Новые регионы остро нуждаются в ископаемом топливе

Многие предприятия угольной отрасли Донбасса оказались разрушены, но восстанавливать их надо, так как от этого во многом зависит экономика новых регионов. И. о. директора Донецкого научно-исследовательского угольного института Сергей Балов рассказал о перспективах добычи черного золота в ДНР.

Сергей Владимирович, что сегодня представляет собой угольная отрасль ДНР?

Сергей Балов: По нашим данным, сейчас в ДНР 15 государственных шахт, а также две частные. В 2015 году добыча на шахтах, которые подчинялись министерству угля и энергетики ДНР, составляла примерно 5,8 миллиона тонн в год. В 2022 году из-за обстрелов годовая добыча упала до трех миллионов тонн. Разумеется, так было не всегда. Нынешнее состояние отрасли плачевно. Достаточно вспомнить, что в 2010-х годах в Донецкой области было около 50 шахт, которые выдавали 20 миллионов тонн угля - более половины добычи страны. После 2014 года меньшая часть шахт досталась ДНР, а другая часть - Доброполье, Красноармейск, Селидово, Дзержинск - Украине. Это, кстати, относительно новые и модернизированные предприятия, да и условия добычи там были получше.

Каков потенциал тех, что контролируются нами? Можно ли говорить о росте добычи?

Сергей Балов: Главная проблема угольной промышленности ДНР заключается в кадрах. У нас прошла всеобщая мобилизация, поэтому много работников шахт было призвано в ряды Вооруженных сил. На шахтах зачастую отсутствуют проходчики и ГРОЗы (горнорабочие очистного забоя). 20 человек проходчиков в бригаде на всю шахту. Этого мало. Если не будет людей, не будет и добычи.

Еще одна проблема - отсутствие финансирования и задолженность по зарплате. В связи с этим отток кадров. Многие уехали из республики на заработки. В сами шахты придется еще вкладывать много средств. Вот, например, "Донецкий рудник" (Донецкая угольно-энергетическая компания). Запасов 96 миллионов тонн. Шахта рассчитана на добычу 1,2 миллиона угля в год. Фактически она затоплена, а поверхностный комплекс разрушен. Надо заново все строить.

Сколько шахт предстоит ликвидировать, а сколько еще можно восстановить?

Сергей Балов: Многие шахты разрушены, но давайте я приведу такой пример. 1943 год. Донбасс только что освободили от оккупации. Все разрушено, но стране нужен уголь, и к 1944 году отсюда уже пошел первый состав. По моему мнению, закрывать шахты, где имеются большие запасы угля или специфический уголь, который применяется в химии, медицине или военном деле, - это преступление. Шахты являются и градообразующими предприятиями. Горловка, Енакиево - это центр Донбасса. Там шахты закрыли, затопили, и люди оказались на улице. Воду откачать можно, конечно, но нужна государственная программа реструктуризации, шахтерам нужно жилье. Люди готовы работать. Дайте нам технику, дайте зарплату, и мы вернемся. Но сейчас шахтерские поселки разрушены, это города-призраки.

А как обстоит дело с обучением рабочим и инженерным специальностям в ДНР?

Сергей Балов: Училища, которые выпускали рабочих шахтных специальностей, закрыты. Техникумы перепрофилировались. Студенты институтов, которые готовили инженеров, сегодня без практики. Понимаю, что сложно, что идут боевые действия, но нельзя же сидеть сложа руки.

А как с разведанными запасами угля?

Сергей Балов: Трудовская - 77 миллионов тонн, Абакумова - 83 миллиона, Октябрьский рудник - 96, Бажаново - 80 и так далее. И это я называю только закрытые шахты. При годовой добыче примерно 1,2 миллиона их запасов хватит более чем на 100 лет.

Как в нынешних условиях работает ваш институт?

