Музей русского импрессионизма приглашает стать Шерлоком Холмсом на выставке "Автор неизвестен"
Для музея новая выставка стала, с одной стороны, продолжением проектов Андрея Сарабьянова "Неизвестный авангард", "Авангард: На телеге в XXI век" и более раннего проекта Московского центра искусств "Неопознанный художественный объект". Тогда, в 2003 году, в Центр искусств на Неглинной привезли работы неизвестных художников, авангардистов, из региональных музеев, чтобы попытаться помочь музеям с атрибуцией. В фокусе внимания кураторов нынешнего проекта - тоже работы конца XIX - начала ХХ века из региональных музеев и частных собраний. Большая часть отмечена лаконичным "н.х". А поскольку многие работы взяты из музейных запасников, то большинство картин и рисунков, прибывшие из 30 музеев и архивов, впервые встречаются со зрителем.
Правда, если учесть, что обычный посетитель перед картиной в музее задерживается в среднем на 17 секунд, шансы на удачную встречу "неизвестного художника" со зрителем стремятся к нулю. А если "неизвестным" окажется, скажем, Роберт Фальк? Или, допустим, Алексей Явленский? Или Маргарита Сабашникова? Но как их распознать под ником "н.х."? И тут музей вступает в игру, предлагая зрителю стать экспертом. В качестве набора инструментов - представления о свете в физике и живописи, знание о том, как работают с линией и пятном, фактурой и движением художники авангарда, как выстраивают композицию. Экспозиция обустроена, как лаборатория знатока: не сюжет, не школы, не имена, не хронология тут положены в основу, а формальные категории света и цвета, композиции, линии и пятна, движения и т.д. Анализ формы, композиции, фактуры - словом, инструменты формального метода предстают той "волшебной палочкой", с помощью которой картина и рисунок могут обрести имя автора.
Это желание "замедлить" пробег зрителя по музейным залам, затормозить его скользящий взгляд отсылает не только к образовательным проектам, но и к выставкам, норовящим вернуть музею атмосферу волшебной пещеры Алладина. В конце концов знаменитое требование Дягилева "Удивите меня!" годится не только для театральной сцены. В этом смысле новый проект Музея русского импрессионизма рифмуется и с "Игрой с шедеврами…" в Еврейском музее и центре толерантности, и с выставкой "Бывают странные сближенья…" в ГМИИ им. А.С.Пушкина, и с инклюзивными проектами в ММОМА и Третьяковской галереи…
И прежде всего остановиться помогает качественный отбор работ. К примеру, трудно не задержаться, увидев резкий, экспрессионистский портрет Валерия Брюсова из Литературного музея. О нем известно только то, что он был куплен на Сухаревском рынке в 1918 году адвокатом и библиофилом Сергеем Кара-Мурзой. Портрет на грани гротеска оглушает яркостью и контрастами цвета, резкой грубой лепкой лица и рук, трагическим выражением огромных "азиатских" очей поэта. Из музея Пушкинского дома в Петербурге - небольшой портрет Константина Константиновича Фофанова. Острый профиль поэта вписан в квадрат холста без зазора, словно итальянский ренессансный профиль в медаль. Плотно сжатый рот, взгляд голубых глаз, устремленный вперед, копна темно-русых, почти каштановых волос. Никаких деталей быта. Тем более - символических деталей. Но этот лаконичный портрет оставляет ощущение человека, стоящего вне времени, принадлежащего вечности. Для смертного это почти приговор. Портрет написан в самом начале 1920-х, задолго до первого ареста поэта-эгофутуриста в 1930 году по делу об "антисоветской группировке среди части богемствующих писателей города Ленинграда". Тем более - задолго до смерти Фофанова в 1940-м в Омске после второй ссылки. Но кажется, что тень будущего уже видна в этом портрете. В Пушкинский дом работа эта попала вместе с архивом поэта и литературоведа Владимира Смиренского, друга Фофанова по поэтическому цеху.
Страшный по напряжению, выстроенный, как эпическая фреска, рисунок тушью "Голод" сделан в 1921-м, судя по надписи на обороте. Но кто стоит за инициалами "М.Д.", непонятно. Городская сценка торговли с рук превращается тут в остановленный кадр, где в центре - крупный план "обрезанного" снизу худого лица мужчины в кепке, кусающего кусок хлеба. Очевидно, он купил его только что - у женщин, что за его спиной. Его глаза вроде бы смотрят прямо на зрителя, но он не видит никого. Он переживает момент острого счастья - еды, хлеба, мгновения насыщения. Отвернувшиеся от нас женщины стоят за ним - фигуры не столько равнодушной судьбы, сколько ледяной застылости горя. И лишь потом замечаешь сбоку, входящий в "кадр" полудетский профиль девочки в платочке, которая смотрит на тот самый исчезающий кусок хлеба. И портреты, и композиция, и контрасты первого плана и дальнего, где на углу видна крохотная фигура с мешком на спине, выдают руку профессионала. Был ли это ученик Билибина и Петрова-Водкина Николай Дормидонтов, как предполагает владелец рисунка, пока неясно.
Иногда картины все же выдают свои тайны. И истории открытия авторства словно детектив с хэппи-эндом. Счастливый финал тут не отделим от исследований музейщиков и архивистов. Благодаря им среди "незнакомцев", которые теперь могут представлять свои работы сами, оказались Роберт Фальк и Иван Клюн, Ольга Розанова и Николай Милиоти, Анна Зельманова, Борис Пестинский и Алексей Явленский… И каждая история не похожа на другую.
Скажем, автопортрет Маргариты Сабашниковой, первой жены Максимилиана Волошина, ученицы Репина, Бакста, Добужинского, увлеченной антропософией, как и Андрей Белый, соратницы Рудольфа Штайнера, участвовавшей в строительстве Гётеанума в Дорнахе во время Первой мировой, считался до 1988 года портретом неизвестной. Автором числился некий М.В.Сабашников (да, буква "а" просто стерлась или потерялась, как в детской загадке). Картина лежала в запасниках Пензенской картинной галереи как минимум с 1927 года. Ну а 60 лет спустя, в 1988 году в Пензенскую галерею приехали на конференцию музейщики со всей страны. И сотрудница Астраханской картинной галереи сделала доклад об одной картине Сабашниковой, упомянув об исчезнувшем ее автопортрете, оставшемся только на фото. Музейщики из Пензы попросили фото - взглянуть - и признали на нем ту самую неизвестную, которую написал некий Сабашников. Букву "а" вернули на место, автор оказался дамой, к тому же знаменитой поэтессой и художницей, а картина - ее автопортретом 1905 года.