- Упор лежа принять! 200 отжиманий!
Команда взводного лейтенанта Пицуна звучала как смертный приговор. Надо было так встрять. Знал же первое правило укладки парашюта - никогда не курить рядом с куполом. Решил, что самый умный и "хабарик", спрятанный в кулак, никто не заметит.
...После 50-го раза я понял, что больше не могу. О чем не очень уверенным голосом сообщил командиру взвода.
- Можешь, ты же десантник! - пробурил он взглядом мой взмокший затылок. К этой минуте горячим потом пропитались также бушлат, зимние штаны с подкладкой и съехавшая с лысины форменная шапка; я все реже и безнадежнее тыкался в нее физиономией, на которой было убедительно нарисовано измождение.
Мой лейтенант
В упоре лежа на кулаках я корежился еще минут двадцать, пока не выполнил всю штрафную норму. Рухнув без сил на пол, я не испытывал ненависти к взводному. Я вообще ничего не испытывал, пока не осознал, что если бы не сигаретка на укладке, я бы вряд ли узнал о скрытых резервах своего организма.
Каждый раз, когда в жизни складывалась тяжелая ситуация, я вспоминал своего взводного Сергея Пицуна, учившего меня азам десантного эгоцентризма.
Физически подготовить бойца к выполнению задачи можно в любых войсках. Но вбить психологию победителя, осознание того, что ты лучший, что "никто кроме нас" и "нет задач невыполнимых" - для этого нужны особые навыки, психологические.
Позже в караулах, куда взводный ходил начкаром, а я - разводящим, лейтенант раскрылся для меня настоящим балагуром с коллекцией "черных" анекдотов. И, неожиданно, - романтиком, когда рассказывал про свою спутницу жизни, ласково называя ее "батоном". В эти моменты лицо его на короткое время разглаживалось и становилось даже трогательным. Чтобы через минуту снова нахмуриться: "Чего уши развесил? Смена!" И я уходил в ночь разводить часовых по постам.
Лейтенант никогда не отчитывал нас, сержантов-срочников, перед подчиненными, показывая рядовым, что мы хоть и небольшие, но все-таки командиры. И требовал четкого соблюдения субординации. Он был очень строг до дисциплины, но не возводил ее в ранг уставного культа. И никогда не опускался до унизительных коннотаций. Но за словом в карман не лез и пригвоздить мог изощренным словесным оборотом.
Честно, на него хотелось быть похожим.
Рассказ десантника
Через несколько лет после демобилизации я летел в очередную командировку и разговорился с офицером в автобусе, который вез нас к самолету по взлетке Чкаловского. Начали перебирать общих знакомых, зацепились за Пицуна. Попутчик рассказал, что взводный в Чечне умудрился в одиночку удержать высоту, отослав своих бойцов в тыл и разложив на бруствере несколько автоматов. Ползая между ними, он изображал десантный взвод. И боевики решили просто не связываться. Это очень похоже на красивую легенду. Но вместе с этим, очень похоже на него.
Я не удивлюсь, если это действительно правда.
Правда вообще бывает невероятнее батальных киносценариев. "Послушай", - прислал мне знакомый десантник аудиофайл с рассказом офицера уже о недавних событиях специальной военной операции. Спокойным голосом тот буднично повествовал о тяжелейших боях в Запорожье, на Ореховском направлении:
"Нас выбивали, потом мы опять туда заходили, потом нас опять выбивали...
Девятого числа мы посадку заняли, в нас начали долбить ствольная артиллерия. Начали отступать, на окраину. А там блиндаж завалило, пацанов оттуда выковыриваем, и я понимаю, что нас слишком до фига - человек 20 на 10 квадратных метрах. Нам сейчас просто крышка будет. И я даю команду: "Отход!"
Меня контузило несколько раз, я орал как не в себя, не знаю зачем - просто как чокнутый. Мне говорили: "Давай, уходи первый!" Я сказал: "Нет, давайте я последний пойду, сначала вы все уходите". Короче, все успели отступить, метров 500 по чистому полю отойти, и нас три человека последних оставалось, их прикрывали, я и еще два пацана.
Метров 150-200 отползли, у нас боекомплект закончился. Еще 200 метров впереди, дистанция приличная, если быстрыми рывками, перебежками, может, и не попадут. Только подскочил, и тут вот этот характерный выстрел танка. Я даже не знаю, как его описать. Выхода не слышно, только приход с таким характерным визгом.
