АРХУМАС - одно из названий, которое в итоге и прижилось, Свободных государственных художественных мастерских в Казани. В них в 1918 году была преобразована знаменитая Казанская художественная школа (КХШ). В этой школе, открытой в 1895 году, преподавали выпускники Академии художеств. Каким образом в этом вполне академическом саду выросли бунтари-авангардисты, чьи объединения "Подсолнечник", "Всадник" вели диалог с футуристами и мюнхенским "Синим всадником", отдельная загадка. Списать все на влияние скандального выступления в Казани 1914 года троицы футуристов - Маяковского, Бурлюка, Каменского, вряд ли удастся.
Константин Чеботарев, к слову, это явление футуристов пропустил, поскольку лето 1914-го провел в Гурзуфе. Его пейзаж Гурзуфа с мечетью, легкий, воздушный, в духе символистов "Голубой розы", никак не предвещает автора чеканной "Марсельезы", которая станет центральной работой на первой (и единственной) выставке объединения "Подсолнечник" в мае 1918-го. Эти работы, которые можно увидеть на выставке "Следы", фиксируют не только повороты творческого пути, но и помогают представить диапазон поисков и личность "стопроцентного формалиста".
В целом персональная выставка Константина Чеботарева и Александры Платуновой, которых Ильдар Галеев метко назвал "казанскими Ларионовым и Гончаровой", выглядит местом встречи двух разных подходов к художественному наследию советского времени. Один был представлен проектами "неизвестного авангарда", в том числе из провинциальных музеев. Другой заявил о себе большой двухчастной выставкой "Модернизм без модернизма" в ММОМА, где советское искусство не сводилось ни к соцреализму, ни к авангарду, где в картинах 1920-1930-х обнаруживались и отзвуки символизма, и сюрреалистические мотивы.
Конечно, и Константина Чеботарева, и Александру Платунову не назовешь героями "неизвестного авангарда". Их работы появлялись и на выставках, в том числе и на выставках Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, посвященных АРХУМАСу и авангарду 1920-х. Но предыдущая их персональная выставка была в 1964 году. Нынешняя, собранная почти 60 лет спустя Галеев-Галереей, фактически открытие заново творчества двух замечательных художников.
Открытию способствуют не только раритеты из частных коллекций (например, сборники гравюр объединения "Всадник" начала 1920-х из собрания Сеславинского), но и находки сотрудников Омского художественного музея. В частности, речь идет о рисунках Чеботарева омского периода, когда курсант военного училища был мобилизован белыми и оказался в армии Колчака в 1919-1921 годах. Один из рисунков с круто накренившимся горизонтом, с кружком солнца, оказавшегося где-то сбоку, и залитым фиолетовым цветом мрачным пространством земли со скорченными фигурами то ли убитых, то ли раненых, то ли заснувших людей, заставляет вспомнить название спектакля Мейерхольда "Земля дыбом" и футуристическую книгу Алексея Крученых и Ольги Розановой "Война". Эта небольшая "Композиция с фигурами" оказывается лишь косвенным свидетельством того, что пережил Чеботарев за два года Гражданской войны. Во всяком случае в 1921-м он возвращается в Казань с манерой письма жесткой, тяготеющей к гротеску, экспрессионизму. Если сравнить его серию гравюр "Революция" с автопортретами 1917 года, где юный курсант больше похож на денди с портретов Добужинского и Серова, то очевидно, что исчез не только денди, но и отсылки к эстетике Бёрдлслея и мирискусников.
Единственный заработок, который остается у них после 1926 года, когда художники переберутся в Москву, - иллюстрации в советских журналах, эскизы росписей посуды. И в этом больше преуспеет Платунова. Весь набор востребованных тем: от дирижаблей и преодоления неграмотности до стрелковых кружков работниц - явится в ее рисунках на страницах "Красной Панорамы". Но самое сильное впечатление оставляет, конечно, ее "Азбука".
Тем поразительнее встретить ее раннюю серию 1917 года "Мои сны", где солнце сияет почти как у Ван Гога, где она иллюстрирует не лозунги избы-читальни, а сказку Чеботарева "Две любви поэта". Это солнце и сны в рисунках и живописи Платуновой перекликаются с картинами Чеботарева 1930-х годов, когда он в Москве пишет школьную мастерскую в Казани, двойной автопортрет с женой... Пространство в полотнах Чеботарева формируется не перспективой, а тем же ослепительным солнечным светом, превращающим пространство мастерской в сияющий мир, где исчезают, растворяются и бедность, и страх, и усталость.