о чувстве всеобъемлющем и отрицающем все прочее. Перед нами действительно Копенгаген, которого не было. Или он все-таки был?

Фото: kinopoisk.ru

Новобранец Йонас Хольст Шмидт в роли молчаливого Сандера очень на месте: его лицо непроницаемо, хотя по нему вечно бродит растерянная улыбка, он - такая "вещь в себе", на себе замкнут, глаза обращены куда-то в невидимое, внятное только ему одному. Выразительны Златко Бурич в роли отца и Вильмер Триер Бреггер с его раскаленным взглядом - юный брат пропавшей Виктор. И неповторима Анжела Бундалович (сериал Netflix "Ковбой из Копенгагена") в роли Иды - самый сложный, многомерный и таинственный образ картины: глубоко чем-то раненная женщина с незавидной судьбой, хрупкая и опасная одновременно, словно уже несущая в себе гибель. Ее лицо - самое зыбкое и непостоянное в фильме, самое мерцательное и переменчивое.

И окончательно выводит эту историю за пределы не только конкретного пространства, но и определенного времени саундтрек, где гул и шорох сфер перемежаются ностальгическим шансоном - как и эта любовь, залетевшим из совсем других эпох.