Сергей Балов: Мягко говоря, бывали времена и получше. У нас в институте работали до двух тысяч человек, сейчас несколько десятков. Уникальность института была в том, что он разрабатывал свои технологии, начиная от комплекса сооружений на поверхности и заканчивая подземным комплексом. Сегодня у нас осталось несколько лабораторий. Есть уникальный стенд - пресс, который моделирует различные условия в шахтах. С его помощью можно испытывать новые проходческие крепи и замки. На шахтах часто ведь применяют материалы, которые изготавливают сами. Также разрабатываем вентилятор-эжекторную установку. Довели ее до опытного образца, но встал вопрос финансирования. Есть лаборатория шахтного фонда, занимаемся аналитикой, которую представляем в министерство. Разрабатываем документы, которые определяют производственную мощность для шахт. Каждый год ее необходимо пересматривать по горно-геологическим и производственным показателям. Также участвуем в приведении шахт в нормативное состояние согласно российским законам.

Что нового планируете в ближайшее время?

Сергей Балов: У нас есть много идей. Например, как преодолеть нехватку воды. В свое время у нас была лаборатория экологии и наработки использования шахтных вод. Сейчас дал команду посмотреть, что у нас осталось на этот счет. Эти наработки сейчас очень актуальны. Считаю необходимым вернуть советскую практику, когда часть прибыли шахт направлялась на НИОКР. Это была небольшая доля, однако она позволяла их представителям с любым вопросом приехать в институт и получить рекомендацию. А институт мог проверять определенные технологии и внедрять их. Не секрет, что на многих шахтах у нас проблемы с оборудованием. Технический парк изношен, не хватает арочной крепи, приходится повторно использовать старую. Заводов-изготовителей не осталось, или они занимаются другим профилем. Это тоже проблема, которую предстоит решать на правительственном уровне.

А предприятия в соседних регионах, например, в Ростовской области, как-то взаимодействуют с предприятиями в Донбассе?

Сергей Балов: Они от нас далеко. Сюда ведь многие боятся ехать - обстрелы. Даже инвесторы, которые раньше приезжали ДНР, рассматривали только те шахты, которые находятся вне зоны боевых действий.

Угольная промышленность всегда развивалась не сама по себе. Важный вопрос - рынки сбыта. Куда теперь поставляется донбасский уголь?

Сергей Балов: Например, на металлургические предприятия. Но сейчас они практически не работают. Те же самые проблемы - от дефицита людей до нехватки финансов. Энергетический уголь идет на наши теплостанции. Это благо, что у нас остались две работающие. Так, шахта "Комсомолец Донбасса", крупнейшая в регионе, добывающая порядка 1,7 миллиона угля в год, работает именно на теплостанции.

А каковы в целом перспективы сбыта угля Донбасса? Если он энергетический, то нужен в основном для теплостанций, которые постепенно переходят на газ или другие виды топлива. В Ростовской области, например, Новочеркасскую ГРЭС постепенно выводят из эксплуатации. Есть ли вообще перспективы в такой ситуации?

Сергей Балов: Пока есть ТЭС, уголь все равно нужен. Перестройка энергетики - это задача десятилетий. Да и здесь будет важна диверсификация. Даже в европейских странах, где одно время было модно переходить на "зеленую" энергетику, шахты не уничтожали, а лишь консервировали. Уголь - это все-таки альтернативный вид топлива на многие годы вперед. Шахты должны оставаться, но в каком виде, определяет государство. Если мы отказываемся от угля, должна быть альтернатива, а ее пока не просматривается. Еще лет 50 мы от угля никуда не уйдем.

Встроены ли сегодня шахты Донбасса в экономику России? Ведь здесь уже есть свои поставщики угля.

Сергей Балов: Наш основной рынок сбыта - сама ДНР. Но если конечная стоимость угля где-то окажется ниже, то это уже чистая экономика. Ведь в той же Ростовской области многие шахты закрылись, а шахты Кузбасса находятся за тысячи километров. При этом потребность новых регионов в угле тоже велика. Если мы хотим восстанавливать промышленный Донбасс - энергетику, машиностроение, металлургию, наличие здесь угольных шахт - важное условие. Была бы программа развития.