Врачи НМИЦ онкологии им. Блохина - в интервью "РГ": Работа с психологом помогает улучшить качество жизни онкопациентов
Олег Олегович, какие цели поставлены перед новой службой вашего центра?
Олег Коляго: Новая модель оказания психологической помощи пациентам еще только создается. Перед нашим отделом поставлена цель охватить всех пациентов, которые поступают в наш центр. При поступлении это позволяет определить, какая именно поддержка им необходима. И, если требуется психологическая помощь, она оказывается. Если же психолог увидит проявления, соответствующие признакам психического расстройства, он рекомендует пациенту обратиться к врачу-психиатру, который подберет соответствующую терапию.
Ясно, что диагноз "онкология" для любого человека становится серьезным стрессом. Влияет ли он на ход и результаты лечения?
Андемиркан Теунов: Да, психологическое состояние пациента после постановки диагноза, его умение справляться со стрессом, то, какие защитные механизмы психики в этот период работают, - все это в большой степени определяет восприятие им последующего лечения. Но насколько объективно он подходит к ситуации, как воспринимает результаты диагностики, насколько доверяет врачам - это зависит и от типа личности. Если пациент уходит в депрессивное состояние, он часто воспринимает лечение негативно. А если ресурсное состояние больного сохранно, его отношение к лечению будет гораздо позитивнее.
Можно ли сказать, как делятся пациенты на тех, кто способен объективно воспринимать ситуацию, и тех, которые заранее вынесли себе приговор?
Андемиркан Теунов: Я бы даже говорил о трех категориях. К первой можно отнести тех, кто уходит в отрицание, не хочет принимать болезнь, даже думать о ней. Вторая - это люди, которые подходят к ситуации рационально. Им помогает такой защитный механизм, как интеллектуализация, и они идут на сотрудничество с врачами. И, наконец, третья категория - это те, кто сразу уходит в депрессию и под влиянием стигматизации диагноза уверен заранее: онкологическое заболевание не лечится, я умираю. Когда работаешь с пациентами третьей категории, важно возвращать их немного назад - к реальности. И доносить до них, что медицина не стоит на месте, что лечение этой болезни за последние 25-30 лет ушло далеко вперед. Поэтому при первичном контакте для нас важно учесть, на каком этапе осознания своей болезни человек находится.
Эти различия коррелируют с возрастом, полом, уровнем образования, семейными устоями?
Андемиркан Теунов: Надо искать индивидуальный подход к каждому человеку. Но определенная корреляция есть. Если у пациента высшее образование, если он немного разбирается в психологии - с ним можно говорить на уровне интеллекта, рационального языка. Но такой человек зачастую говорит: я все знаю, все, что нужно, прочитал, мне психолог не нужен. Тут важно не спорить, не опровергать, а попросить поделиться тем, что он узнал, прочитал.
Так внутренняя цензура психики снимается - и выявляется подавленная тревога, связанная с диагнозом. С людьми без образования немного проще - у них внутренняя цензура ослаблена, и человек сразу выдает всё. Но тут можно столкнуться с агрессией: "мне ничего уже не поможет, и вы мне не нужны". Но за этой агрессией тоже стоят тревога, страх, и с ними надо работать практически ювелирно.
Зачастую я, как психолог отделения, замечаю, что сложнее работать с пациентами из кавказских республик - в силу национального менталитета там не принято рассказывать о своих проблемах чужому человеку, они не готовы сотрудничать с лечащим врачом. Особенно сложно женщинам общаться с врачами-мужчинами. Поэтому я нередко приглашаю к таким пациенткам коллег-женщин, которым они больше доверяются.
Какие основные методы психологической поддержки вы используете?
Андемиркан Теунов: Каждый специалист выбирает свои методы. Кто-то работает в когнитивно-поведенческой школе и использует эти инструменты. Лично я опираюсь на психодинамическую школу - это помощь при подавленных эмоциях. Кто-то работает по техникам глубинного психоанализа, но на это требуется намного больше времени. А наша задача - помочь здесь и сейчас преодолеть эмоциональные сложности (страх, тревогу, переживания), их объективизировать и сформировать адекватное восприятие курса лечения. В хирургическом отделении наша поддержка, например, может быть направлена на предоперационную тревогу или постоперационную, когда пациента мучает вопрос: что будет дальше? Но в любом случае психолог своей целью ставит облегчение тревоги и психологической напряженности.
А есть ли пациенты, которым не требуется помощь психолога?
Андемиркан Теунов: Есть и такие, кто справляется со своей тревогой сам, и их немало. Но это во многом зависит от того, на каком этапе лечения находится пациент: только что поставлен ему диагноз, или он уже прошел лечение, либо у него обнаруживается метастазы, и лечение необходимо продолжать... Но если он лечится давно, то как бы принимает свой диагноз и легче воспринимает всё, что идет дальше. Такие пациенты, как правило, лечатся в отделении химиотерапии.
Ваши установки согласуются с современной парадигмой онкологии: рак - это не приговор, а хроническое заболевание, которое требует серьезного лечения. Но обязательно ли нужны тут психологи, или можно вооружить приемами психологической помощи врачей-онкологов?
Олег Коляго: Психологи необходимы однозначно! Можно обучить онкологов лишь основам психологической помощи пациентам. Но это будет дополнительная нагрузка, которую из-за нехватки времени они просто не смогут нести.
Андемиркан Теунов: На определенном этапе лечения требуется тонкая работа со страхом смерти. Обучить и этому тоже можно, но насколько глубоко онколог готов в такую работу погружаться? У него и свои задачи многообразны и сложны.
По идее, служба, которую вы создаете, необходима в любом онкологическом стационаре страны. Но где же набрать столько клинических психологов?
Олег Коляго: Это непростой вопрос, таких специалистов остро не хватает. Но мы пытаемся выстроить модель этой службы и со временем передать ее в другие клиники и онкодиспансеры. Но тут, конечно, потребуются и организационные, и финансовые решения со стороны Минздрава России и даже правительства. Мы также ставим перед собой задачу провести исследования и привлечь внимание научного сообщества к этой проблеме. Ряд работ уже проведен с ФГБНУ "Научным центром психического здоровья" по психологической поддержке пациентов с отдельными видами рака - молочной железы, желудка и др. Сейчас нам хотелось бы глубже изучить тему нейроэндокринных заболеваний и психических расстройств при них.
Какие-то первые результаты своей работы вы уже видите?
Олег Коляго: Врачи-онкологи замечают пользу от участия наших специалистов. Мы также судим по тому факту, что они чаще стали обращаться к нам. Отмечаем, что улучшается качество жизни этих пациентов, например, во многих случаях работа с врачом-психиатром или психологом помогает значительно снизить болевые ощущения или даже вообще их купировать. Помимо этого, наша работа направлена и на снижение эмоциональной нагрузки на врачей-онкологов, что тоже важно, поскольку предупреждает профессиональное выгорание.