Обозреватель "РГ" поделился воспоминаниями о встрече с Борисом Екимовым в канун 85-летия писателя

Открытием Бориса Екимова, как и многих других прекрасных писателей, я обязан маме. Однажды она написала мне в армию, чтобы я обязательно разыскал в толстых журналах очерки и рассказы Екимова.

А вскоре мне выпало счастье познакомиться с Борисом Петровичем в Волгограде. Потом были встречи в Москве, в Переделкино, в Ясной Поляне... Одна встреча была особенно замечательной. О ней и расскажу.

Стоял июль 2010-го. Мы спасались от жары в домике на окраине городка Кимры, что на Верхней Волге. Но и там я маялся от нещадного пекла. По несколько раз в день уходил на задворки нашего маленького сада и там опрокидывал на себя таз с водой. Ненадолго легчало.

И вот в один из дней, окатившись водой, я услышал: "Эй, хозяева! Есть кто живой?.."

Я выбрался из кустов и увидел на дорожке худощавого человека, загорелого тем крепким несмываемым загаром, который встречается у рыбаков, паромщиков и пастухов.

Человек весело смотрел на меня сквозь большие очки, и после секундного замешательства я признал Бориса Петровича Екимова.

- Смородина-то поспела. Пора собирать! - заметил Борис Петрович и продолжил свою любимую тему плодов земных: "А где ваши тыквы?.."

Екимов говорил так, будто живет вон за тем штакетником и часто заглядывает к нам по-соседски. А на самом-то деле Борис Петрович живет в Калаче-на-Дону, за тыщу километров.

Калач для нас давно уже вроде астафьевской Овсянки или шукшинских Сросток. Genio loci, место гения.

Тем временем гений, протягивая мне коробку с вафельным тортом "Причуда", поинтересовался: "А где хозяйка?.."

Наш домик переполошился. Гостя усадили за деревянным столом под старой кривой яблоней. На столе вслед за "Причудой" появился чай и красная смородина - только с куста.

Борис Петрович рассказал, как приехал из Калача в столицу проведать родню, а у родни дача в деревне неподалеку от Кимр. Адрес наш летний Екимов знал из моих писем. Вот и отправился поутру в пеший поход, прихватив из сельпо "Причуду". К полудню был на месте. Звонка не нашел, постучал, побрякал - ответа не дождался, толкнул калитку...

Пока собирали чай, Борис Петрович положил на стол руки, сцепив пальцы узлом. Разговор был скачущий: с крыжовника на толстые журналы, с журналов на политику, с политики - на красных волков. Водятся такие волки на Кавказе, а сейчас на них можно и в донских степях нарваться.

Не прошло и часа, как Борис Петрович поспешил откланяться: "Хватит, обсмотрелся... хорошо у вас... да пора и честь знать..."

Мы с женой и дочками хором отговаривали: самое пекло, солнце в зените, отдохните в теньке, поберегите сердце..

Но - куда там.

Приговаривая "спасибо... спасибо..." и при этом как-то уютно, по-екимовски, хмыкая (видно, чему-то про себя удивляясь), он пошел мимо грядок и кустов к калитке. Я вызвался проводить его до автобусной остановки. "Никакого автобуса не надо, не волнуйтесь. Ноги свое дело знают, привычные..."

"Ну, будьте..." - пожал мне руку. Я решился коротко обнять его.

Он уходил по пустой, плывущей в знойном мареве, деревенской улице, а я, не знаю отчего, вдруг подумал о том, что главное и в душе и книгах Бориса Екимова - нежность. Суровая, мужская, всех и вся сберегающая нежность.

Нынешним летом попалась мне на глаза коробка из-под той самой "Причуды". Открыл, а там фантики - младшая дочка собирала. Хоть и не значат эти разноцветные бумажки ничего, кроме досадного промелька лет, а ведь не выбросишь.

Неслучайные строки

Лучше шагать и шагать помаленьку...

...А вообще места тут славные, тихие: Картули, Акимов, Старая Сокаревка.

К станице Трехостровянской подошли в темноте. По высокому берегу дома светят желтыми окошками. Через Дон со стороны берега лугового кричат:

- Перевоз! Перевоз!

Дремлет уже паром, не отвечает.

Наш караван движется медленно, сбавляя и сбавляя ход. Буксир прогудел, прожектором пошарил впереди. На воде людно: лодки плывут, девичий смех звенит, белые платья, рубашки.

Сначала я удивился, потом вспомнил здешний обычай. Нынче выпускной бал у десятиклассников. В городах молодежь веселится на площадях. В Калаче приходят на берег Дона. В других наших местах - на Бузулук, на Хопер или на Медведицу... Здесь, в станице Трехостровянской, на лодках катаются.

Летняя ночь. Темные лодки. Белые платья и рубашки плывут по темной воде, словно белые цветы. Девичий смех в придонском займище отзывается и глохнет, а по реке катится далеко-далеко.

Вот уж прошли станицу, а слышен говор и смех.

- Перевоз! Перевоз!! - доносится теперь уже снизу. Зовет не дозовется. - Перевоз!..

* * *

...Всякий раз, когда покидаю хутор, появляется мысль: "Не навсегда ли?" Нынче тем более. Товарищ мой проводил меня к берегу, попрощались. Я спустился на лед, и тут же разлучила нас тихая густая пелена снегопада.

- А волков не боишься? - глухо донесся голос от берега.

Лишь хохотнул я в ответ. Чего нам теперь бояться, в семьдесят лет? Лишь неизбежного расставания с близкими и с этой землей. Но об этом думать - дело пустое, лишь душу травить. Лучше шагать и шагать помаленьку, стариковским, неторопким ходом.

(Из рассказов "По Дону" и "Пеший поход")

Строки судьбы

Борис Петрович Екимов родился 19 ноября 1938 года в Игарке. С семи лет живет в Калаче-на-Дону. После школы отслужил в армии. Работал электромонтером, токарем, слесарем, наладчиком, строителем, учителем труда в сельской школе. Окончил Высшие литературные курсы. Автор повестей "Пастушья звезда", "Наш старый дом", "Предполагаем жить", "Пиночет" и романа "Осень в Задонье". Составитель сборника "Песни донских казаков". Лауреат Государственной премии РФ (1998) и многих литературных премий.

Прямая речь

Сегодня русская литература продолжает свои труды, тем более необходимые, когда на бедные головы, в людские души телевидение, кино, печать обрушивают потоки грязи, крови, корыстной лжи, за тридцать сребреников продавая совесть.

...И горестно слышать, когда, не по годам умудренные жизнью, спрашивают дети: "Господи, почему цветы у тебя получились лучше, чем люди?"

Отвечать приходится нам, повторяя и повторяя: не поддайтесь обману ли, соблазну. Вам дано главное - жизнь человеческая. Короткая - в птичий посвист. Но в ней можно уместить бесконечное: счастливые дни, минуты, мгновения. Тихое цветение деревьев и трав. Бесшумный полет стрекозы, бабочки, милой ласточки-хлопотуньи...Сияние детских глаз, к тебе обращенных. Тепло милых рук. Высокое небо в чистой голубизне или холодном звездном горении. Мир земной во всей его полноте. Разве этого мало?

(Из речи при получении Литературной премии Александра Солженицына, 2008)

Пишите Дмитрию Шеварову: [e-mail]