Звезда "Сказания о земле Сибирской", несмотря на все жизненные перипетии, остается верной покорившей ее когда-то раз Сцене.
Я похожа на папу. Его звали Кузьма Васильевич Васильев, он был из деревни. А мама была городская, она окончила гимназию. Училась хорошо, знала французский язык. Но время-то тогда было голодное, живя на земле, легче было прокормиться, поэтому мамина семья переехала в сельскую местность. Вот так они и встретились в деревне Сухой Ручей, папа влюбился в нее сразу и безоглядно.
Мама так и не приняла новый уклад жизни, себя она считала образованным человеком, а в деревне царил тяжелый труд. Надо было рано вставать, доить корову, кормить скотину. Ее это тяготило.
Деревенька моего детства - небольшая, но уютная, я ее любила. Недалеко от нашего дома был пруд, в котором мы купались. Босиком все лето бегала.
Но мама все время мечтала вытащить нас в город, и у нее это в итоге получилось. Мы переехали в столицу, в самый центр Москвы, на Чистые пруды.
Помню, в Гусятниковом переулке стоял большой семиэтажный дом, у входа в который возвышалась красивая статуя рыцаря.
А рядом, в двухэтажном домике, жили люди, которые обслуживали обитателей того знатного дома. Вот в этой двухэтажке и была наша комната.
По соседству с нами жила дама из "культурных", так тогда называли интеллигенцию. Мама моя тянулась к таким людям, и они дружили. Однажды соседка зашла к нам в комнату и говорит маме: "Александра Андреевна, я хочу вашу Верочку пригласить на оперу "Царская невеста" в театр имени Станиславского".
Вот так первый раз в жизни я переступила порог театра.
Боже! Я обомлела от красоты и великолепия. Все сияло золотом, ложи отделаны изумительным бархатом, я долго не могла понять, где играет оркестр. Я же понятия не имела, что такое оркестровая яма.
Запомнила, что в образе царской невесты была женщина невероятной красоты, которая очень хорошо пела. Я вышла из театра потрясенная и завороженная.
Дома завернула край скатерти и пыталась сделать что-то похожее на кулисы, на театрик. Залезла под стол, и запела арию своего сочинения. Представляла себя царской невестой.
Театр стал моим магнитом, я искала малейшую возможность, чтобы туда сходить.
Помню, как плакала в финале чеховских "Трех сестер", у меня была подружка Катя, мы с ней ходили в театр. И после одного из спектаклей давали клятву, что обязательно станем артистками.
Все почти по нашей клятве и получилось: я стала артисткой, а Катя закончила театроведческий факультет.
Из того времени помню, как потрясла игра Аллы Тарасовой. Во МХАТе шла премьера спектакля "Анна Каренина", режиссером-постановщиком которого был сам Владимир Иванович Немирович-Данченко. На сцене блистала Тарасова в роли Карениной. Господи, как же она играла!
Я смотрела тот спектакль на галерке, самые дешевые билеты были вершиной счастья.
Когда играла Тарасова, зал не дышал. А финальная сцена, когда она готовится броситься под поезд! Сегодня вспоминаю и у меня мурашки по спине бегают. Алла Константиновна стояла на краю сцены, три прожектора и звуковое оформление давали точный эффект мчащегося поезда.
Анна кричала: "Туда, туда!.." И бросалась под поезд. Зал на секунды застывал в звенящей тишине, а затем оглушительно взрывался аплодисментами.
Мы жили бедно, питались скудно и однообразно. Картошка была основной едой моего детства. Но мама всячески старалась как-то нас принарядить. Из простых ниток за ночь свяжет кружевной воротничок и утром ты уже нарядный. На локтях заплатки, а воротничок узорчатый и новый.
Я подрастала и страдала от того контраста, который видела в театральных декорациях. Сидела на ступеньках, восхищалась блеском сцены.
А дома был бедный и однообразный быт, и я засыпала и просыпалась с мыслью, что обязательно стану артисткой. Я так любила театр, так в него верила, вы себе и представить не можете.
Думала, если артист любит на сцене, то это правда. Если умирает, то тоже по-настоящему.
А если не стану актрисой, то и жить не стоит, искренне думала я.
Реалии были таковы, что артисткой не стать. Тогда я решила закончить жизнь самоубийством, взяла тазик, налила туда теплой воды. Взяла бритву, разрезала вену на руке и окровавленный локоть опустила в тазик с теплой водой.
Это была не игра, я вскрыла вены в двух местах. На мою судьбу-забежала мама. Увидела все это. Мне зашивали руку, мама горько плакала и взяла с меня слово, то подобное не повторится никогда.
И сегодня думаю, что если бы тогда умерла, то на том свете не пожалела бы. Отказаться от театра было выше моих сил.
Однажды в Доме пионеров я увидела объявление, что в театральную студию набираются желающие. Меня туда с легкостью приняли. Помню свой первый спектакль: толпа испанок, которые желали стать монахинями, одной из них была я. Роль без единого слова.
