Федор Панфилов: Выставка в Музее Московского Кремля сделана не в жанре "Скандалы, интриги, расследования…"

Выставка "Легенды Кремля: Русский романтизм и Оружейная палата", которую открыли Музеи Московского Кремля, предлагает путешествие в эпоху, когда история читалась как роман, Оружейная палата стала музеем, а русская история была открыта Карамзиным, как Америка - Колумбом.

О том, как легенда и предания открывают многослойность истории, рассказывает куратор выставки Федор Панфилов.

Вы вдохновлялись проектом "Мечты о свободе. Романтизм в Германии и России" в Третьяковской галерее?

Федор Панфилов: Нет. Мы хотели обратиться к традиции династических собраний, вокруг вещей которых больше всего легенд. А потом решили посмотреть, как становление национальных музеев связано с развитием национального самосознания. Поэтому в центре внимания - Оружейная палата, которая в 1806 году получает статус музея. До указа Александра I она была закрытым царским древлехранилищем. Рассказ о древностях Оружейной палаты приводит к разговору об эпохе романтизма. Мне кажется, что нынешнее время очень напоминает начало XIX века. Прежде всего потребностью обратиться к прошлому, осознать свою идентичность.

Поэтому один зал посвящен романтизму начала ХIX века?

Федор Панфилов: Да. Он помогает понять, почему вдруг возникает такой колоссальный интерес к истории Отечества и к Средневековью, которое не пользовалось популярностью у мыслителей эпохи Просвещения. Здесь же мы рассказываем о людях, которые, с одной стороны, немало сделали для изучения собрания Оружейной палаты, а с другой - создали легенды о вещах, которые там хранятся. Второй зал рассказывает о сложной биографии самых известных вещей из Оружейной палаты.

Главными мифотворцами были историки?

Федор Панфилов: Они были не одиноки. Но среди тех историков, кому Оружейная палата обязана легендами, - Алексей Федорович Малиновский. Он руководил "архивными юношами". Служил в московском архиве Коллегии иностранных дел. Малиновский был серьезным ученым своего времени. В 1806 году издает первую книгу, где дает описание вещей из Оружейной палаты и гравюры с их изображением. Впервые изображение встречается с описанием. И в описаниях этих огромное количество легенд.

Фото: Сергей Куксин/ РГ

Откуда они взялись?

Федор Панфилов: Какие-то бытовали ранее. Некоторые Малиновский, похоже, сам придумывает. Как правило, уже в то время занудные профессора Московского университета указывали автору на противоречия, нестыковки разного рода.

Но бывало и по-другому, как в истории "государственного щита". Красный шит, обтянутый бархатом, с драгоценными накладками, хранился в конце XVIII века в шкафу вместе с государственными регалиями. А сделан был, видимо, веком ранее. Малиновский заявил, что это щит киевского князя Мстислава Великого, то есть XII века, и что он издревле использовался при венчаниях на царство и коронациях. Правда, доказательств не предлагал. Но щит стал фигурировать в описях как "государственный щит". В итоге его выдают вместе с другими регалиями на погребение императоров в XIX веке. Какие-то запоны с него потерялись при похоронах Александра III. Потом этот щит изображен в основании яйца Фаберже "Трехсотлетие дома Романовых".

Выставка сделана точно не в жанре "Скандалы, интриги, расследования…". Подлинные вещи с невероятной историей

Откуда берется потребность в легендах?

Федор Панфилов: Древнейшие легенды и в России, и в Европе связаны с царскими регалиями. Мы показываем комплекс Мономаховых даров - регалий, которые, по преданию, были привезены из Византии.

Возникновение этой легенды тесно связано с дипломатическими отношениями с западными соседями. Например, Речи Посполитой нужно было доказать, что московский государь связан с очень древней императорской традицией. Так появляются отсылки к Октавиану Августу или рассказ о даре регалий из Византии.

Фото: Сергей Куксин/ РГ

К началу XVI века объединяются две основные легенды. Одна cообщала, что родственник Рюрика - Прус, и через него Рюрик оказывался потомком императора Октавиана Августа. А по другой легенде великому князю Киевскому Владимиру Мономаху привозят символы власти: шапку, цепь, крест - из Византии... К концу XVIII века оформляется версия, по которой Мономаховы дары были привезены от Алексея Комнина из Византии митрополитом Эфесским Неофитом. Эта версия присутствует в описи Оружейной палаты XVIII века - как пометка на полях. Потом в примечаниях Миллера к "Истории..." Татищева говорится, что и "до днесь скипетр из числа этих регалий сохраняется в Москве в Оружейной палате".

Почему легенды выходят за пределы пометок на полях...

Федор Панфилов: Европа в начале XIX века охвачена войнами. Идеи свободы, равенства, братства, которые наполеоновская армия несет на своих штыках окружающим странам, не встречают восторга. Напротив, попытки Наполеона объединить под своей властью всю Европу приводят к тому, что всюду начинается увлечение Средневековьем. Временем, когда рождались королевства в Европе. Происходит рождение национальной идеи.

Никто не рассматривал романтические сюжеты как фальсификацию истории?

Федор Панфилов: Такого понятия тогда, мне кажется, не было. Для них это было мечтательное восприятие истории. Все европейские правители начала XIX века были окружены с детства рыцарскими романами - новыми сказками эпохи романтизма. Супруга Николая I в девичестве была прусской принцессой Шарлоттой. Ее любимой книгой был роман Фридриха де ла Мотт Фуке "Волшебное кольцо". Дома ее называли по имени одного из его персонажей Бланшфлур, то есть Белый цветок. А страстью ее мужа было оружие. Николай I стал первым крупным коллекционером западноевропейских рыцарских доспехов. Его интересовало и древнерусское вооружение. На деньги императора издается под редакцией Висковатова история русского вооружения, с древних времен. Открывается новое здание Оружейной палаты.

Фото: Сергей Куксин/ РГ

В чем идея археологии легенд?

Федор Панфилов: Наша выставка сделана точно не в жанре "Скандалы, интриги, расследования...". Мы показываем подлинные вещи с потрясающей историей. Легенды вокруг этих вещей становятся частью их жизни в новейшее время. Это хороший способ почувствовать многослойность истории.