Взрывается метрах в 15 от меня. И все. И дальше, что я помню, подлетел вверх ногами, мне перебило осколком ногу, и нога повисла левая, выше колена. Я лежу, кровью истекаю. Эти двое меня прикрывают. Хрен знает, как я еще не "отъехал" сразу. Я сам себе первую медицинскую помощь оказал, жгут наложил, нефопам вколол, броник скинул, и меня пацаны вытащили с поля. Живые вышли хрен его знает как. И "бэха" приехала на эвакуацию и по дороге, блин, "разулась". Ее раза с четвертого только "обуть" смогли. Я реально думал, уже все, я 200-й буду, меня не довезут. Меня прям довезли еле-еле, прям вот минута в минуту...".
"Ты же мужик!"
Я слушал это, словно в родной караулке 38-го отдельного полка связи ВДВ. Те же интонации, паузы, матерок. Вот он я, за пультом с кнопками и телефоном. А за спиной на кушетке - лейтенант Пицун. Таким я и визуализировал автора рассказа из-под Орехово. Он написал мне сам через пару дней. Виктор, старший лейтенант 106-й Тульской дивизии ВДВ. Передал его в проект сопровождения ветеранов-ампутантов "Народного фронта". И переслал ему десятки писем с поддержкой от простых россиян, которая была так необходима герою в этот период.
Вспомнил, как сам вот так лежал в госпитале с ранением. Позвонили с проходной: "Тут к вам гость. Миша Павлов. Пропустить?"
Конечно! Это же мой лучший друг первого полугода службы. Его потом перевели в другую часть, и мы потеряли связь друг с другом. Не виделись больше 10 лет. А тут вдруг он увидел меня по телевизору. И тут же примчался в госпиталь. Ну, говорит, рассказывай.
...9 августа 2008 года. Попадаем в засаду на въезде в Цхинвал. Бой в упор. Люди убивают друг друга с 5-10 метров. Нереально...
Бежим вдоль забора в хвост колонны, продираясь через густые кусты роз. Силуэт солдата в натовском камуфляже. "Я журналист!" - кричу, инстинктивно прикрывая голову руками. Но на мне - "кенгуруха" цвета хаки с надписью KFOR (подарок десантников с аэродрома Слатина в Косово). Сильный удар, роняющий на землю, вывернутое наизнанку предплечье, вязкое и липкое. Осколки от гранаты в ноге... И полтора часа не утихающего боя, звуки которого постепенно становятся фоном для сознания, уплывающего куда-то в вату.
- Витя, я, кажется, кончаюсь, - еле ворочаю пересохшими губами, фокусируя взгляд на коллеге, журналисте "МК" и в прошлом - майоре ВДВ Викторе Сокирко.
Тот под пулями выползает на дорогу и останавливает выходящую из боя БМП с пробоиной в борту.
Лежащие рядом раненые бойцы кто ползком, кто приставными шагами перемещается к "коробочке".
- Саня, давай в БМП! - кричит Витя.
Сил хватает лишь покачать головой.
- Соберись! Ты же мужик!
"Ты же десантник!" - промелькнул перед глазами в полузабытьи лейтенант Пицун. 20 метров вверх по обочине - на одной ноге и "морально-волевых". Потом долгая эвакуация по серпантину, по которому навстречу, на подмогу к мотострелкам 58-й армии шли бесконечные колонны десантников.
Одна семья
Не сразу я понял, что ВДВ для меня - нечто большее, нежели веселые ежегодные встречи в парке Горького. Должно было пройти время, чтобы в Сирии встретить десантников, которым много лет назад привозил гуманитарку в неспокойный Веденский район Чечни. Или за столом где-нибудь в Сватово строгий замкомандующего округом вдруг расплывется в улыбке, услышав в моем рассказе фамилию знакомого офицера полка, которым он, нынешний генерал, командовал когда-то. "Большой человек теперь - военком области", - добродушно хохотнет он.
С десантниками всегда спокойнее, даже если ты мчишь на БМД по взлетной полосе Гостомеля под Киевом. Или бежишь от окопа к окопу в сосновых лесах под Кременной. В них уверен. И для тебя важно, чтобы они были уверены в тебе. Поэтому, когда кажется, что сил больше нет и сердце вот-вот пробьет ребра от страха или бешеной беготни, просто вспоминаешь лейтенанта Пицуна на своей первой укладке: "Можешь, ты же десантник!"