Еще я пела в детском хоре, наш хор даже приглашали в Большой театр выступать в концертной программе к празднованию годовщины Октябрьской революции. Тогда было модно и почетно выступление детских коллективов включать в значимые концерты.
Война раскидала всю нашу семью, мою старшую сестру, только что окончившую медицинский институт, забрали военврачом в госпиталь.
Мама с младшими эвакуировалась в Башкирию. Как же я плакала, боялась, что мы никогда больше не увидимся. Она меня гладила по голове и говорила: "Верочка, война кончится, и мы будем с тобой вместе..." (Да, после войны мы вновь воссоединились!)
А тогда - в Москве был хаос, все куда-то спешили, перед собой люди толкали какие- то коляски, тележки, на которых везли какой -то скарб. Черный пепел летал по улицам, жгли какие-то документы. Ничего не хотели оставлять врагу.
Мы с папой остались в Москве, он работал на заводе и меня туда устроил фрезеровщицей.
Там давали рабочую карточку на продукты, с которой можно было выжить.
Папа был верующим и очень добрым, тихим, благодаря ему я понимала, что те, кто верят в бога - обязательно хорошие люди.
И поэтому я безоговорочно верила всему, что говорил папа.
Удивительно, но военный 1943 год для меня оказался счастливым. Наши откинули немцев от Москвы, сразу после этого открыли церкви, помню, как по Москве плыл колокольный звон. Люди останавливались, слушали, многие плакали…
В этот год я поступила в театральную студию при Театре Революции.
При поступлении меня спросили: "Девочка, ты школу закончила?" Я честно сказала, что нет, но дала слово обязательно закончить. Однако слово свое, грешница, не сдержала, стала народной артисткой Советского Союза, не имея среднего образования. Со мной училась Ольга Аросева. Характер у Оленьки был бойкий, она себя в обиду никогда не давала. Могла послать далеко и запросто…
В училище возле гардероба стояло большое зеркало, однажды возле него я заметила женщину, которая очень внимательно смотрела на всех девочек, раздевавшихся в гардеробе.
Помню, я поймала на себе ее пристальный взгляд. Она позвала меня и спрашивает: "Девочка, а ты хочешь быть артисткой?"
"Да, я на третьем курсе уже учусь…",- гордо ответила я.
"А в кино ты хочешь сниматься?",- спрашивает она.
"Очень", - выпалила я.
Она мне велела завтра найти ее на киностудии "Мосфильм". Сказала, что там меня будет ждать режиссер Иван Александрович Пырьев. Сам Пырьев! Я задохнулась от услышанного. Ночь не спала, страшно хотела ему понравиться и надела платье старшей сестры. Оно мне казалось очень красивым. У сестры была грудь больше моей, платье в этом месте провисало…
Когда Пырьев увидел меня в таком виде, он широко улыбнулся, недолго меня поспрашивал о чем-то. А потом неожиданно велел снять чулки. Я растерялась, но не смела ослушаться. Сняла и подала ему. Он их скатал их в два шарика. Запихнул мне за пазуху. Отошел, внимательно посмотрел и сказал.
"Ну, теперь все в порядке!.. А то рожица толстая, а сама тощая…"
Затем Иван Александрович распорядился купить мне платье, пальто. "И все, что полагается под платье" - эти его слова я никогда не забуду!
Вот так я попала в съемочную группу, которая поехала в Чехословакию на съемки фильма "Сказание о земле Сибирской".
Я приехала в Прагу, когда в ней цвели каштаны. И даже после войны она была сказочно красива.
В съемочной группе было много молодежи. Мы жили дружно, в свободное время старались гулять по Праге. До сих пор вспоминаю то время как волшебное.
У картины "Сказание о земле Сибирской" был потрясающий успех. Ее купили 86 стран, в том числе и поверженная Япония.
Меня часто узнавали на улице. Люди спрашивали: "Ну как там жизнь в Сибири?"
Помощник режиссера мне рассказывал, что когда Сталин на даче смотрел этот фильм, он, увидев меня, воскликнул: "А где нашли эту прелесть?.."
Съемочную группу выдвинули на Сталинскую премию. По регламенту можно было подавать десять человек. Я была одиннадцатая в списке. Молодая, студентка. Решили меня не вписывать. Но когда услышали, как Сталин обо мне отозвался,- вписали. Так я стала лауреатом Сталинской премии первой степени, как писали в газетах - самым молодым лауреатом.
Я не помню, сколько мне досталось денег с той премии, но мама была очень довольна. Она говорила: "Слава Богу, мы теперь Верочке купим пальто…"
Вскоре мне сообщили, что Иван Александрович Пырьев приглашает меня на разговор в гостиницу "Москва".
Я пришла, там у него был свой кабинет. Он сидит в кресле, подзывает меня и спрашивает: "Ты довольна своей жизнью?"
"Очень довольная",- говорю я. И продолжаю: "Иван Александрович, я всю жизнь за вас буду Бога молить…"
Вдруг его руки пошли по моему телу не туда куда надо. Я испугалась, отпрянула и говорю: не надо, не надо.
