Художник Эрик Булатов: Москва - это мой город
Вот уже 30 с лишним лет вы живете в Париже. Как я понимаю, вам здесь хорошо живется и работается. Вместе с тем часто бываете в России, Москве. Что они для вас?
Эрик Булатов: Москва - это мой город. Москва - это я, ну как можно не любить себя самого? Она остается внутри вас. Все мое воспитание, обучение, весь жизненный опыт связаны с Москвой. Париж мне, конечно, нравится. Но все-таки это не мой город, а вот Москва - мой.
Как-то вы сказали, что в Париже вы ощутили себя по-настоящему русским художником.
Эрик Булатов: Менталитет у меня иной, хотя много общего с европейским. Это и воспитание, и наше искусство, которое является частью европейского. Однако мой образ мышления, сознание все-таки отличаются, потому что взращены на русской культуре. И эта принадлежность к национальной культуре определяется не кровью, а именно воспитанием.
Сейчас на Западе, и Франция не исключение, предпринимаются попытки отменить русскую культуру. Так, в Центре Помпиду хранятся более 500 работ современных русских художников, переданных в дар меценатами, художниками, но все сейчас убраны в запасники. Как вам это?
Эрик Булатов: Конечно, безобразие. Меня это тоже коснулось. Две картины находились в постоянной экспозиции музея, но их взяли и как ни в чем не бывало отправили в запасник. Хотя эти работы были в свое время приобретены самим музеем. Более того, в стенах Центра Помпиду мне торжественно вручили французскую высокую награду - Орден искусств и литературы. Я считаю, что картины сняли совершенно несправедливо. Вообще это стремление вытолкнуть русское искусство, русскую культуру из Европы - очень скверная вещь. Правда, я абсолютно убежден, что она временная и, хочется верить, что скоро кончится.
Будем надеяться, хотя каких-то сдвигов пока невидно. Наоборот, недавно Еврокомиссия опубликовала рекомендации тамошним таможенникам конфисковать у россиян не только автомашины, но и они получили право конфисковать телефоны, предметы личной гигиены…
Эрик Булатов: Ну что сказать? Идиотизм какой-то… Должны понять, что тем самым себе наносят вред. Предстают в неприглядном свете.
Как к русской живописи в целом относятся на Западе? Я - не о Малевиче или Шагале, а о классическом русском искусстве. Несколько лет назад в Париже в Малом дворце, что рядом с Елисейскими Полями, прошла большая ретроспектива работ Ильи Репина. У публики она вызвала огромный интерес, но в СМИ - минимальное внимание.
Эрик Булатов: Это обычное дело. В Германии, Англии проходили выставки русского пейзажа XIX века, выставка портретов работы русских художников, и каждый раз они пользовались большим успехом у зрителей. И каждый раз получали или негативную критику в прессе, или просто замалчивались. Что на это скажешь? С музыкой так не получается. Попробуй запретить Чайковского, Мусоргского, Рахманинова. Мы с женой постоянно слушаем передачи местной радиостанции Classique. Так там больше половины репертуара - русская классическая музыка. Но вот в живописи того периода мы пока не утвердились, поэтому с ней тамошние искусствоведы обходятся без надлежащего уважения. Будем надеяться, что это произойдет в будущем. Я не говорю, что русское изобразительное искусство лучше прочих, но оно должно занять достойное место в европейском, одно из основных.
Оглядываясь на пройденный путь, что, как вы считаете, является наиболее важным в вашем творчестве?
Эрик Булатов: Главное - понимание мира и той жизни, которая выпала на мою долю. Что характерно именно для меня? Это пространственное мышление. Казалось, отвлеченное определение, но оно наполнено конкретным смыслом. Этому я учился у Владимира Андреевича Фаворского. Не в прямом смысле, потому что к тому времени он уже не преподавал. Просто к нему ходил домой, слушал. Вот он понимал значение именно пространственности. Конечно, и плоскость остается, но одно другого не отрицает. Как это объяснить? Я всегда привожу пример одной моей картины, которая, кстати говоря, стала популярной. Это "Слава КПСС". Фраза написана большими красными буквами по голубому небу с белыми облаками. Первое впечатление - небо и буквы слиты воедино и кажется, что слова как бы произносятся от имени неба. Однако если присмотреться, то увидите, между буквами и небом есть расстояние, некоторая дистанция, и у них у каждого своя жизнь. Более того, оказывается, что лозунг закрывает от нас небо, мешает нам видеть его. Вот это и есть пространственное мышление.
Какой смысл вы вкладываете в понятие "успех"? Далеко не все художники его добиваются, но это ведь не ваш случай.
Эрик Булатов: Знаете, я не придаю этому большого значения. Потому что понятие успеха - преходящее дело, как правило, связанное с рынком. А рынок - это очень опасная вещь для искусства. Он никак не является критерием качества, а значит, и успех не может быть, в конце концов, критерием качества. Я же все-таки надеюсь на какое-то качество моих работ.
Хотя для многих финансовый успех - важнейший горизонт, к которому они стремятся. Правда, немногим дано….
