"Моего отца Писчасова Федора Петровича, с опытом боев на финской войне, на фронт отправили первым эшелоном в июне 1941 года. Мама осталась с четырьмя детишками на руках, младшему - пять месяцев.
В семейном архиве сохранилось- четыре письма. Первое - в июне 1941 года - из Черемушек, где отец был на сборах военных связистов. Второе - в ноябре - когда 178-я стрелковая дивизия обороняла подступы к Москве. Третье - в феврале 1942-го - из военного госпиталя Кинешмы. В последнем, отправленном 25 августа 1942 года, отец писал, что находится в артдивизионе и ждет отправки на фронт.
Все это время семья получала пособия. Пять рублей на ребенка - это хлеб на столе каждый день!
Жили мы в тесной землянке, вместо которой отец планировал построить дом, да не успел. Потолок, чтобы не осыпался, подпирали досками. После дождя пол заливала вода. Но мама держалась. Главное, чтобы дети были здоровы, говорила она.
Известий от отца не было. И пособие платить перестали. Похоронку мама не получила. А семьям бойцов, пропавших без вести, льготы не полагались. Ведь неизвестно, куда делся солдат. Может, он дезертир? Мы начали голодать.
Военкомат располагался неподалеку. И мама, пытаясь выяснить судьбу отца, буквально протоптала туда дорогу. Но военкомы только отмахивались. Уже после войны, когда вышел указ о выдаче ссуд многодетным семьям для строительства жилья, маме наконец выписали свидетельство о смерти.
О том, что отец не пропал, а погиб, я узнала случайно. Мы начали поиск. На запрос в Центральный архив пришел ответ, что отец пропал без вести в феврале 1943 года. В Кинешме, где располагалось двенадцать госпиталей, сведения о его пребывании сначала не подтвердили, но когда я отправилась в Ленинградский архив медицинских документов, все-таки выдали справку, что он действительно там лечился.
Позже я нашла отца на сайте "Забытый полк". Имя, отчество, метрики, наш адрес - все совпадало. А вот фамилию написали с ошибкой. Вместо Писчасов - Пищесов. Там говорилось, что отец убит 9 сентября 1942 года.
Почему маме не принесли похоронку, военкомы объяснить не смогли. Это странно, ведь запись об отце есть и в Книге памяти Омской области. А данные предоставляли военкоматы. Там значится, что отец погиб подо Ржевом. Я сделала запрос, узнала, где он похоронен, к кому обратиться. Когда мы приехали, нас встретили с распростертыми объятиями. Сам глава района отвез к мемориалу, на стене которого фамилия отца написана без ошибки.
Сейчас в базе данных "Мемориал" отец присутствует дважды, с правильной и неправильной фамилией. Однако исправить это недоразумение не помогли ни комиссары, ни прокуроры, ни суд. В военкомате мне раздраженно заявили: хватит уже ворошить прошлое. А я не могу не ворошить. Ведь если бы не ошибка, жизнь мамы и нашей семьи могла бы сложиться совсем по-другому".
Извещение о смерти являлось основанием для ходатайства о назначении пенсии семьям погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Сотрудники военкомата фиксировали похоронку в книге учета, оставляя у себя оригинал документа. Родственникам выдавался дубликат. Суммы выплат по случаю утраты кормильца зависели от количества иждивенцев в семье. Похоронка несла минимум информации - дату гибели человека, место его захоронения. Обычно присутствовали формулировки "убит", "погиб" либо "ранен и умер от ран". В печатной части документа значилось, что солдат или офицер "похоронен с отданием воинских почестей". Ошибок и описок в похоронках было немало. Информация часто передавалась "на слух", бумаги заполнялись сразу после боя. Основанием для признания человека убитым могло быть свидетельство сослуживца. Нередко после извещения о смерти почтальоны приносили письма от "воскресших" бойцов.