Фильм "Первый день моей жизни" Паоло Дженовезе - в российском прокате
Последующие ленты Дженовезе - метафоричное размышление о вечном "Место встречи" (тут автор фильма-рекордсмена сам обратился к чужому материалу, сняв ремейк американского сериала "Столик в углу") и довольно типичная по форме мелодрама "Супергерои". Они тоже оперировали понятными каждому проблемами и чувствами, предлагая в который раз задаваться вопросами о цене и природе счастья, о границах дозволенного, о неумолимости времени, о невозможности до конца понять другого, даже самого близкого - в общем, о самых обыденных и в то же время неотвратимо важных вещах.
Успех налицо - и вот уже следующий фильм - "Первый день моей жизни" - режиссёр затеял было как первый зарубежный проект, съёмки планировалось провести в Нью-Йорке. Но помешала пандемия, и пришлось довольствоваться Римом. Что, впрочем, кажется, нисколько картине не навредило - из ночного, холодного Вечного города получилось не менее убедительное чистилище - неуютное, чуждое обычному человеку пространство. А это Дженовезе и было нужно.
Паоло вновь прибег к притчевой форме, но теперь уже с собственной историей - в основу сценария лёг его же собственный одноимённый роман. Оригинальным сюжет, однако, назвать трудно - на ум при знакомстве с синопсисом приходит голливудская классика Фрэнка Капры "Эта замечательная жизнь" 1947 года (в свою очередь ставшая экранизацией рассказа Филипа Ван Дорен Стерна "Величайший подарок" 1943-го) и многократно адаптированная для экранов (в последний раз - в прошлом году) диккенсовская "Рождественская песнь в прозе". Лента Капры всё же - в первую очередь.
По сюжету четверо римских самоубийц оказываются в неком аналоге лимба, где их встречает загадочный незнакомец без имени, зато с печальными и добрыми глазами (звезда картин Паоло Соррентино Тони Сервилло). Он предлагает несчастным подумать над своим поведением, переосмыслить принятое решение и прийти к выводу, что оно было до безобразия опрометчивым. На это самозваный посмертный ангел-хранитель даёт семь дней, в течение которых он будет деятельно склонять подопечных к переигровке.
Приёмы для этого он использует незамысловатые и предсказуемые: проводит суицидникам экскурсии по их похоронам и поминкам, показывает соблазнительные кусочки из возможного будущего, в конце концов - проникновенно беседует по душам. Эдакий коллективный психотерапевт в группе особо проблемных пациентов, уже свершивших роковой шаг.
Облегчает задачу врачевателю заблудших душ сам Дженовезе, решительно отвергающий любые правила игры и позволяющий себе и герою Сервилло легко жонглировать условностями. Здесь тебя живые горожане не видят, а здесь - уже ведут с тобой игривую беседу и приглашают на свидание. Есть и пить застрявшим между мирами полупризракам нельзя, но разок, если очень хочется, - можно. Особенно если это способствует возрождению интереса к жизни. Ну и так далее.
Словом, как это всё устроено, автора совершенно не интересует - на то и притча. Куда сильнее он, как и обычно, увлечён человеческими страстями и бесами, разрывающими человеческую душу. К каждому из четвёрки подыскивается "индивидуальный подход", чтобы докопаться до истинной причины неудовлетворённости жизнью. Кто-то предпочитает объяснять её физическими страданиями, прикрывая таким образом комплексы от неудач в карьере и любви. Кто-то в критических неладах с родителями. Кто-то не в силах пережить смерть важного человека. В общем, довольно заурядные трагедии, только с несоразмерно и потому неоправданно скорбным финалом.
Особняком стоит случай героя Валерио Мастандреа (актёр-любимец Дженовезе). Он - мотивационный тренер, зарабатывавший духоподъёмной болтовнёй в залах, полных таких же отчаявшихся неудачников. И так как сам он в неё давным-давно не верит - если вообще когда-нибудь верил, даже продвинутые приёмчики мистического доброжелателя на него должного эффекта не производят. Этот опустошающий экзистенциальный кризис, наименее на фоне остальных обусловленный какими-то внешними причинами, оказывается самой трудной задачкой для безымянного спасителя. Так что тот воспринимает его как личный вызов.
Увы, и сам Дженовезе иных способов донести свою благородную жизнеутверждающую идею, по большому счёту, не обнаруживает, за что его вполне справедливо - и не в первый раз - обвиняют в поверхностности и излишней сентиментальности. Что в глазах других зрителей выглядит похвальными легкостью и изяществом при изучении непростых и болезненных тем - благодаря отсутствию дидактизма с одной стороны и чрезмерной склонности к розовому оптимизму - с другой. Так что своего зрителя лента найдёт.