"Чего ты боишься, дурочка? Я тебе добра желаю",- сказал мне Пырьев.
"Нельзя, это нехорошо!...", - по-детски восклицала я.
Я победила в той борьбе. Пырьев подошел к двери, открыл ее и грозно сказал: "Больше ты в кино сниматься не будешь!.."
Я осталась в театре Сатиры, меня ввели в спектакль "Лев Гурыч Синичкин". Вообще меня в театре ласково приняли, стали называть "душенькой", "цветочком".
С 1948 года и по сей день я актриса театра Сатиры. Сама не верю в эти цифры.
Настоящая любовь на меня обрушилась, когда в театр пришел Владимир Иванович Равенских, режиссер. Его пригласили ставить спектакль.
Однажды он проводил меня до дома, и у самого подъезда неожиданно погладил меня по щечке и робко так поцеловал.
Дальше все понеслось в каком-то испуганном, сумасшедшем вихре. Меня вдруг не стало… Я испытывала счастье от его улыбки, от его глаз, и горе - от его гнева.
Я растворилась в нем и совершенно потеряла голову. Но он был женат и у нас не было никакого будущего. Он сам отодвинул наши отношения.
Однажды в нашем театре появился молодой и красивый актер Володя Ушаков. Немыслимо для того времени: у него была своя машина, он ее купил в Германии. Володя там служил после войны в армейском театре.
Мне к тому времени дали крошечную комнатку недалеко от Белорусского вокзала, на седьмом этаже, там протекал потолок. Но это было неважно. Иметь свой угол тогда считалось великим счастьем.
Володя за мной ухаживал, но я чувствовала себя раздавленной и опустошенной своей несчастной любовью, поэтому мне было не до его ухаживаний.
Однажды я ночевала у мамы, и туда утром приехал Володя. На своей машине, с бутылкой шампанского и цветами. Он приехал просить моей руки.
Неожиданно для себя я приняла его предложение.
Мы начинали жить в крошечной пятиметровой комнатке. Там помещалась только кровать и шкафчик.
В театр Сатиры пришел молодой актер, Андрей Миронов. Который безумно понравился тогдашнему худруку театра Валентину Николаевичу Плучеку.
Так случился замечательный спектакль "Женитьба Фигаро", где Андрюша играл главную роль, а я играла графиню, и была счастлива от актерского ансамбля с ним. Костюмы шил Слава Зайцев.
До сих пор этот спектакль показывают по телевизору.
Однажды я увидела на доске приказов, что начинаются репетиции постановки "Вишневый сад". Читаю и глазам не верю: напротив роли Раневской написана фамилия Васильева. Сердце от радости выпрыгнуло из груди.
Еще раз внимательно перечитываю и понимаю, что это Татьяна Васильева. Спустя время Татьяна ушла в театр имени Маяковского. И я первый и последний раз в жизни иду просить за себя. Прихожу к Плучеку и говорю: "Валентин Николаевич, роль Раневской свободна. Эта роль - мечта всей моей жизни…"
И робко так завершаю: "Можно мне сыграть эту роль?.."
Он ответил, что каждая актриса мечтает об этой роли, поэтому моя просьба для него не удивительна. И отказал.
Но судьба! От нее не уйти. Через некоторое время я еду в поезде в Чебоксары, в вагоне чувствую на себе пристальный взгляд. Поднимаю глаза, а на меня смотрит женщина с умными глазами.
И неожиданно спрашивает: "А вы бы не хотели сыграть Раневскую?.." У меня слезы брызнули от этого вопроса.
Женщина с умными глазами оказалась Верой Ефремовой, главным режиссером Тверского драматического театра.
И у меня было десять лет настоящего счастья! Я все эти годы два раза в месяц ездила в Тверь, где играла свою любимую роль. Спектакль был чудный, поверьте. Средние спектакли по десять лет не идут… Труппа там была потрясающая, с редким актерским единством.
…А с Володей Ушаковым, "Ушечкой", как я его называла, мы прожили пятьдесят пять лет. Брак зарегистрировали только в день нашей "золотой свадьбы".
Володя сильно болел в последние годы своей жизни.
Однажды я вечером шла в нему в больницу, темно, март на дворе. Жуткий лед под ногами, еле-еле бреду… Неожиданно ко мне подходит молодая девушка и предлагает помочь донести тяжелую ношу.
Это была Даша Милославская, которая для меня сегодня самый родной человек. У меня нет своих детей, а Даша и ее семья стали для меня родными и бесконечно близкими людьми. Я счастливая и в этом моменте жизни.
Знаете, судьба мне подарила роскошные роли. Через которые можно выразить те чувства, которые часто бывают у женщины закрытыми от посторонних глаз.
То, что отзывается болью в актерском сердце, находит отклик в зрительских душах. И это для меня самое большое счастье. Все свои жизненные переживания я несла на подмостки. Это мой культ.
Именно театр дарил и еще, слава Богу, дарит мне самую большую радость в жизни.