Эрик Булатов: Для меня главное - то, чем я занимаюсь. Делать то, что считаю нужным, и так, как я считаю нужным.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, как происходит рождение ваших картин? Что стоит в начале?
Эрик Булатов: Визуальный образ. Почему и как он возникает? Трудно сказать. Логичного объяснения вообще нет. Просто жизнь, в которую мы погружены, все время предлагает много разных и любопытных явлений, интересных ситуаций. И почему-то из всей этой массы впечатлений именно одно на вас производит очень сильное воздействие. Возникает подсознательно потребность выразить это в материале. Потом вы можете понять, что и почему. Правда, часто выясняется со временем, что сделал совсем другую работу. Однако главное - точность этого начального впечатления.
Ваши полотна масштабны. На первый взгляд, особенно у людей, которые не очень знакомы с вашим творчеством, может возникнуть ощущение, что вы используете современные средства, и к этому их подталкивает фотографическая точность рисунка. Хотя ваши главные инструменты - кисть и цветные карандаши…
Эрик Булатов: Мне как раз доставляет удовольствие понимать то, что я пользуюсь теми же средствами, что Фра Анджелико и Леонардо да Винчи в XV веке. Я вообще считаю, что искусство не должно порывать со своим прошлым. Не подражать, а быть с ним связанным. Как сказано у Мандельштама: "Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки, Ты своею кровью склеил двух столетий позвонки". Мое дело не разрывать, а соединять.
Что для вас Третьяковская галерея?
Эрик Булатов: С детства это был мой дом. Художественная школа, где учился, находилась в Лаврушинском переулке. Прямо напротив Третьяковки. Во время перемен мы бегали туда, и нас пускали. Каждый год проходили главные всесоюзные выставки. Мы все это видели и обсуждали. После смерти Сталина хлынула информация, запретная до тех пор. О том, что происходило в искусстве за пределами страны. Более того, наш собственный авангард совсем не знали. Со временем новое знание усвоили, и опять все стало на свои места. Третьяковка по-прежнему мое, можно сказать, родовое гнездо.
Вы связаны с Третьяковкой еще и работой "Картина и зрители"...
Эрик Булатов: Для меня очень важно, чтобы зритель был не посторонним наблюдателем того, что изображено на полотне, а непосредственным участником. Находился как бы внутри него. Довольно много лет я наблюдал людей перед прекрасной картиной Александра Иванова "Явление Христа народу", фотографировал их. И мне показалось, что картина как бы втягивает их в себя, и они становятся частью персонажей, уже изображенных художником. У Александра Иванова они отделены от нас, а я почувствовал необходимость их воссоединить. И здесь возникал вопрос о границе между реальностью и искусством. Я считаю, что она абсолютно незыблема, была, есть и будет. Вместе с тем искусство постоянно старается ее как бы отменить. На самом деле она не отменяется, а оказывается в другом месте. Получается любопытная вещь. С одной стороны, концептуальная задача относительно исчезновения этой границы, с другой, эта задача решается совершенно реалистическими средствами. И это для меня тоже очень важно.
Художник Борис Заборов как-то мне рассказал, что во Франции исчезает школа живописи. Так, в парижской высшей школе изящных искусств рисунок преподают четыре часа в неделю и только два семестра из десяти… Получается, что умение рисовать не так уж и важно, а главное - самовыражаться…
Эрик Булатов: Как они могут это делать, если не умеют рисовать? Знаете, в Америке этот вопрос решается вообще очень просто. Там убеждены, что живописец вообще не обязан уметь рисовать. Например, Джефф Кунс, самый высокооплачиваемый художник, никогда не брал в руки карандаш. Он организатор: некий коллектив людей выполняет то, что он им говорит. Во Франции все-таки это не совсем так. Мое глубочайшее убеждение состоит в том, что сначала надо научиться рисовать, ну а потом от этого можно отказываться при желании. Но отказываться от того, чего у тебя нет, это уже просто глупость.
Как вы относитесь к современным формам искусства - инсталляциям, видео, перформансам? И в связи с этим вопрос: есть ли будущее у картины?
Эрик Булатов: Для меня картина была, есть и остается основой, и я не вижу никаких других возможностей. Знаете, картину давным-давно уже объявляли умершей. Правда, в последние годы поменьше. Я не против новых форм. Пусть будет все. Ведь искусство может быть самым разнообразным. Необязательно классическая опера. Может быть и оперетта, и мюзикл. Только не надо претендовать на то, что это главное, а остальное следует просто отменить.
Какие выставки в этом году намечены здесь и в России?
Эрик Булатов: Недавно открылась выставка в Женеве. Это детские книжки - первые издания с моими иллюстрациями. Галерист собрал все книги первого издания. Больше ста. В Москве планируется большая выставка рисунков и иллюстраций для детских книжек в Мультимедиа Арт Музее Ольги Свибловой. В Нижнем Новгороде готовится выставка моей живописи - работ, которые находятся в России. Все это в ноябре.